Катер и правда не замедлил ход, но из мотора показалась струйка черного дыма. Через пару секунд он уже повалил клубами. Полыхнуло пламя.
Катер дернулся в сторону, завилял.
У Самсонова зазвонил мобильник.
— Да? — выдохнул он, прижав его к уху.
— Человек взял в руку бутылку, — проговорил Тарасов. — Похоже, собирается ее бросить.
— Он боится, что не справится с управлением, — понял Самсонов. — Постарается попасть ею в опору.
И действительно, Козерог направил катер прямо к одной из бетонных тумб, поддерживающих мост. Его отделяли от нее какие-нибудь сто метров. Самсонов замер в ожидании. Он наблюдал за тем, как белый катер, вихляя, пытается вписаться в поворот, делая максимально приближенную к опоре дугу. Человек выпрямился, отвел одну руку назад — видимо, замахиваясь бутылкой. Это было видно даже без бинокля. Другой рукой он старался удержать штурвал. Самсонов впился пальцами в колени, буквально прильнув лицом к стеклу.
Тем временем первые полицейские машины уже выезжали на мост. Дремин бросил нетерпеливый взгляд вправо.
— Ну, что там? — спросил он. Было ясно, что катер вот-вот либо промчится мимо опоры, либо врежется в нее на полном ходу.
Самсонов не слышал вопроса. Он полностью сосредоточился на движении катера.
Вот человек, подобно пружине, подался вперед, выбрасывая руку. Бутылку было с такого расстояния не видно.
Секунда, две, три — и вот катер, оставляя шлейф дыма и огня, резко вильнул вправо, подскочил на волне, оторвался от воды и, словно с трамплина, влетел прямо в опору. Белые обломки брызнули во все стороны — как будто кто-то с размаху разбил фарфоровую чашку. Катер буквально исчез. Пламя взметнулось на фоне дыма и вместе с мотором упало в Неву.
Самсонов издал протяжный вздох. Дремин свернул на мост.
— Вперед! — скомандовал Самсонов, чувствуя, что он сбрасывает скорость. — Быстрее!
— Зачем? — не понял Дремин, но газу поддал.
— Обгоняй!
Через пару секунд они оказались над опорой, в которую врезался катер. Дым уже поднялся над перилами.
— Стой!
Самсонов выскочил из машины, едва она затормозила. Скинув обувь, он перемахнул через ограду и ласточкой полетел в воду, надеясь, что удар о поверхность реки не убьет его. Было очень высоко, но в молодости он прыгал с вышек и даже получил кандидата в мастера спорта. Главное — не потерять сознание при вхождении в воду!
Удар был сильным и резким. Он едва не выбил из легких Самсонова весь воздух. Но полицейский быстро всплыл и огляделся. Если бы ему не показалось, что за миг до столкновения катера с опорой человеческая фигурка перемахнула через борт, ему бы и в голову не пришло сигануть в реку. Но он не может позволить Козерогу утонуть. Если есть шанс взять его живьем, он должен его использовать.
Несколькими сильными гребками Самсонов приблизился к месту аварии. Дым ел глаза, пробирался в легкие. От разлившегося по воде и пылающего топлива шел жар. Полицейский заметил голову Козерога над волнами в десятке метров слева. Кажется, тот был в сознании и держался на плаву. Самсонов направился к нему.
Мечев заметил его, только когда их разделяло не больше трех метров. На лице у него отразилось удивление, а затем рот скривила усмешка.
— Я ухожу в бездну! — выкрикнул он, пытаясь отплыть. — Кали ждет меня там, внизу! Было бы глупо умирать в этом дурацком катере, но сидеть в тюрьме я не собираюсь. — Он говорил отрывисто, судорожно глотая воздух.
Самсонов понял, что сможет добраться до него без особых усилий. Он не собирался вступать в дискуссию. Кажется, Козерог тоже осознал, что полицейский вот-вот окажется совсем рядом. Он поднял руки и начал погружаться.
Самсонов сделал рывок и успел схватить его под водой за одежду. Потянул вверх и легко извлек Мечева на поверхность: река будто сама вытолкнула его. Козерог со свистом вдохнул и уставился на полицейского. Затем сделал едва уловимое движение, но вырваться не попытался.
Самсонов потянул его за собой. Он собирался вытащить явно обессилевшего Козерога на берег — туда, где набережная спускалась ступеньками к самой реке. Но в этот миг ребра справа обожгло. Самсонов дернулся, не понимая, что происходит. Мечев улыбнулся и вдруг отклонился назад, подтягивая ноги к животу. Это следователь понял, только когда ему в грудь ударили ботинки. Удар был смягчен сопротивлением воды, но добычу пришлось выпустить.
Освободившись, Козерог поднял руку из воды и продемонстрировал кривой нож. Вода вокруг Самсонова медленно окрашивалась красным, но полицейский не обращал на это внимания.
— Не приближайся! — хрипло предупредил Мечев, стараясь отплыть подальше.
Самсонов направился к нему. Он чувствовал, что рана неглубокая: вода замедлила движение Козерога, и удар оказался слабоват. Он только вспорол одежду и чиркнул по ребрам.
Полицейский перехватил руку Мечева, когда тот попытался снова ударить его ножом. Резко вывернул запястье, и лезвие упало в реку. Самсонов ударил противника коленом в живот и, когда тот выпустил из легких воздух, слегка притопил. Затем перехватил за шиворот и потащил за собой. На ступеньках набережной их уже ждали Дремин и спецназовцы. Кажется, еще маячили врачи — они всегда сопровождали полицию на такого рода операциях.
Самсонов потом плохо помнил, как добрался с тяжелой, сопротивляющейся из последних сил ношей до берега. Как их выволокли на гранит и обступили. Зато помнил, как спустя пару минут Дремин спрашивал врача, серьезно ли ранен Самсонов. Тот, накладывая повязку, ответил, что ничего страшного.
— Что с… ним? — проговорил, глядя на коллегу, Самсонов.
— Жив, — отозвался Дремин. — Никуда теперь не денется!
Самсонов расслабленно выдохнул. Мечев остался жив — это сейчас главное! Он не добился своего, не перешагнул рубеж, не слился с Кали! Полицейский не хотел, чтобы для Козерога все закончилось здесь и сейчас — чтобы он умер, думая, что преображается для новой жизни.
Он повернул голову и встретился взглядом с Мечевым. Глаза у архитектора были остекленевшие. Самсонову показалось, что они полны отчаяния. Он торжествующе улыбнулся своему врагу, и эта улыбка больше напоминала волчий оскал.
— Поднимайте! — скомандовал санитарам врач, занимавшийся Мечевым.
Те взялись за носилки, и Козерог пропал из виду.
И тогда у Самсонова из глаз потекли слезы. Это был нескончаемый поток. Они просто лились, словно где-то открылся кран, и вся боль понеслась наружу.
— Прощай, Марина! — прошептал Самсонов, запрокинув голову. — Прощай, сестричка! И прости, что так поздно!
Самсонов ехал в больницу к Горелову, когда на сотовый ему позвонил Башметов. Голос у начальника был дрожащий, но счастливый.
— Валерка! — Он сделал паузу. — Это я.
— Здравствуйте, Павел Петрович.
— Звоню, чтобы сказать тебе спасибо.
— Не за что, Павел…
— Есть за что! — перебил начальник. — Уж поверь!
Самсонов не стал спорить.
— Ты для меня теперь самый дорогой человек на свете! — продолжал Башметов. — Когда меня выпишут, я… не знаю, что с тобой сделаю!
— Мы все потрудились, — вставил Самсонов.
— Конечно, это я понимаю. Но и то, что вышел на Мечева ты, я тоже знаю. Предоставляю тебе отпуск. На две недели. Слышишь?
— Да, Павел Петрович.
За поворотом показалось многоэтажное серое здание больницы, обнесенное бетонным забором.
— Съезди куда-нибудь, постарайся отвлечься. Жизнь продолжается. В общем, отдохни, наберись сил.
— Хорошо, Павел Петрович. Выздоравливайте.
— Ну, до скорого. Вероника передает тебе привет. Она зайдет на днях в отделение, хочет тебе кое-что сказать лично, ты не против?
— Нет, конечно.
— Ну все, пока.
— До свидания.
Самсонов отключился и припарковал машину возле маленькой будки, через которую шастали все посетители больницы. Раньше тут сидела вахтерша, но потом охрану перенесли в здание.
Через пять минут, натянув на ботинки бахилы, Самсонов шагал по коридору, поскрипывая целлофаном о линолеум. Охраны возле палаты Горелова не было — тот шел на поправку, и через пару недель его обещали выписать. Его уже перевели из реанимации — операция прошла успешно, и опер сказал Самсонову по телефону, что чувствует себя только что сошедшим с конвейера завода по производству мягких игрушек.
Следователь остановился возле палаты, которую ему назвали в регистратуре, и постучал.
— Да-да. — Голос был знакомый и бодрый.
Самсонов вошел.
Горелов лежал, до середины груди укрытый одеялом.
— Привет! — сказал Самсонов, ставя пакет из гипермаркета на тумбочку. — Я тебе тут кое-что принес.
— Здорово! — Горелов протянул руку, следователь крепко ее пожал. — Спасибо, меня уже завалили. А мне есть почти нельзя, и пить тоже. Сначала вообще не давали, хорошо я в отключке валялся. — Опер усмехнулся. — Мне уже доложили, что вы взяли этого парня. — Он осторожно похлопал себя по животу.
Самсонов кивнул:
— Нику тоже нашли.
Горелов стал серьезен:
— Слышал про Карину. Прими соболезнования. Несмотря ни на что, — добавил он смущенно.
— Спасибо.
— Ты не виноват.
— Знаю. Все мне это говорят.
— Главное, чтобы ты сам это понимал.
— Я понимаю. — Самсонов старался говорить отстраненно, потому что не хотел, чтобы кто-то лез ему в душу. — Тимченко мне уже дважды звонил.
— А-а, Фридрих Николаевич, — понимающе протянул Горелов.
— Он записал меня на консультацию. На сегодня.
— Пойдешь?
— Не знаю, — честно признался Самсонов. Все слова, которые он слышал по поводу гибели Карины, проходили сквозь него. Потому что он знал: это груз, который ему придется нести на своих плечах до самой смерти. Вряд ли визит к психологу поможет.
— Сходи. Что ты теряешь?
— Да, в общем-то, ничего.
Горелов помолчал.
— Говорят, тебе тоже досталось, — проговорил он наконец. — Этот гад и тебя порезал?
Самсонов махнул рукой:
— Просто царапина. Всего один шов.