Диана остановилась и повернулась к дочери. Нужно было что-то делать. Но что именно?
К счастью, в этот момент на стоянку въехала полицейская машина, из которой, к огромному облегчению Дианы, вышел Бережной.
Он торопился изо всех сил, но все равно приехал к шапочному разбору, все развлечения пропустил. Надеялся застать своих девчонок, довольных и уставших, чтобы повезти их обедать в «Виллу Оливу», где заказал столик.
И вот на капоте машины, в которой сидят его девочки в блестящих коронах — королевы в королевской карете, — лежит окровавленная, кричащая от ужаса женщина. Величественного в этой картине мало. Хорошо еще, его подвезли патрульные.
— Ну, похоже, я все-таки вовремя.
Патрульные занялись своей работой, а Бережной открыл дверь и уселся рядом с Аленкой, которая тут же обняла его и заплакала горько и безутешно, сжимая в кулачке палочку, на которой колыхался шар сладкой розовой ваты.
— Надо же такому случиться! — Диана расстроенно посмотрела на мужа. — Но так вовремя ты еще никогда не появлялся.
— Патрульные все уладят, поехали.
Они оба знали, что Аленка боится таких сцен. Кажется, что она совсем оттаяла от пережитого в прежней семье и забыла все страшное. А потом происходит что-то, и они понимают, что она ничего не забыла. И сколько времени нужно, чтобы залечить израненную детскую душу, исправить то, что проклятые негодяи сотворили с ребенком, они не знают. Но твердо знают, что не отступят, пока не исправят все те ужасные последствия жизненной несправедливости, от которой пострадала их Аленка.
Они не могут изменить мир вокруг, но они могут изменить мир своего ребенка.
Анна стоит и смотрит на Никиту во все глаза. Она видит, что тот чем-то сильно расстроен. Со стороны он такой же, как всегда, но она-то знает, как он держится в разных ситуациях, знает каждую его морщинку и выражение его глаз. Она изучила его и точно знает, что визит полицейского выбил его из колеи.
Впрочем, мало кого может порадовать визит полицейского.
— Одну минутку, — Никита кивнул визитерам и посмотрел на Аню. — Анна, вы что-то хотели?
— Да, Никита Григорьевич. Вот документы со склада и служебная записка. Нужно подписать, и я отнесу Игорю.
— Оставьте, я просмотрю и сам отнесу. А вы проведите, пожалуйста, наших гостей по отделам.
— Конечно.
Обрадовавшись, Анна вручила Никите документы и кивнула гостям. Теперь ей не надо мучительно искать повод поговорить с полицейским.
— Сейчас толпа уже, наверное, немного схлынула. Я вам все покажу.
— С удовольствием посмотрим, — улыбнулся полицейский. — А фотографировать можно? Детям показать хочется.
— Что ж вы их с собой не взяли! — Анна всплеснула руками. — У нас для детей сегодня интересная программа и призы!
Виктор переглянулся с Раисой, и они дружно захохотали. Представили свою такую взрослую барышню Светку или близнецов, которые отчаянно воюют против всего мира на стороне собственных подростковых гормонов, толкающимися в толпе «мальков», желающих получить приз в виде шарика или паука.
— Наши дети уже большие. — Раиса хихикнула. — Практически взрослые. Но фотографии будут кстати.
— Конечно. — Анна тоже засмеялась. — Идемте, я покажу вам самые наши забавные придумки.
По тому, как полицейский и его жена переговариваются и смеются, Анна понимает, что этой паре удалось и взаимную любовь сохранить, и остаться лучшими друзьями. Это видно по тому, как осторожно суровый полицейский придерживает под локоток свою жену, красивую, статную блондинку, с потрясающими глазами и высокой грудью. И по тому, как она смотрит на него и как они вместе смеются или рассматривают что-то, прильнув друг к другу, — все эти жесты не нарочитые, а привычные. И видно, что эта пара очень счастлива.
— Смотри, Вить, вот повешенный! — Раиса засмеялась. — Ну-ка, сфотографируй его!
Виктор щелкнул телефоном, а Анна краем глаза заметила спешащего к ним охранника. Небось сейчас начнет рассказывать, что фотографировать нельзя. Уж сколько Никита боролся с этим воинствующим вахтерством, но каждый новый охранник обязательно наступал на те же грабли. Вот и этот стремится проявить ненужное служебное рвение.
— Фотографировать запрещено.
Анна собралась сделать замечание бестолковому охраннику, но полицейский как-то оттер ее плечом, и она оказалась у него за спиной.
Раиса весело подмигнула ей и фыркнула в кулачок, видимо, уже зная, какого рода развлечение предстоит:
— Не надо портить ему удовольствие.
А охранник уже приступил к исполнению обязанностей:
— Никакой фото- или видеофиксации! Это запрещено.
— Когда, кем? — засмеялся Виктор. — Объясните мне.
— Закон запрещает.
— Какой конкретно закон?
— Ну… закон. Запрещает, да.
Охранник из новых. Анна раньше его не видела, а иначе он бы знал, что за такие выходки руководство ему спасибо не скажет.
— Я хочу, чтобы вы предоставили мне текст закона, который запрещает мне снимать товар или оформление зала.
— Запрещено.
— Кем и когда?
Поддержать дискуссию на таком уровне охранник уже не мог. А еще он никак не мог понять, почему девица с бейджиком «старший менеджер», стоящая позади мужика, ничем ему не помогает.
— Если законом это запрещено, я подчинюсь. Но хотелось бы увидеть текст этого закона, — дожимает беднягу Виктор.
— Самый умный, да? — наконец выходит из себя охранник.
Отчего-то выражение «самый умный» у представителей определенного социального слоя является жестоким оскорблением. Виктор этого никогда не понимал. Вот у евреев, например, самый умный — это комплимент. А тут если хотят оскорбить, то спрашивают: ты что, самый умный? Типа так ты лучше меня? А получи вот в дыню, потому что если ты самый умный, то ты слабак и никак тебе твой ум не поможет, потому что против лома нет приема.
И если бы охранник был в состоянии извлечь этот логический ряд из своего сознания, он бы все так и сформулировал, но семантика ускользнула от него, и осталось только вот это «самый умный» в виде оскорбления.
— Да, самый умный, — кивнул Виктор. — А что?
А то, что бедняга-охранник окончательно «завис». Налицо разрыв шаблона: «самый умный» не только этого не стыдится, но еще и оказался здоровенным дядькой. Никак не хлюпик и не ботан, и совсем не боится, и, что хуже всего, никакого почтения к бейджику с внушительной надписью «Борис, охрана» не испытывает.
Анна все-таки решила вмешаться и, пристально посмотрев на охранника, скомандовала:
— Ступай займись делом. Чего стоишь? У нас в магазине производить фотосъемку не запрещено. И никакой закон этого тоже не запрещает.
— Ну вот, — Виктор укоризненно улыбнулся. — Взяла и вырвала добычу у меня из рук. Что ж за день такой сегодня.
— Я предлагаю вам контрибуцию. Может, пива хотите? Пока ваша жена выбирает себе что-то красивое.
Они обошли обиженного в лучших чувствах охранника, превратившегося в соляной столб, и направились к отделу, куда так рвалась душа хозяйственной Раисы.
— У нас тут кафетерий, пиво есть и разливное, и в бутылках. — Анна весело подмигнула Виктору. — Вы же не за рулем, надеюсь?
— Нет, не за рулем. Меня жена возит, — Виктор засмеялся. — Видишь, Рая, уводит меня молодая красавица среди белого дня, можно сказать, а ты стоишь и смотришь на это безобразие, словно тебе и дела нет, что родного мужа, как коня, за уздечку и со двора.
— Приведут обратно вскорости, еще и денег приплатят, чтоб обратно взяла, — засмеялась Раиса. — Карточку давай и ступай порезвись на травке, пока я тут поброжу. На пиво у тебя налички хватит?
— Хватит. — Виктор протянул Раисе карточку и запел: — Сердце красавицы склонно к измене… Гм-м, в данном случае — красавца, да.
— Иди пиво пей, красавец! — Раиса улыбнулась Анне. — Спасибо за экскурсию, очень все хорошо придумано, правда.
Анна с Виктором остались, и тот, глядя на девушку, ухмыльнулся:
— Ну, показывайте ваше пиво и расскажите же мне наконец, что вас так тревожит.
Анна смотрит в смеющиеся глаза полицейского и чувствует, что краснеет.
Вот не умеет она скрывать свои чувства, все на лице написано, и полицейский сразу увидел. Видимо, не зря сволочная Ирка сказала, что народ судачит, будто она в Никиту влюблена. Только вовсе она и не влюблена в Никиту, а просто нужно, чтобы все по справедливости было.
— Бокал светлого. — Виктор кивнул Анне. — Давай-ка присядем и поговорим.
И они присели за столик, огороженный стеклянной стенкой, с надписью «ЗАКАЗАН». Этот столик никогда не занимали посетители, его держали как раз для таких вот случаев, когда нужно было угостить кого-то: партнеров, клиентов и просто гостей.
— Так что такого происходит, что ты сама не своя?
Сейчас полицейский — просто приятный мужик, который под пиво ведет неспешный разговор с хорошей знакомой. Вот только пришел он сюда, потому что полицейский, и знакомы они меньше часа.
— Вы же из-за тех фотографий пришли? — Анна тревожно смотрит на Виктора. — Ну, в интернете которые?
— Не вижу причины скрывать. Да, из-за них, — кивает тот.
— Но пришли вы неофициально, а значит, никакого дела — уголовного или другого какого — нет. — Анна вопросительно смотрит на Виктора. — Я хочу, чтоб вы знали: все эти фотографии — сплошная ложь. Не мог Никита Григорьевич так поступать, он вообще не способен ни на что подобное.
— Ох, Аннушка, знать бы, кто на что способен. — Виктор отхлебнул пива. — Но в данном случае я с тобой согласен: все эти фотографии и обвинения — не просто липа, но умелое мошенничество. И я собираюсь сделать все от меня зависящее, чтобы виновные понесли заслуженное наказание.
— Правда?!
Глаза Анны полыхнули такой радостью, что Виктор про себя усмехнулся: девчонка влюблена в своего директора, и влюблена нешуточно. И если он не будет дураком, девчонка-то хорошая… Да только он дураком будет, он же до сих пор страдает по рыжей бабенке, обобравшей его до нитки и лишившей всего: семьи, работы, доверия, репутации. А если и нет, то, так обжегшись, он теперь не скоро рискнет завести новые отношения, да и не факт, что не найдет аналогичную по тактико-техническим характеристикам гражданку — есть такие мужчины, которые западают только на определенный тип женщин.