- Тут тридцать тысяч долларов, - прибавил он.
Глаза Элизеу вспыхнули от радости, и он чуть было не запрыгал как ребенок.
- И долг отдам, и еще останется! Я куплю машину, и… – Глаза у него сияли.
- И сядешь за новую работу, - закончил Марселу.
- А стоит ли? – энтузиазм Элизеу мигом потух. – Дело-то опасное. С долгами я расплачусь. Денег и так много.
- Денег никогда не бывает много, - назидательно произнес Марселу. – И дело-то пустяковое. Теперь ведь тебе нужно и со мной расплатиться.
- Но Жилвания… Она же такая любопытная и вечно во все нос сует, когда прибирается. Она просто помешана на чистоте.
- Я ее займу в Галерее, она там будет торчать с утра до ночи. Времени у тебя будет предостаточно. А почему же ты не спросишь, какой будешь создавать шедевр на этот раз?
- И какой же?
- Легендарный портрет Сары Бернар Ван Донгена.
Элизеу пожал плечами – ни то, ни другое имя ничего ему не говорило.
- Имя Сары Бернар гремело по всей Европе, это была необыкновенная драматическая актриса. В шестьдесят лет она умудрилась сыграть Гамлета. Представляешь?
Если бы Элизеу знал, кто такой Гамлет, разумеется, он был бы потрясен, но он этого не знал, и просто кивнул: да, мол, очень даже представляю.
- Может быть, тебе придется прочитать Шекспира. Это английский драматург, который написал трагедию под названием «Гамлет», - со вздохом проговорил Марселу, который очень ценил невинные души, но считал своим долгом как можно быстрее расправиться с этой невинностью. – Так вот, ходили слухи, что Ван Донген написал ее портрет. Но его так никто и не видел, не обнаружился он ни после смерти Сары Бернар, ни после смерти Ван Донгена. Представляешь, какая будет сенсация, когда он вдруг найдется?
Вот это уж Элизеу мог себе представить и невольно содрогнулся.
- Денег будет столько, что всю оставшуюся жизнь ты проживешь, катаясь как сыр в масле, - вкрадчиво прибавил Марселу.
«Я сделаю это в последний раз, и только ради Марсии», - подумал про себя Элизеу.
- Вот и хорошо, что ты согласен, - подхватил сеньор Барони, доставая из кейса небольшую папку. – Я тут прихватил фотографию Сары Бернар и репродукции Ван Донгена. Осваивай материал, стиль, входи в образ. Разумеется, никому ни слова, и чтобы к приходу Жилвании на мольберте стоял какой-нибудь натюрморт.
- Да, конечно, - кивнул Элизеу, а сам уже жадно вглядывался в бледное и совсем некрасивое женское лицо на фотографиях.
«Посмотрим, что он там нарисует?» - бурчал про себя Марселу, и ему это в самом деле было интересно.
Поэтому он и пришел на вечер Элеонор в прекраснейшем расположении духа.
Вслед за Элеонор к Барони подошла Режина, ей тоже хотелось кое-что сообщить ему.
- Рад тебя видеть, дорогая, - расплылся он в широкой улыбке и, обвив рукой за талию, увлек Режину к окну.
«Только любовь и ласка могут помочь моей девочке», - подумала Элеонор, с нежностью глядя им вслед.
- Бриллианты нашлись, - начала Режина. – Они лежал в гробу Клариси, но…
- Но что же? – задал вопрос Марселу, посматривая на нее с необыкновенным лукавством.
- Отец отдал их на экспертизу, - продолжила Режина.
- И они оказались фальшивыми, - закончил с веселым смехом Барони. – Граненные стекляшки, и ничего больше.
- Откуда вы знаете? – поразилась Режина, и ей опять стало не по себе. – Я сама узнала об этом буквально полчаса назад, причем по личному каналу. А вы…
- Я тоже узнаю обо всем по личным каналам, - очень серьезно сообщил Марселу.
- Я даже согласна признать Клариси сестрой, если она была способна так заморочить всем головы, - призналась Режина с внезапным уважением.
Марселу снова засмеялся.
- Поэтому я и прошу тебя найти бриллианты. Вы друг друга стоите. Одна спрятала, другая найдет. Так что продолжай их искать. Теперь я уже согласен на половину, так что половина будет твоя.
Голова у Режины пошла кругом – не много ли событий в один день – фальшивые бриллианты, смерть Ивана, и этот интригующий разговор с Барони…
Странное чувство близости к потустороннему миру возникло у Режины. Неужели возможно общение с ним? Неужели она может узнать, где находятся бриллианты?
О том, что Иван умер, Уалбер узнал во сне. Ему приснился сон про Ивана. Он видел кладбище, надгробную плиту и надпись: Иван Силва Коэлью. А потом и самого Ивана с бледным страдающим лицом. На виске у него была кровь. Он протягивал к Уалберу руки, пытался что-то сказать, но никак не мог ничего выговорить и от этого мучился еще больше.
Проснувшись, Уалбер подумал: Ивану грозит смертельная опасность! Ему необходимо помочь!
Но в следующую минуту уже знал с какой-то потусторонней непреложностью, что все уже свершилось, что ничего ему больше не грозит, а помочь может только горячая молитва, потому что мучается Иван не на земле, а в каком-то темном промежутке между небом и землей. Мучается из-за того, что видел всегда только одного себя, никого не любил и теперь остался совсем уж один и, не умея открыть свое сердце любви, не может увидеть и милосердного Господа…
Глава 5
О смерти Ивана Валдомиру сказала Марсия, и это известие, конечно, не оставило его равнодушным. Болезненно поразило Валдомиру и то, что он звонил ему, искал его, а тот уже шаг за шагом приближался к своей гибели. Бедная Мария-Антония! Он тут же собрался и поехал к дочери.
Дорогой невольно припоминал всю историю ее замужества. Как страстно она желала выйти замуж за этого холодного и честолюбивого человека. Как они с Элеонор были против, но потом согласились. Как дочь постоянно болела, мучилась, чувствовала себя несчастной… Теперь у нее будет ребенок, и свое счастье она обретет в нем.
К своему большому изумлению, первым, кого увидел Валдомиру в доме Марии-Антонии, был щеголеватый молодой человек. Мария-Антония в нарядном платье наводила красоту. Они собирались на самый престижный в этом сезоне показ мод.
Дверь в спальню была распахнута настежь, и смятая незастеленная постель недвусмысленно говорила, что и ночь Мария-Антония провела не одна.
«Ну что ж, молодой человек в постели, наверное, лучше, чем врач около нее», - меланхолично подумал Валдомиру и осведомился:
- Могу я узнать, на каком основании вы здесь находитесь, молодой человек?
- Моя фамилия Асфора, - живо представился тот, - я мог бы назвать миллион оснований, но назову только одно – мне безумно нравится ваша дочь. Она дала мне шанс приблизиться к ней, и я был бы последним идиотом, если бы пренебрег им!
- Он мне очень помог, папа! – крикнула из будуара Мария-Антония, она водила пуховкой по лицу и придирчиво рассматривала себя в зеркале.
Вчера с ней была истерика. Хохоча и рыдая она кромсала ножницами вещи Ивана, потом свалила их в гостиной и устроила ауто-дафе.
- Как пришел, так и уходи, - шептала она. – Здесь и духу твоего не должно остаться!
Асфору она от себя не отпустила, ей было страшно оставаться одной. А наутро она поняла, что ей очень хочется быть с ним вдвоем. Желание было обоюдным, они прекрасно провели первую половину дня, и столь же прекрасно собирались провести вторую.
- И на похороны я не пойду, - продолжала Мария-Антония из будуара. – Там не место беременным женщинам. Мне нужны положительные эмоции.
- А показ мод – это положительные эмоции? – уточнил Валдомиру.
- Конечно, - подтвердила появившаяся на пороге Мария-Антония, сияя особенной красотой беременных женщин – одухотворенной и женственной. – Между прочим, там будет выступать кузина Ивана. Она же не отменила показа из-за него. И правильно сделала. Попасть к Уинтеру в манекенщицы – большая удача. И я уверена, что вся ее семья придет на нее полюбоваться и поддержать ее. Там мы и обменяемся взаимными соболезнованиями.
Слов у Валдомиру больше не было, он молча поцеловал дочь и откланялся.
«Пусть живет как хочет, - думал он о дочери, сидя в своем кабинете, - вот только придется проследить, чтобы замуж не вышла за очередного проныру. Что бы там ни говорили, а родительский глаз определяет вернее, чего ждать от будущего».
- Мне пора заниматься делами моей семьи, - сказал он заглянувшей к нему Карлоте.
Она пришла к нему, узнав, что бриллианты оказались поддельными, чтобы как-то его поддержать Валдомиру. И была рада убедиться, что мысли его заняты совсем другим.
- А как ты собираешься это делать? – спросила она.
- Ты же знаешь, что у меня есть судебное решение о наследовании доли Клариси. Я снова законный совладелец «Мармореала» и возвращаюсь туда. Мне нужно просто проводить с ними всеми больше времени, тогда и порядка будет больше.
- Может быть, - согласилась Карлота. – Ты не очень огорчился? – все-таки не утерпела и спросила она.
- Ты о бриллиантах? – сразу понял ее Валдомиру. – Может быть, и расстроился бы, но тут произошло столько событий! Они покатились у меня из рук как горох, когда Алтаиру сказал, что это стекляшки. Понимаешь, за это время я совсем перестал на них рассчитывать. И честно сказать, не столько огорчился, сколько захотел узнать, куда же они все-таки подевались?
- А что говорит Лавиния? – прощупала почву по поводу соперницы Карлота. – Должна же она что-то говорить?
- Ничего, - пожал плечами Валдомиру, - думаю, что, если бы ей было что сказать, она бы давно уже сказала.
Лавиния же твердила одно: что будет со мной и моим ребенком? Я должна заработать нам на жизнь! Я должна обеспечить наше будущее!
Валдомиру не скрывал и от нее своего намерения заниматься делами своей семьи.
- Я в ужасе! – жаловалась Лавиния Матилди на кухне. – Мало того, что я терплю Карлоту, теперь он опять возьмет на себя всю семейку и что останется моему малышу?!
Каждый вечер, когда Валдомиру уходил наверх к Карлоте, Лавиния укладывала рядом с собой его халат, обливала его слезами и в слезах засыпала.
Как-то Валдомиру застал ее спящей с халатом в объятиях и посмеялся над ее страстью к халатам, вновь обидев до глубины души.