Незримая жизнь Адди Ларю — страница 40 из 83

Помещение представляет собой переоборудованный лофт с открытой планировкой. Холл переходит в гостиную, а та – в кухню, пространство не разделено ни стенами, ни дверями.

Снова дребезжит звонок, и в дом подобно падающей комете врывается парень с бутылкой вина в одной руке и шарфом в другой. Прежде Адди видела его только на фотографиях в квартире Генри, но сразу догадывается: это Робби.

Промчавшись через коридор, он целует Беа в щеку, машет Джошу и обнимает Элис, а потом поворачивается к Генри и наконец замечает Адди.

– А ты кто? – без обиняков спрашивает Робби.

– Давай без грубостей, – обрывает его Генри. – Это Адди.

– Девушка Генри, – вставляет Беа.

«Зря она так», – думает Адди – Робби как будто окатили ледяной водой.

Наверное, Генри тоже это замечает, потому что берет Адди за руку и объясняет:

– Адди – скаут талантов.

– Да? – немного оттаивает Робби. – А в какой области?

– Искусство, музыка, всего понемногу.

– Разве скауты талантов не специализируются на чем-то одном? – хмурится Робби.

Беа пихает его локтем и тянется за вином:

– Будь повежливее.

– Не знал, что все заявятся парами, – бормочет Робби, следуя за ней на кухню.

Она похлопывает его по плечу:

– Можешь одолжить Джоша.

Обеденный стол располагается между диваном и кухонной стойкой. Беа ставит дополнительные стулья, Генри открывает первые две бутылки вина, Робби разливает, Джош ставит в центр стола салат, Элис проверяет лазанью в духовке.

Адди остается в стороне.

Она привыкла, что внимание всегда либо было направлено только на нее, либо ее вовсе не замечали. Сияла, как солнце в центре чьего-то мира, или кралась тенью у обочины. Сейчас все иначе.

– Надеюсь, вы проголодались! – восклицает Беа, водружая лазанью и чесночный хлеб в центр композиции.

Генри при виде блюда слегка морщится. Адди сдерживает смех, вспоминая обжорство, которому они предались в парке, но с благодарностью берет тарелку. Она-то всегда голодная, от сытости остались одни воспоминания.

IX

29 июля 1751

Париж, Франция

Женщина без спутников всегда производит скандальное впечатление.

И все же Адди решилась выставить себя напоказ. Она сидит, расправив юбки, на скамейке в саду Тюильри и листает книгу, прекрасно зная, что за ней будут следить. Даже таращиться. Но к чему волноваться? Греться на солнце не преступление, к тому же слухи не выйдут за пределы парка. Прохожие, вероятно, заметят такую диковинку и удивятся, но забудут о ней, не успев обменяться сплетнями.

Она переворачивает страницу, легко скользя взглядом по строчкам. Теперь Адди крадет книги так же жадно, как еду, они стали жизненно важной частью ежедневного пропитания. Обычно философским трудам она предпочитает романы о приключениях и побегах, но сегодняшняя книга – реквизит, ключ для того, чтобы проникнуть в нужную дверь.

Адди рассчитала время пребывания в парке, уселась на скамейке у края дорожки, где предпочитает совершать променад мадам Жоффрен. Наконец та показывается в конце тропинки, и Адди уже знает, что надо делать.

Она переворачивает страницу, притворяясь страстно увлеченной чтением. Краем глаза Адди следит за приближением мадам. На шаг позади госпожи следует горничная с охапкой цветов. Адди поднимается на ноги, не отрывая взгляда от книги, поворачивается и неизбежно сталкивается с мадам Жоффрен. Сталкивается осторожно, чтобы не сбить ту с ног, а только слегка напугать. Книга падает на дорожку к ногам женщин.

– Что за дурочка, – недовольно ворчит мадам Жоффрен.

– Ах, простите! – в тот же миг восклицает Адди. – Я вас не ушибла?

– Нет, – бормочет мадам, и вдруг ее взгляд падает на книгу. – Чем же вы так зачитались?

Горничная поднимает упавший том и передает госпоже. Та изучает заглавие.

«Pensées Philosophiques»[21].

– Дидро… – удивляется она. – Кто приучил вас к столь возвышенному чтению?

– Отец.

– Отец? Какая вы везучая девушка.

– С этого все началось, – отвечает Адди, – но женщина сама должна позаботиться о своем образовании, ведь ни один мужчина пальцем о палец не ударит.

– Верно сказано, – кивает мадам Жоффрен.

Все идет по сценарию, хотя мадам об этом не знает. У большинства людей есть единственный шанс произвести первое впечатление, однако Адди, к счастью, уже имела возможность практиковаться несколько раз.

Мадам хмурится.

– И вы здесь, в парке, без горничной, без сопровождающего? Без компаньонки? Разве вам все равно, что скажут люди?

Адди вызывающе улыбается.

– Признаюсь, свободу я ценю больше репутации.

Мадам Жоффрен коротко смеется – скорее удивленно, чем весело.

– Дорогая, можно пойти против системы, а можно ее обыграть. Как вас зовут?

– Мари Кристин, – отвечает Адди и добавляет: – Ла Тремуй.

Мадам Жоффрен потрясенно распахивает глаза, и Адди наслаждается произведенным впечатлением. Целый месяц она тщательно изучала благородные семейства Парижа и места их обитания, отвергнув фамилии, что неизбежно вызовут чересчур много вопросов. Наконец она отыскала древо с такими раскидистыми ветвями, где легко могла затеряться кузина. И хоть salonnière[22] гордится, что знает всех, к счастью, она неспособна запомнить их в равной мере.

– Ла Тремуй! Mais non![23] – восклицает мадам Жоффрен, но голос пронизан не недоверием, а лишь удивлением. – Придется отчитать Шарля за то, что утаил вас.

– Определенно, – с застенчивой улыбкой отзывается Адди, ведь она понимает, что этого никогда не случится, и добавляет, протягивая руку за книгой: – Что ж, мадам, мне пора. Я не желала повредить вашей репутации.

– Какой вздор, – отмахивается мадам Жоффрен, чьи глаза блестят от удовольствия. – Скандалы меня совершенно не пугают. – Она возвращает Адди книгу, однако прощаться не спешит. – Вы должны посетить мой салон. Ваш Дидро там будет.

На долю секунды Адди одолевает сомнение. В прошлый раз при встрече с мадам она совершила ошибку, изобразив ложную скромность, но с тех пор поняла, что salonnière предпочитает женщин, умеющих настоять на своем.

Адди радостно улыбается:

– С превеликим удовольствием.

– Превосходно, – кивает мадам Жоффрен. – Приходите через час.

Теперь следует ступать осторожно. Один неверный шаг – и все рухнет. Адди оглядывает себя:

– О, – разочарованно вздыхает она, – боюсь, я не успею добраться домой, чтобы переодеться, а мое платье, конечно же, не подходит…

Затаив дыхание, она ждет ответа мадам, но та протягивает ей руку:

– Не беспокойтесь, дитя, уверена, мои горничные отыщут вам что-нибудь подходящее.

Они вместе идут по парку, а служанка плетется позади.

– Почему мы раньше никогда не встречались? – удивляется мадам. – Я знаю всех, о ком стоит знать.

– О, я не из таких, – протестует Адди. – К тому же я приезжаю только на лето.

– У вас произношение урожденной парижанки!

– Требуется лишь время и практика, – отвечает Адди, и это, разумеется, чистая правда.

– Так вы не замужем?

Очередной поворот, очередное испытание. Адди называлась вдовой, замужней дамой, но на сей раз решает остаться свободной.

– Нет, – отвечает она, – честно признаться, хозяин мне не нужен, а равного я пока не нашла.

Своим изречением она вызывает улыбку мадам. Расспросы продолжаются на протяжении всего пути до рю Сен-Оноре, лишь там salonnière наконец отправляется готовиться к приему и отпускает Адди. Та наблюдает за ее уходом с долей сожаления. Теперь она сама по себе.

Служанки ведут ее наверх, вынимают из шкафа платье и раскладывают на кровати. Оно из парчи, с узорчатой сорочкой и кружевами, обрамляющими ворот. Адди бы такое не выбрала, но все превосходного качества: последний писк французской моды, который напоминает ей кусок мяса, обвязанный травами и приготовленный к запеканию.

Она усаживается перед зеркалом, поправляет волосы, прислушиваясь, как внизу открываются и закрываются двери. Дом гудит от прибывающих. Необходимо дождаться, когда наступит разгар приема и комнаты наводнят гости, тогда можно будет затеряться среди них. Адди в последний раз поправляет волосы и разглаживает юбки и, когда на первом этаже становится достаточно шумно и к голосам добавляется звон бокалов, спускается в главную залу.

В первый раз Адди попала в салон по счастливой случайности, ей не пришлось разыгрывать представление. Она была поражена в самое сердце, обнаружив место, где женщинам позволено говорить или, по меньшей мере, слушать, где они могут пребывать без сопровождения, и никто их не осудит и не станет обращаться снисходительно. Она наслаждалась угощением, напитками и обществом. Притворялась, будто находится в кругу друзей, а не среди чужаков. Пока, завернув за угол, не увидела Реми Лорана. Он сидел на скамеечке между Вольтером и Руссо, размахивал руками и что-то говорил. Пальцы его по-прежнему были запятнаны чернилами.

Увидеть его было все равно что запнуться, зацепиться ногтем о ткань. Миг, который выбил Адди из равновесия.

С возрастом ее любовник заматерел, и все двадцать восемь прошедших лет отпечатались в чертах его лица. На лбу от долгих часов чтения пролегли морщины, на носу поблескивали очки. Но когда разговор вдруг касался особенной темы, в глазах Реми вспыхивала искра, и он снова становился прежним мальчиком, страстным юношей, который приехал в Париж в поисках великих умов и великих идей.

Сегодня Реми нет.

С низкого столика Адди берет бокал вина и бродит из комнаты в комнату, словно призрак, незаметная, но свободная. Слушает и заводит приятные разговоры, понимая, что на ее глазах творится история. Повстречав естествоиспытателя, увлеченного морем, признается ему, что никогда не видела морских просторов. Следующие полчаса он потчует ее рассказами из жизни ракообразных. Это приятный способ провести день, а особенно ночь – в эту ночь более прочих Адди нуждается в подобном отвлечении.