– А по мне, так лучше картошечки наварить…
– Ага, и с шафраном ее, медком и сметанкой…
– О Господи! Сгинь ты, лярва антисоветская!
– Нет, девчонки, картошечка вареная со сметанкой – это очень даже грамотно.
– Сметанка тут, товарищи, конечно, годится. Но лучше с лучком и селедочкой.
– Атлантической.
– С килечкой лучше.
– Килька мелкая, сломаешь глаза ее чистить-то.
– А я ее и не чищу.
– Как это?
– Очень даже просто. Сожрала целиком – и в дамках. А там пусть кишки думают.
– Браво!
– Вот акула!
– Только все это обязательно с лучком.
– Репчатым?
– Нет, лучше зеленый мелко постругать.
– И с медком…
– Убью, пенсионерка!..
– Браво!
И так далее.
В одно из последних наших, так сказать, утр я опять увидел моих бабушек. Но застал только самый конец их беседы:
– Нет-нет, подружечки, в борщ томат-паста обязательно нужна.
– А я туда еще немножко сальца. Лучше белорусского, в нем мяса больше. Для навару.
– Браво!
– И чесночку.
– И медку…
– Да уймите вы, девочки, эту чесоточную!
– Ладно, товарочки, пора на завтрак.
«Товарочки» встали друг против друга в форме каре. Гавриловна протянула вперед два пальца правой руки:
– Ну, девчата, одна за всех…
– И все за одну! – сказала Валентина и положила свои два пальца на пальцы Гавриловны.
– Гип-гип! – улыбнулась Сашенька и положила свои пальцы на пальцы Валентины.
– Браво! – воскликнула Карасиха и сделала то же самое. – А теперь все вместе…
– И все за одну!
И они пошли.
И я тоже пошел. Будить жену-сову, а потом в гости к сосискам.
Что там сейчас, интересно, делает Таможня?
С Новым годом! С новым счастьем! И пусть Новый год дает вам Добро, как Таможня, и пусть он будет у вас с медком и со сметанкой!
Как меня отвакцинировали этим летом
Сначала – сказка. Для взрослых и детей.
Жила-была хорошая добрая планета по имени Земля. На ней обитали всякие милые создания – тираннозавры, синички, археоптериксы, голубые киты, выхухоли…
А потом появились люди. Сначала всё шло ничего. Люди жили в гармонии с выхухолями и китами. Но пару-тройку веков назад человечество вдруг быстро расплодилось и резко оборзело. Оно закоптило небо, завалило всё пестицидами и пластиком. И вот люди стали настоящей пандемией для планеты по имени Земля. И тогда Земля придумала вакцину против человечества – ковид называется. А хитрое человечество, в свою очередь, быстро придумало вакцину против ковида. И вот теперь – кто кого.
Я совсем не хочу участвовать в этом противном «кто кого». Поэтому этим летом я просто взял и вакцинировался.
Если честно, я вакцинировался не потому что я такой сознательный, а потому что иначе меня бы уволили, ведь прививка обязательна для работников образования.
Я нашел по интернету самый близкий от меня пункт вакцинации, где было можно максимально быстро «ширнуться» Спутником. Красивый московский парк. Не скажу, как называется. Пруд с плавающими в нем жирными утками размером с лебедей (думаю: наверное, они уже привились).
Легкий сладковатый ветерок, приятный шелест-бриз мытых малахитовых листочков. Дождик только что кончился. Выглянуло жемчужно-янтарное солнышко.
На скамейке, вижу, сидят два в высшей степени доброжелательных худых алкаша с перебитыми носами. Наверное, бывшие боксеры-легковесы. Я:
– Привет, ребята. Вы не знаете, где здесь павильон для вакцинации?
– Заставили, брат?
– Куда ж деваться?
– Пойдешь прямо, увидишь белый сортир. Свернёшь налево. И прямо-прямо минуты три.
– Спасибо, ребята.
– Закурить есть?
– Не курю.
– Дай десять рублей на боржоми. Если не жалко.
Я дал две монетки по десять рублей.
– Мерси, товарищ.
«Вот, – думаю, – платная вакцинация получилась».
От белоснежного, как папаха генерала Корнилова, сортира по завещанию легковесов я завернул налево, иду прямо ровно три минуты. Вижу: что-то вроде маленького цирка-шапито. Народу – человек десять. Надел маску. Заполнил анкету. Сдал ее озорной девушке, которая забирала у всех анкеты с какими-нибудь милыми комментариями, типа:
– Моё будет!
– Хвать!
– Берём не глядя!
И тому подобное. У меня она вязал анкету, сказав:
– Цап-царап! Ждать, мужчина.
Мужчина ждёт. Думаю: «Цирк с огнями…» Минут через десять выходит другая девушка. В очках:
– Владимир Станиславович…
– Это я!
– Проходите, Владимир Станиславович. Бахилочки нацепили? Нацепили. Очень хорошо. А ну-ка, масочку с подбородочка на носик… Вот так. Перчаточки на месте. А теперь вон к той стоечке.
Иду к «стоечке». Там – женщина с воловьими глазами. Жалко, что остального лица не видать.
– Здравствуйте, – говорю.
– Здравствуйте. Ничего не болит?
– Да вроде ничего.
– Это хорошо. Ни на что не жалуетесь?
– Ипотеку мне выплачивать.
– Сочувствую. Печалька. Мне тоже. Значит, сейчас мы вам Спутничек поставим. А вы потом три дня не хулиганьте. Ладно?
– Ладно. Не буду.
– Значится, так. Водочку не пить. В баньке не париться. Плечико не тереть. Фитнесиком не заниматься. На дачке травку интенсивно не косить. Думать только о хорошем.
– Понял. «О хорошем думать, о хорошем говорить».
– Понятливый мужчина. Прямо профессор. Если температурка поднимется, не бойтесь.
– Я уже давно ничего не боюсь. Кроме ипотеки.
– Сочувствую. Грустненько. Я тоже. Во второй кабинет, пожалуйста.
Захожу во второй кабинет. Там – женщина с глазами мудрыми, как у совы:
– Работаете?
– Работаю. А куда ж деваться…
– Правильно, труд облагораживает. Садитесь.
– Мерси.
– Вам в какое плечико колоть?
– Да в любое.
– Мужественный ответ. Ответ настоящего Рэмбо. А давайте-ка в левое. Правая ручка-то нужней. Вы случайно не левша?
– Нет, не левша.
– Ну тогда давайте в левое.
– Давайте.
Укола я почти не почувствовал. Даже было как-то по-своему приятно. Какая-то такая легкая истома, мышечная радость. Женщина-сова прицепила мне «пластырьком» «ватку» на «плечико». Приятно запахло «спиртиком». Я улыбнулся, как Никулин в «Кавказской пленнице».
– Сертификатик держите. Второй Спутничек двенадцатого. Можно позже. Но не сильно. Счастливого полёта.
– И вам того же.
Я вышел в парк, погода прекрасная. Все тот же бриз-ветерок. У белого, как солнце пустыни, сортира вспомнил, что не снял бахилы. Снял. Вокруг – рай. Прекрасное московское лето. Птички, собаки, чирикают: «твикс! твикс!». Думаю:
– И сюда глобализм проклятый добрался. Ну, ничего, мы ему еще покажем, дай срок…
На скамейке («скамеечке») все те же алкаши. У каждого в руке бутылка боржоми под названием «Балтика темное крепкое».
– Ну что, генномодифицированный помидорчик, принял дозу?
– Принял.
– Теперь три дня в завязке?
– Три.
– Тогда дай, брат, десять рублей. На нарзан. Тебе теперь, брат, три дня деньги все равно не понадобятся.
Я дал эксбоксерам две монетки по десять рублей.
– Сеньк ю. «Вот уроды» говорить не буем, – улыбнулся один из ребят. – Счастливо, брат.
– Счастливо.
Дома меня встретила встревоженная жена с выпученными совино-воловьими глазами:
– Ну как?
– Нормально, как…
– Температуры нет?
– Нет температуры.
– Ломоты не чувствуешь?
– Не чувствую ломоты.
Весь этот и следующий день я находился на непривычном для меня духовном подъеме. Ходил по квартире, мурлыкал под нос гимн России. Почему-то очень хотелось выйти на балкон и громко крикнуть «Крым наш!» или «Да здравствуют традиционные ценности!».
Ни температуры, ни ломоты, ничего. Единственное, я стал какой-то слегка (совсем слегка!) забывчивый. То забуду, где оставил очки, то – завтракал я сегодня или нет? Жена издевается:
– Ты в магазин не забыл сходить?..
– Ты лампочку не забыл ввернуть?..
Перед вторым уколом супруга опять за свое:
– Не забудь домой вернуться, манкуртище…
Вторая порция прошла гладко. «Плечико», «вакцинка» и т. д. И опять у меня неожиданный приступ радостного энтузиазма. Хожу, как придурок, насвистываю «Не надо печалиться…». Наверное, радуюсь, что наконец-то от этой дурацкой прививки отделался и что теперь с работы не выгонят.
Жена:
– Ты чего такой счастливый?
Я подумал и ответил:
– А я забыл, что я несчастный.
На третий день была температура 37 и 1, на четвертый ничего. Память ко мне полностью вернулась. Все помню: и про очки, и про завтрак, и про магазин, и про лампочку.
А вот то, что я несчастный, – забыл напрочь. Даже как-то не по себе.
Ты не седая, бабушка, ты беленькая
Самый лучший, самый симпатичный персонаж в культурах мира – это бабушка. Твоя, моя, его – не важно. Главное – бабушка.
Мне везет на бабушек. Я про них много писал. И радостно вынужден еще раз написать. Потому что бабушка – основа мира.
Гуляю недавно по парку. Осень. Некое подобие бабьего лета. Леденцы падающих листочков. То красных, то желтых. И привкус в воздухе сладковатый. Хочется прямо-таки целовать воздух. Сажусь на скамейку.
Как по заказу – присаживается ко мне очередная бабушка со скандинавскими палками. Лет восемьдесят. В штанах. Короткая прическа. Нежная паутина морщин на лице:
– Можно присесть?
Ну кто сейчас еще так спрашивает, кроме мудрых бабушек?
– Можно, конечно, – отвечаю. – Буду счастлив.
– Спасибо. У вас есть дети? Вы будете счастливым. Вижу по вашему лицу.
Вот так вот прямо.
– Да. Два.
– А внуки?
– Нет, к сожалению…
Бабушка удовлетворенно потеребила свой седой ёжик:
– Будут. Обещаю, будут. Глядя на вас скажу – будут обязательно.
– Надеюсь. Спасибо.
– А вы вот не представляете, будущий дедушка, до чего у меня симпатичная внучка. Верочка. Ей восемь лет. Восемь. Я её так и зову – «Восьмёрочка». У нее такой носик… похож на кнопку «стоп» в лифте. Мы так и играем: я ей нажимаю на кнопку, в смысле – на носик, а она говорит: «Стоп-машина!» Звонко так. Как будто чёкаются фужерами на Новый год. «Стоп-машина!». И всё время жуёт жвачку и говорит «Ва-а-ау». Длинненько так, врастяжку. Как киска: «Мя-я-яу». Очень смешно. Смешно?