Мария Австрийская, сестра Карла V и статхаудер Нидерландов, была глубоко несчастна во время своего пребывания на этом посту и не получала от этого ровным счетом никакого удовольствия. Она заявила своему брату Фердинанду, что ее пребывание в Нидерландах «похоже на туго затянутую петлю на шее».
После отречения Марии Филипп II назначил статхаудером в Нидерланды Эммануила Филиберта, герцога Савойского, и тот повел себя там как великий военачальник, разбив французскую армию 10 августа 1557 года в битве при Сен-Кентене, где в плен попало практически все французское командование.
Если уже в 1549 году надменная сдержанность и высокомерие сопровождавших Филиппа в Нидерланды придворных шокировали местную аристократию, то стало еще хуже, когда Карл V в 1553 году призвал на север для участия в войне против Франции целые полки испанской пехоты. Эта невыносимо наглая военщина вела себя в провинциях как в завоеванной стране. <…> Все это вскоре породило в Нидерландах национальную ненависть против испанцев, усиливавшуюся с каждым годом. Чем больше приходилось бояться иностранцев, тем больше их ненавидели.
Следующий год был более благоприятен для французов, и высадка объединенного нидерландского и английского ополчения в Конкете, в Бретани, под начальством Филиппа де Монморанси, графа Хорна, не имела больших последствий.
Миром 1559 года герцог Савойский возвратил свои владения, и Маргарита Австрийская (побочная дочь Карла V Габсбурга, сестра Филиппа II и герцогиня Пармская) получила управление Нидерландами. Она хорошо знала нидерландские обычаи и была в курсе всего происходившего в Брюсселе. Также она обращалась к помощи Антонио Перрено де Гранвелы, первого министра и ближайшего советника испанского короля Филиппа II.
Этот человек своей жестокостью разрушал все, что правительница хотела сделать хорошего, что вызывало большое недовольство и сопротивление вельмож. А Гранвела, чувствуя, что из-за распространения Реформации ситуация в стране накаляется, посчитал необходимым еще большее «закручивание гаек» и принятие энергичных мер по противодействию «еретической заразе». В результате в Государственном совете Нидерландов ему составилась оппозиция в лице графов Ламораля ван Эгмонта и Филиппа де Монморанси ван Хорна, а также принца Виллема Оранского, которые убедили короля перевести Гранвелу в Италию.
Немецкий историк Георг Вебер отмечает, что граф Эгмонт «старался соединить верность королю с исполнением обязанностей патриота и не мог угодить ни королю, ни патриотам». А Виллем Оранский видел, что держаться середины – это значит губить себя, что надо либо безусловно повиноваться, либо готовиться к вооруженной борьбе.
Маргарита Австрийская (сестра Филиппа II) потребовала от всех должностных лиц новой присяги, содержавшей в себе обещание безусловно исполнять любое королевское повеление. Виллем Оранский отказался дать такую присягу, сказав, что «уже много раз присягал служить интересам государя и сдержит эту клятву», но что «совесть не позволяет ему принять на себя обязательство, которое могло бы ввести его в столкновение с его правилами и с обязанностями относительно отечества». А вот граф Эгмонт после некоторого колебания дал требуемую присягу.
Казалось бы, отъезд Антонио Перрено де Гранвелы успокоил всеобщее смятение. Принц Оранский и другие вельможи приблизились к правительнице. Но жестокость существовавшей еще инквизиции не прекратилась, и недовольство возобновилось, перерастая в бунты и осквернения церквей.
Филиппу II противостоял Виллем, принц Оранский, старший сын графа Виллема Богатого из рода Нассау и Юлианы Штольбергской. Он получил лютеранское воспитание в родовом замке Нассау в Дилленбурге, но в возрасте 11 лет оказался единственным наследником умершего бездетным Рене Шалонского, тоже из рода Нассау. Таким образом, он неожиданно стал правителем небольшого южнофранцузского княжества Оранж и одновременно крупным землевладельцем, земли которого располагались, в частности, в Голландии, Зеландии, Утрехте и Хелре. Как отпрыск одного из влиятельных дворянских родов, он с тех пор воспитывался при брюссельском дворе Карла V в католическом духе и благодаря обаянию и уму считался одним из фаворитов императора.
Говорят, что при известии об опустошении церквей в Нидерландах Филипп гневно воскликнул: «Им придется дорого поплатиться за это. Клянусь душой моего отца, они будут тяжко наказаны!»
Фернандо Альварес де Толедо и Пиментель, известный как «Железный герцог» Альба, прибавил к этому, что король должен вести с собой сильное войско, но звучали и голоса о том, что, напротив, следует действовать путем договоренностей с нидерландскими вельможами. Филипп II не показывал, какое из двух мнений он предпочитает.
В 1565 году то водворялось спокойствие, то вновь возникало смятение, но в следующем году мятежи пошли один за другим, и началась настоящая революция.
Неизвестный художник. Нидерланды под гнетом герцога Альбы. 1630-е
Герцог остался один губернатором в Нидерландах; он имел в высокой степени воинские дарования; было бесчисленное множество доказательств храбрости и благоразумия его; но эти прекрасные качества помрачались его нестерпимой жестокостью и тиранической непреклонностью, которых ничто укротить не было в состоянии.
Католики не менее протестантов были устрашены жестокостью инквизиции, что стало причиной возникновения союза 400 вельмож, представивших жалобу правительнице. Дело стало весьма затруднительно, и король Филипп II, считая, что герцогиня Пармская поступает слишком нерешительно, приказал послать в Нидерланды герцога Альбу.
Герцог Альба прибыл из Испании в Нидерланды в 1567 году с небольшим, но отборным войском, и его задачей было укрепление католической религии и монархии короля Филиппа II.
Дон Альварес де Толедо, герцог Альба и маркиз де Кориа, которому в 1567 году исполнилось 59 лет, принадлежал к тому поколению, на глазах которого испанское владычество распространилось по всей Европе. Вся гордость его энергичной и воинственной расы проявилась в нем на поле брани, когда он сражался под знаменем Карла V против французов и протестантов. Величие его короля совпадало в его глазах с величием Испании. Он воспринимал как личное оскорбление требования бельгийской знати, обращенные к правительству Филиппа II. Не признавался ли он уже в 1564 году, что чтение их писем приводило его в бешенство? Кроме того, он ненавидел жителей Нидерландов. <…> Христианин старого закала, он питал отвращение к религиозной терпимости и видел в сторонниках ее простых защитников ереси. Гордый своим знатным происхождением, он презирал народ, у которого буржуазия пользовалась преобладающим влиянием. Сдержанный, надменный, держащийся на расстоянии от людей, он не скрывал своего отвращения к шумному веселью, длительным попойкам, непринужденному поведению народа, характер которого он совершенно не в состоянии был понять и самые добродетели которого – откровенность, неутомимая работоспособность, сердечность и человечность – казались ему пороками. Впрочем, он был меньше всего грубым солдафоном. Его ледяная, но утонченная вежливость импонировала всем. Он мастерски владел собою, и его современники восхищались рассудительностью, блестящие доказательства
которой он дал и в качестве военачальника, и в качестве дипломата. Он принимал решение только после зрелого размышления, но, приняв его, он шел прямо к цели с непоколебимой твердостью воли, недоступной сомнению. <…> Прибыв в Нидерланды с целью наказать мятежников, не заслуживавших в его глазах никакого снисхождения, и уничтожить политическую конституцию, не совместимую с величием его короля, он пошел до конца по намеченному им пути. Он никогда не испытывал не только ни малейших угрызений совести, – такое слово было бы смешным в применении к подобному человеку, – но и ни малейших колебаний.
Эпоха правления герцога Альбы в Нидерландах в историографии считается «кровавой».
Маргарита Австрийская извещала обо всем брата и советовала ему самому приехать в Нидерланды, чтобы своим присутствием упрочить порядок и успокоить умы. Но тот поступил коварно: уже решив послать в Нидерланды герцога Альбу, он все еще уверял сестру, что приедет. А потом, уже отправив Альбу в Нидерланды, он говорил, что приедет вслед за ним. Маргарита не понимала, что ей думать о своем положении. Она писала брату, что полномочия, с какими он посылает герцога Альбу, унижают ее, что она не может быть уверена в том, какими будут их отношения, и она просила короля не унижать ее в глазах народа. Филипп II отвечал учтиво, но никак не разъяснял сути происходившего.
А герцог Альба тем временем вступил в Брюссель. Не уступая коварством Филиппу, он действовал двоедушно, не заявлял своих действительных планов, явился к Маргарите Австрийской как ее подчиненный, скрывая свои полномочия. Но мало-помалу все получалось так, что реальная власть принадлежала именно ему.
В итоге у Маргариты исчезли последние иллюзии, что, несмотря на высказываемое ей «величайшее уважение», именно герцог Альба является подлинным хозяином, а она больше ничего не значит.
В октябре Маргарита Австрийская оставила свой пост и вернулась к своему мужу в Италию, где и умерла в 1586 году.
Американский историк Джон Лотроп Мотли писал по этому поводу, что «по всей стране владычествовало чувство холодного безнадежного ужаса», что «имевшие возможность бежать бежали» и что «на улицах была такая тишина, как будто свирепствует чума». По сути, все понимали, что герцог Альба прислан отнять у нидерландцев прежние права и ввести у них абсолютизм, похожий на тот, что был устано