Рэйф сомневался, что купит эту кровать, но что-то в глазах Кэсс убеждало его, что следует пойти и посмотреть.
– Пойдем вместе. Я не отличу хорошую вещь от куска дряни.
Она заколебалась.
– Ну... хорошо. Тут рядом.
Он двигался следом за Кэсс по большому двухъярусному помещению. Внутри было душно, но жара не раздражала. Ничто не сравнится с огнем, который Кэсс зажгла внутри его. Он не отрываясь следил за ее ладной фигуркой, шагавшей по лестницам на верхний этаж.
Она остановилась перед открытой дверью и жестом пригласила его внутрь. Его взгляд сначала проскочил мимо кровати с балдахином, но затем немедленно вернулся к ней.
Рэйф обошел покрытую бархатом кровать. На передней и задней спинках действительно была ручная резьба. Рэйф погладил дерево. Да, тонкая работа, подумал он.
Тяжелый бархатный балдахин и шелковый полог выцвели от времени, но материал оставался прочным. Рэйф откинул полог и тихо присвистнул.
За тонким шелком скрывалась постель из сказки. Кэсс откинула покрывало:
– Посмотри на дизайн изголовья.
Он проверил ладонью мягкость матраса – рука провалилась как в облако. Кровать стояла на высоких ножках.
– Эта кровать создана для любви, – благоговейно произнес Рэйф. И перед его глазами возник образ Кэсс, лежащей на пуховых подушках и дожидающейся его.
Он представил атласные простыни, их прохладу по сравнению с жаром ее кожи. Он почувствовал мягкость ее волос, лежащих на его груди. Нежное тепло ее губ, касающихся его собственных.
Он представил белый прозрачный полог, окружающий их, словно теплый туман, и прячущий от всего мира. Эта кровать была бы их единственной связью с реальностью.
Рэйф представил Кэсс, лежащую на спине и приглашающую его к себе. Он не будет – не сможет – отказаться. Он опустит свое тело поверх ее – и тела подойдут друг другу с головокружительной точностью.
Ее голос манит его...
– Рэйф?
Голос спустил его на землю, и он повернулся к Кэсс. Напряжение его плоти мешало двигаться. Черт возьми, он уже приготовился заняться с ней любовью. В его мечтах не было сомнений. Никогда фантазия не казалась столь реальной.
– Я покупаю. Ты починишь ее для меня.
– Рэйф, эта кровать пойдет за огромные деньги. Это настоящий антиквариат. Ты представляешь, сколько она стоит?
Черт возьми, нет, но у него уже нет никаких здравых мыслей с того момента, когда он понял, что эта одинокая мать перевернула весь его мир.
– Я хочу эту кровать, Кэсс.
– Зачем? У тебя нет никакого антиквариата.
– Затем, что я представил нас в этой кровати. Полог скрывал меня от мира, пока я занимался с тобой любовью.
Она вспыхнула и опустила глаза.
- О!
– Вот именно. Так ты поможешь мне купить и починить эту кровать?
Кэсс кивнула. Игнорируя дрожь, охватившую ее от только что нарисованной Рэйфом картины, она сказала:
– Это действительно самая красивая вещь, какую я когда-нибудь видела.
Нет, не кровать, подумал Рэйф. Кэсс самая прекрасная. И она нужна ему.
– Вот дьявол!
– Рэйф, пожалуйста, не ругайся больше.
Он усмехнулся про себя и последовал за ней. День, когда он прекратит ругаться, будет его смертным часом. Черт возьми, он надеялся, что этот день никогда не наступит.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Кэсс что-то мурлыкала, когда Рэйф вошел в ее мастерскую. Она попросила его заняться с Энди на улице, чтобы она могла начать реставрацию кровати, купленной вчера на аукционе. Он был не против: малыш рос на глазах.
Рэйфу нравились умные вопросы мальчика. Энди знал, когда спрашивать, а когда лучше молчать. Этот урок Рэйф не выучил, пока был жив его отец. Рэйф твердил себе, что нельзя привязываться к мальчику, но иногда так легко забыть собственные предупреждения.
Кэсс, поджав ноги (он бы в такой позе и тридцати секунд не выдержал!), сидела на кровати и отчищала резьбу на спинке. Работа полностью поглотила ее, и Рэйф подумал, что она никогда не выглядела более милой. Он постоял у двери, боясь потревожить ее. Вот ее призвание, то, что она любит делать. Это видно в каждом движении ее рук, умело очищающих замысловатую резьбу.
Внезапное видение тех же пальчиков на своем теле едва не заставило Рэйфа громко застонать. Господи, его желание становится наваждением.
Ему лучше уйти. Убраться, пока все не стало намного сложнее. Черт возьми, ни одна женщина еще не захватывала его так сильно. Эта женщина и ее сын стали слишком важны для него, и он проклял собственную глупость, допустившую это.
Взгляд Рэйфа упал на ее ноги. Тонкие, но сильные. Ему хотелось почувствовать, как они обвиваются вокруг него. Каждый раз, когда он видит ее, одни и те же мысли. Он прочистил горло.
– Хочешь прерваться?
– Не хочу, – произнесла она с дразнящей улыбкой. – Я – как ты сказал позавчера? – прохлаждаюсь в тенечке, пока ты трудишься на жарком солнце.
Рэйф засмеялся и шагнул к ней. Забытое удовольствие разделять радость с другим. С низким поклоном он произнес:
– Смиренно приношу извинения за отсутствие почтения ко времени и усилиям, необходимым для твоего занятия.
Кэсс прыснула. Потом спрыгнула с кровати, подбежала к нему и приложила руку к его лбу, заглядывая в глаза.
– Рэйф, ты не болен? У тебя жар? Или пришелец вселился в твое тело?
– Смотри у меня, Гэмбрел. Я не потерплю никаких намеков, – проговорил он, привлекая ее к себе. Ее губы всегда манили его. Ночью, лежа в постели, он думал только о них. Он вспоминал милую улыбку, и страстное желание вырывалось из-под контроля. Черт возьми, он хочет ее.
– Я серьезно, Сантини. Впервые слышу от тебя извинения. Не думала, что ты на это способен.
Он закатил глаза и потянул ее за хвостик, в который были собраны ее волосы, как делал это с сестренкой много лет назад.
– Как продвигается работа?
– Хорошо. А что?
– Хочешь сходить в кино? – выпалил он, чувствуя себя неловко. Куда делась холодная искушенность, которую он культивировал многие годы? Где учтивый джентльмен, некогда посещавший театр и оперу с элегантными дамами?
Рэйф снова погрузился в воспоминания. Он забыл, как быть джентльменом, и не был уверен, что это так уж плохо. Но Кэсс вызвала старые воспоминания и напомнила о чувстве вины.
– Сейчас? – спросила она, возвращая его к действительности.
– Ага. Кино про бейсбол, и я подумал, что Энди захочет посмотреть. – Прекрасно, Сантини, пусть она думает, что на первом месте у тебя интересы малыша. Честно говоря, Рэйфу хотелось сидеть в темноте рядом с ней, делясь попкорном и тихими репликами.
– Хорошо, – согласилась она. – Я пойду. Но должна предупредить, что Энди любит сидеть в первом ряду и съедать на двадцать долларов сладостей. Только следи, чтобы у него не разболелся живот.
– И ты позволяешь? – Рэйф не мог поверить, что Кэсс, которая готовит на завтрак лепешки с отрубями и гречишные блинчики, позволяет сыну есть всякую дрянь.
Она строго посмотрела на него. По прежнему опыту Рэйф знал, что Кэсс не любит вопросов о воспитании сына.
– Мы не так часто ходим в кино, так что я не вижу вреда иногда побаловать этого сластену.
– Я и не критикую, – вполне честно сказал он. Кэсс справлялась со своими родительскими обязанностями не хуже, чем иные пары.
– Критикуешь. Я знаю, как легко стоять в сторонке и делать замечания. Не думай, что мне это легко, но отец водил Энди в кино по субботам, и они объедались сладостями до боли в животе.
Рэйф понял то, чего не понимал раньше. Он забыл, что Кэсс для Энди и мать, и отец. Иногда ей приходится брать на себя слишком много обязанностей.
– Прости, Кэсс. Я забылся.
Она молчала так долго, что он испугался, не лишил ли себя шанса оставаться ей другом. Это было больно. Он хотел оставаться другом Кэсс не меньше, чем лечь с ней в постель.
– Ты не забылся, это я реагировала слишком бурно. Ненавижу, когда едят всякую дрянь. Но видел бы ты его лицо, когда я первый раз после смерти Карла повела его на какое-то шоу. Пришлось пойти против собственных принципов и купить ему конфет.
– Иди сюда, крошка. – Рэйф крепко обнял Кэсс. Он никогда не рассматривал всерьез родительские обязанности. Не имея детей, он не думал о проблемах отцовства. Но Кэсс, совершенно очевидно, нужен человек, который может поддерживать ее в трудных решениях. Что же он-то делает в ее жизни?
Инстинкт подсказывал, что он ей небезразличен. Кэсс никогда бы не позволила себе бездумного флирта.
Кэсс потерлась щекой о его грудь, и Рэйф внезапно обрадовался, что редко надевает рубашку. Ему нравилось ощущать ее кожу на своей. Он держал ее в объятиях, пока она не отстранилась.
В ее глазах читалась благодарность и что-то еще не вполне понятное. Беги, подсказывал ему инстинкт. Убирайся подальше от этой леди, пока не поздно. Но вместо этого он поцеловал ее в макушку.
– Я заеду за вами через двадцать минут. Мы с Энди уже договорились о времени.
– А если бы я отказалась?
– Не отказалась бы, – ответил он, направляясь к двери. – Переодевайся, у тебя только двадцать минут, и Энди уверил меня, что он проследит за тобой, чтобы успеть вовремя.
Кэсс громко застонала, и Рэйф улыбнулся. Черт возьми, жить все-таки хорошо.
Ночной воздух был по-осеннему холоден, и Кэсс поеживалась в своей блузке с короткими рукавами. Ей хотелось зайти в дом и надеть свитер, но Рэйф подошел ближе и положил ей руки на плечи. Тепло его тела согрело ее.
– Лучше? – тихо спросил он.
Она кивнула, не желая открывать рот. Этот вечер был полон шума. Стук крикетных молотков, крики козодоя, дальний гул шоссе – все сливалось в единую симфонию.
Энди отправился в постель сразу после девяти. Кэсс и Рэйф уселись на крыльце с бутылочкой вина. Она собиралась пригласить его на семейный праздник Дня благодарения, но не знала, как это сделать. Здесь, во Флориде, он одинок, и непонятно, есть ли у него где-нибудь родные. Он никогда не говорил о своем прошлом. А она не знала итальянцев, у которых не было бы многочисленной родни.