У самой границы к Чанышеву присоединился его товарищ Ходжамьяров Махмуд, с которым они вместе должны выполнять поручение.
На рассвете в глухом переулке Кульджи они остановились у ворот небольшого домика. Спешились, тихо открыли ворота, ввели взмыленных и уставших лошадей во двор, привязали их к сараю, и только потом Касымхан постучал в окно. Здесь жили его дальние родственники…
Наскоро закусив, они легли в приготовленные хозяйкой постели и быстро уснули… С восходом солнца встали. Короткий, но глубокий сон восстановил их силы. Хозяина уже не было, он уехал за сеном. Его жена, угощая гостей чаем, охотно рассказывала кульджинские новости, Касымхан внимательно слушал и изредка переспрашивал ее, уточняя некоторые сведения. Узнал он все, что нужно, и о Миловском.
В тот же день Касымхан пошел в город и встретил Миловского, бежавшего в Китай после осуждения за активную контрреволюционную деятельность на стороне полковника Сидорова. Отошли с дороги в сторону. Разговорились. Миловский клял на все лады Советы и большевиков.
— Скоро, — говорил он, — мы покажем где раки зимуют всем этим оборванцам. Вот увидишь…
Миловский, видать, и на самом деле не верил, что Касымхан Чанышев — потомок ханского рода, в недалеком прошлом крупный купец, ведший оживленную торговлю с Кульджой и другими городами Синьцзяна, человек с большими связями — может верно служить Советам. Это просто не укладывалось у него в голове.
Такое доверие Миловского в Джаркенте прозвучало бы оскорблением, а здесь было уместно. Чанышев поддержал его, сделал вид, что тоже обижен Советами и что он не один…
— Да у меня, знаешь, — заметил он как бы между прочим, — уже есть верные люди, готовые в любое время пойти за мной. Но сам понимаешь, без поддержки трудно что-либо сделать.
Миловский обрадовался этому сообщению.
— А что если я познакомлю тебя с самим атаманом? — спросил он.
— С каким? — спросил Касымхан. — Здесь их много.
— С Дутовым, конечно, — ответил Миловский. — Думаю, он благосклонно отнесется к тебе и, может быть, даже поможет кое в чем.
— Да, — ответил Касымхан, — пожалуй, неплохо было бы посоветоваться с таким знающим и опытным человеком. Но как это сделать: ведь он живет в крепости.
— Ну, это не сложно, — ответил Миловский. — Я познакомлю тебя с Ионой, а уж он устроит тебе свидание с атаманом.
Условившись о скорой встрече, Касымхан пошел домой. Надо было хорошенько все обдумать: шаг-то рискованный, как бы в ловушку самому не угодить.
До самого вечера, когда Миловский вместе с Ионой пришли к нему, он не мог успокоиться.
Войдя в комнату, отец Иона снял шляпу, широко перекрестился и, поставив в угол комнаты трость, уселся на стоявший у стола стул.
За чаем Иона обстоятельно расспрашивал о делах в России и Степном крае, присматривался к Касымхану, изучал… Иона много ел, похваливая острые уйгурские блюда, пил и тянул время в ничего не значащем разговоре.
«Хитрит попик», — думал Касымхан. Не выдавая своего волнения, он поддерживал беседу и любезно угощал гостей.
Наконец Иона повел разговор о деле.
— Я, — начал он, — узнаю человека по глазам. Вы наш, и вам необходимо познакомиться с атаманом.
Перечислил все заслуги атамана перед царем и перенесенные им страдания. А потом решительно сказал Касымхану:
— Будете работать с ним — не прогадаете. Кстати, — продолжал он, — я завтра поеду в Суйдун, а вы к вечеру тоже приезжайте туда, заходите в казарму и там спросите меня. Часовой пропустит вас ко мне, и мы переговорим…
Долго не мог уснуть в эту ночь Касымхан. Тревожно прислушивался к звукам, доносившимся изредка с улицы, и уже который раз возвращался к тому, что было сказано иеромонахом и им самим. Проснулся рано. Голова была ясной, думалось легко. И пришло решение: поедет в Суйдун не вечером, а на следующее утро и попытается, минуя Иону, встретиться с самим Дутовым в его особняке. Пусть-ка поволнуется Иона. Доложил же, конечно, Дутову о договоренности со мной… «Встречусь еще с Аблайхановым и, если все будет хорошо, сам явлюсь к атаману: поймет попик, что не особенно нуждаюсь в его посредничестве. Так-то лучше будет, а то начнет, чего доброго, еще проверять и не скоро допустит к атаману».
В назначенное утро, напившись чаю, Касымхан собрался в путь. Его сопровождал Ходжамьяров…
Вот и Суйдун. Оставив Ходжамьярова с лошадьми в караван-сарае, Касымхан направился на базар. Был полдень, и он решил потолкаться среди людей, послушать, что говорят. Потом зашел в лучшую харчевню и уселся за стол в дальнем углу, откуда, не мозоля никому глаза, можно было наблюдать.
Вдруг он услышал свое имя: к нему от двери шел с детства знакомый Аблайханов. Расчет оправдался. Куда же зайти Аблайханову в таком маленьком городишке пообедать, как не в эту харчевню? Обменялись крепкими рукопожатиями и обнялись. Аблайханов с первых дней революции стал на сторону белых и выслужился до чина полковника. Довольный встречей полковник смеялся, хлопал Касымхана по плечу. Потом по-хозяйски уселся за стол и вызвал официанта.
По тому, как быстро был подан обед, и по той предупредительной учтивости, с которой официант относился к полковнику, Касымхан понял, что здесь Аблайханов пользуется влиянием.
Коротко рассказав о том, что приехал в городок только что из Кульджи, Касымхан спросил «приятеля», чем тот промышляет сейчас. Узнав, что полковник является переводчиком у атамана Дутова, подумал: «Везет ли мне или этим я «обязан» пронырливому попу?» Но, как вскоре выяснилось, Аблайханов ничего не знал о его встрече с Ионой и Миловским. «Это хорошо», — подумал Чанышев, успокаиваясь.
Сколько помнил Касымхан, Аблайханов всегда был подхалимом и лицемером. Полковник был ласков с «другом детства» и безудержно хвастал своей близостью с атаманом, пересыпая свою речь уйгурскими, русскими, казахскими или родными Касымхану татарскими словами.
— Какие-нибудь важные дела привели тебя сюда, Касымхан? — наконец спросил Аблайханов.
— От тебя не скрою — важные. Хотел бы встретиться с Дутовым. Думаю, понимаешь, что у меня другого выхода, как поближе стать к своим, нет.
— Я так и подумал, друг. Не раз о тебе говорили с Дутовым, лихом начальнике уездной милиции. Ты бы не пришел к нам — я сам пришел бы в Джаркент.
— Если так, доложи о моем приезде.
Аблайханов на минуту задумался, потом решительно встал и, бросив вполголоса: «Жди меня здесь», быстро вышел из чайханы.
Прошло немало времени, и Касымхан начал беспокоиться… Пришел Ходжамьяров. Они и чаю успели напиться, а Аблайханова все нет…
Но вот, наконец, и он. По выражению лица полковника Касымхан догадался, что дело идет неплохо.
Дутов принял Касымхана одного. С первых слов стало понятно, что он хорошо осведомлен о нем и его знатных родителях. «Видно, не без участия Ионы собрал он эти сведения, — подумал Касымхан. — А впрочем, тут ведь меня многие знают».
Дутов долго и подробно расспрашивал о делах Советов, а когда Касымхан сообщил о неурожае и грозящем населению Семиречья голоде, атаман, самодовольно ухмыляясь, сказал:
— Ничего, не долго им осталось господствовать…
Дутов делал многозначительные намеки на силы, какие за ним стоят тут, высказывал уверенность в том, что стоит ему перейти советскую границу, и русский народ поддержит его.
— Мне дорога помощь в начале дела, дорога верность таких людей, как вы, — говорил Дутов.
Разговор затянулся. Но Чанышев не спешил, не опровергал доводов Дутова, не выражал сомнения. Сам говорил неопределенно, но давал понять, что готов поддержать атамана.
— Поймите вы меня и мое положение, Александр Ильич, — говорил Касымхан, — я держусь на волоске, любой неосторожный или опрометчивый шаг может привести к провалу… Добиваясь встречи с вами, я кое-что сказал о себе Ионе и Аблайханову, вашим приближенным. Но полностью я бы им не доверился. На мой взгляд, мы с вами должны сохранять строжайшую конспирацию. И я бы не хотел иметь никаких посредников между вами и мною.
— Что же, — ответил атаман, — я с вами вполне согласен. Однако хочу вас предупредить: не пытайтесь обмануть меня. Если я замечу двойную игру, страшитесь, Чанышев, — месть моя будет скорой и неотвратимой…
Касымхан изобразил на лице глубокую обиду при этих словах.
— Ну-ну, молодой человек, не надо обижаться. Мы ведь не в куклы играть с вами собираемся. Сами должны понимать…
Наконец деловой разговор был окончен. Договорились, что после первой информации Чанышева (из Джаркента) атаман пришлет ему одного помощника.
Потом было чаепитие и легкий светский разговор. Все это должно было означать доверие и душевное расположение хозяина к гостю на основе взаимного понимания.
Был уже поздний вечер, когда Касымхан, уставший от напряжения, которого стоила ему эта первая встреча, покинул атамана и направился в караван-сарай. Там ждал его Махмуд. С рассветом они отправились в Кульджу, а следующей ночью возвратились в Джаркент.
— Вы не спешите с письмом к атаману, — сказал Чанышеву Давыдов. — Мы напишем его вместе.
Спустя неделю Давыдов зашел к Чанышеву в кабинет и они написали письмо, обещанное атаману. В нем излагались сведения о якобы проделанной Чанышевым работе по организации восстания в Семиречье. Письмо Дутову доставил Ходжамьяров. Возвратившись из Суйдуна, Махмуд доложил:
— Атаман ваше письмо читал при мне. А потом стал расспрашивать меня, чем я занимаюсь да как живу. Я сказал, как вы советовали, что, мол, я друг Чанышева, а живу тем, что понемногу торгую опием. Сказал, что ты, Касымхан, очень беспокоился за меня и судьбу этого пакета.
— «Ничего, я понимаю: путь опасный, — ответил мне Дутов. — Но ты не бойся. А другу своему скажи, что сейчас ответа я дать не могу, а в скором времени пришлю с надежным человеком…»
Давыдов и Чанышев были удовлетворены сообщением Ходжамьярова. Значит, все идет как надо: скоро явится агент атамана. Кто он такой и с каким заданием явится? Малейшая неосторожность — и… Наконец было решено, что Чанышев встретит агента, как дорогого гостя, и на первое время устроит у себя в доме…