– Ванесса, – сжав зубы, цедит Генри, – уйди.
– В смысле – домой?
– В смысле вали.
– Генри, – хнычет она, цепляясь за его руку, – что я сделала не так?
Можно было просто ткнуть пальцем в тлеющие остатки коробки в раковине или сказать, что все у них закрутилось чересчур быстро, мол, глядя на него, она видит лишь того, кого хочет видеть, не самого Генри…
Но вместо этого он просто говорит:
– Дело не в тебе, а во мне.
– Нет, – стонет Ванесса. По ее щекам струятся слезы.
– Мне нужно побыть одному.
– Прости, – рыдает она, хватаясь за него, – прости, я так тебя люблю.
Она обнимает его за талию, утыкается головой в грудь, и Генри уже кажется, что придется силой отталкивать ее от себя.
– Ванесса, отпусти.
Он выпроваживает ее, и она выглядит совершенно сломленной. Точно такой же, каким был сам Генри в ту ночь, когда заключил сделку. При мысли, что она уйдет потерянной и одинокой, у Генри разбивается сердце.
– Ты мне дорога, – говорит он, обнимая ее за плечи. – На самом деле дорога.
Ванесса немного успокаивается. Как засохшее растение, которое напоили водой.
– Значит, ты не злишься?
Конечно же он злится!
– Не злюсь.
Она снова утыкается ему в грудь, и он гладит ее по макушке.
– Я тебе небезразлична.
– Да, – Генри отодвигается, – я позвоню, обещаю.
– Обещаешь… – эхом вторит Ванесса, пока он помогает ей собрать вещи.
– Обещаю, – кивает Генри и провожает ее к выходу.
Дверь захлопывается, Генри прислоняется к ней спиной. Противопожарный датчик наконец начинает заливаться сигналом тревоги.
XIII
23 октября 2013
Нью-Йорк
– Да здравствует киновечер!
Робби морской звездой плюхается на диван Генри, разбрасывая конечности. Беа закатывает глаза и толкает его:
– Ну-ка подвинься!
Генри достает из микроволновки пакет, перебрасывая его с руки на руку, чтобы не обжечься паром, а потом высыпает попкорн в миску.
– Что за кино? – спрашивает он, выворачивая с кухни.
– «Сияние»!
Генри стонет. Он не любитель ужастиков, но Робби только дай повод поорать, он воспринимает такие фильмы как своего рода перфомансы, к тому же сейчас его очередь выбирать.
– Что тебе не нравится? Скоро Хэллоуин! – защищается Робби.
– Только двадцать третье, – ворчит Генри, но Робби относится к праздникам так же, как ко дням рождения, растягивая их на недели, а иногда и на месяц.
– Вы кем пойдете? – интересуется Беа.
Генри думает, наряжаться в костюмы – все равно что смотреть мультики. В детстве ты от них без ума, потом наступает подростковый возраст – период нейтрального отношения, затем в двадцать переодевания тебя забавляют. А потом каким-то образом костюмированные вечеринки вдруг снова становятся подлинным царством ностальгии, местом, где возможны чудеса.
Робби подбоченивается, лежа на диване.
– Я – Зигги Стардаст.
Ничего удивительного – последние несколько лет он выбирал разнообразные образы Дэвида Боуи. В прошлом году был Изможденный Белый Герцог.
Беа заявляет, что будет Ужасным пиратом Робертсом из фильма «Принцесса-Невеста», и смотрит на друзей – улавливаете, мол, иронию?
Робби тянется к журнальному столику за камерой – древним Никоном, отныне выполняющим роль пресс-папье. Откинув голову, он смотрит в видоискатель на перевернутого вверх тормашками Генри.
– Ну, а ты?
Генри всегда любил Хэллоуин, не из-за возможности пугать, а потому что ему нравилось притворяться кем-то другим. Робби предлагал ему пойти в актеры – уж они-то меняют облик круглый год, но мысль прожить на сцене всю жизнь кажется Генри тошнотворной. Он уже наряжался Фредди Меркьюри, Безумным Шляпником, Такседо Маском и Джокером.
Но теперь Генри чувствует себя кем-то другим без всяких переодеваний.
– Да я уже готов, – ворчит он, показывая на свои обычные джинсы и облегающую рубашку. – Как по-вашему, кто я?
– Питер Паркер? – гадает Беа.
– Продавец книг?
– Гарри Поттер в кризисе среднего возраста?
Смеясь, Генри качает головой.
– Да ты так и не выбрал! – прищуривается Беа.
– Да, – признается Генри. – Но выберу.
Робби все еще возится с камерой. Переворачивает ее, поджимает губы, давит на спуск. Слышится глухой щелчок – внутри нет пленки.
Беа забирает у него фотоаппарат.
– Почему ты так редко снимаешь? – спрашивает она. – У тебя здорово получается.
Генри пожимает плечами – вдруг это шутка.
– Может, в другой жизни, – вздыхает он, передавая друзьям пиво.
– Еще не поздно, ты же знаешь, – говорит Беа.
Вероятно, так и есть, но если начать сейчас, будут ли его фотографии воспринимать непредвзято? Или на каждом снимке отпечатается заветное желание Генри, и люди начнут в них видеть какую-то свою картинку, ту, что хотят увидеть, а не то, что он снял? Сможет ли Генри доверять их суждениям?
Начинается фильм, и Робби требует, чтобы погасили весь свет. Троица усаживается на диван. Робби заставляют поставить миску с попкорном на журнальный столик, чтобы он не отшвырнул ее в первый же пугающий момент. Теперь Генри не придется после ухода друзей подбирать по всему полу хлопья. Следующий час он таращится на экран, каждый раз при звуках тревожной музыки отводя глаза.
Мальчик катится по коридору на своем трехколесном велосипеде, и Беа бормочет: «Нет-нет-нет…» Робби подается вперед, навстречу ужасу, а Генри зарывается лицом ему в плечо.
Появляются близняшки, и Робби хватает Генри за ногу. Жуткая сцена заканчивается, наступает затишье в действии, но друг не убирает руку. И Генри кажется, будто разбитая чашка снова склеена, края осколков совпали идеально, и все равно что-то не так.
Взяв пустую миску из-под попкорна, Генри направляется на кухню.
Робби перебрасывает ногу через спинку дивана:
– Я помогу.
– Я справлюсь, – бросает Генри, заворачивая за угол. Он снимает пластиковую обертку, встряхивает пакет. – Уж поверь, сумею положить пакет в микроволновку и нажать кнопку.
– Ты всегда слишком долго возишься, – раздается голос Робби прямо позади Генри.
Положив попкорн внутрь СВЧ, Генри закрывает дверцу, нажимает кнопку и поворачивается.
– А ты вообразил себя блюстителем поря…
Закончить он не успевает – Робби накрывает губами его рот. Ошеломленный Генри втягивает воздух, но Робби не отодвигается. Он прижимает Генри к столешнице – бедра к бедрам, пальцы скользят по подбородку, поцелуй становится все глубже.
И это – это лучше, чем все предыдущие ночи.
Лучше, чем внимание сотен незнакомцев.
То, чем отличается отельная койка от домашней постели.
Робби прижимается к нему отвердевшим членом, и у Генри ноет в груди от желания. Было бы так легко снова ввязаться в это, вернуться к знакомому теплу его поцелуев, его телу, к простым отношениям или чему-то настоящему.
Но в том-то и проблема.
В их прошлых отношениях, которые у них были на самом деле, как и все в жизни Генри, они закончились. Рухнули.
В микроволновке начинают лопаться первые зерна, и Генри удается разорвать поцелуй.
– Я так долго этого ждал, – шепчет Робби. Его щеки покрылись румянцем, глаза горят. Однако взгляд неясный – в нем клубится туман, затеняя синеву.
Генри тяжело вздыхает, потирает глаза под очками.
Попкорн трещит и хлопает, Генри выталкивает Робби в коридор, подальше от Беа и звуков ужастика. Приняв это за приглашение, Робби снова придвигается к нему, но Генри останавливает его, выставив руку:
– Это ошибка.
– Нет. Я люблю тебя и всегда любил.
Звучит настолько искренне, что Генри приходится зажмуриться, чтобы сосредоточиться.
– Тогда почему бросил?
– Что? Не знаю. Ты тогда был другим, мы не подходили друг другу.
– В каком смысле? – не отстает Генри.
– Ты сам не знал, чего хочешь.
– Я хотел тебя. Хотел, чтобы ты был счастлив.
Робби качает головой.
– Понимаешь, дело не только во мне. Ты тоже должен быть кем-то. Должен знать, кто ты. Тогда ты не знал. – Робби улыбается. – А теперь знаешь.
Но в том-то и дело.
Генри по-прежнему не знает.
Не имеет ни малейшего представления, кто он такой, впрочем, как отныне и все остальные.
Он сбился с пути, но по этой дороге точно не пойдет.
До того, как начать встречаться, они с Робби были просто друзьями. И когда Робби разорвал отношения, вновь на долгие годы вернулись в прежнее русло. Генри любил его, а теперь все наоборот. Придется Робби искать выход или попытаться сдерживать свои чувства, как когда-то поступил Генри.
– Чего вы так долго возитесь? – возмущается Беа.
Из микроволновки пахнет гарью. Оттолкнув Робби, Генри нажимает кнопку и достает пакет.
Поздно.
Попкорн безнадежно испорчен.
XIV
14 ноября 2013
Нью-Йорк
Слава богу, в Бруклине полно кофеен.
В «Обжарку» Генри не заходил со времен Великого пожара – 2013, как (с чрезмерным восторгом) называл происшествие с Ванессой Робби.
Он встает в очередь и заказывает латте у очень приятного парня по имени Патрик. К счастью, тот традиционной ориентации. Пусть и смотрит на Генри мутными глазами, но видит в нем, похоже, только идеального клиента, дружелюбного и…
– Генри?
У него сводит живот. Генри знаком этот голос, высокий и нежный. Его имя из ее уст звучит так привычно. Он снова возвращается в тот вечер, когда как полный идиот опустился на колено и его отвергли.
Ты замечательный. Просто чудесный, только не…
Генри поворачивается. Перед ним – она.
– Табита.
Ее волосы немного отрасли, челка превратилась в длинную светлую прядь, локоны ниспадают вокруг лица. Табита стоит с непринужденной грацией танцовщицы.
Генри не виделся с ней с того самого раза. До этого дня ему как-то удавалось ее избегать. Избегать встречи. Генри хочется отодвинуться на как можно большее расстояние, вот только ноги не слушаются.