– ВОТ ИМ! – ротный вскинул руку с оттопыренным средним пальцем, показав знак, одинаково хорошо понимаемый выходцами всех племен и сословий.
– АА-АА-АА! – рота откликнулась протяжным и радостным воплем.
– Вот так-то. Не на тех напали! – теперь Вепрь улыбался – Обозный! Двойной паек ярой копейской роте.
Как только Вепрь перестал говорить, перед ротой на рыжем коньке выехал Грач, держа в вытянутой руке на нитке крупную монету.
– А ну-ка, молодцы, доставай свои нательники. Будем творить обережную приказку, – негромкий голос Грача был усилен нифриловым рупором и был слышен каждому так же отчетливо, как ясли бы Грач стоял рядом.
– Особенность творения обережных приказов заключается в том… – Грач говорил размеренно, будто учитель непонятливому ученику, – …что им всегда нужен дом. А у вас какой дом? Только небо над головой. Но есть одна детская хитрость… вы все ее знаете, вы пользовались этим в играх, – мога медленно вел коня вдоль строя, внимательно отслеживая, чтобы обережный приказ с его пятнадчика переписывался на нательные монеты каждого из бойцов.
– Вспомните, когда вы хотели на время прекратить игру, вы поднимали руки над головой, обозначая крышу, – Грач остановил коня и поднял руки, локти развел в стороны, а пальцы сомкнулись повыше лба, – Я в домике! – сообщил он с радостью по детски непосредственной.
– У каждого из вас есть свой домик, как раковинка у улитки. Вы его всегда носите с собой, но вы к нему привыкли и поэтому не замечаете, – Грач закончил объезд войска и теперь выезжал на видное место перед серединой строя, – Сейчас вы все должны вспомнить про этот свой домик, чтобы обережный приказ сработал. Вам только нужно его почувствовать.
Вася силился постичь, что это за домик, про который говорил дока нападения, но у него ничего не получалось. Сначала он решил, что Грач имел в виду память о некоем доме. Он представил себе отцовский дом, в котором обережная копейка всегда висела в красном углу. Но его нательная монета не распознавала наличие дома, и приказка не срабатывала. Тогда он стал перебирать в уме все другие возможные дома, включая даже походную палатку, в которой они ночевали. С тем же успехом. Он чувствовал только, что его душевные силы на исходе, давление чужеродной силы замка становится невыносимым, еще немного и он вовсе перестанет соображать, но тут ему на помощь пришел Макарка:
– Я понял, – вдруг поведал он со свойственной бесстрастностью, – Грач имеет в виду жилой пузырь.
– Какой еще пузырь? – не понял Вася.
– Ну, – Макарка почесал бровь, – Когда ты переходишь на оборотка, ты задействуешь пузырь животный, так?
– Ну да, – Вася сообразил, – Живот, он же пузо, он же животный пузырь.
– Вот, а здесь надо задействовать большой пузырь. Он же жило, он же жилой пузырь, – Макарка стал похлопывать ладонями воздух вокруг Васи, на расстоянии вытянутой руки от его тела. В какой-то миг Вася почувствовал, что Макар действительно прикасается к чему-то плотному. Это и впрямь можно было назвать пузырем с явной внешней границей.
Как только Вася осознал, что находится внутри большого пузыря, как птенчик внутри яйца, обережная приказка заработала, разливая зеленый свет по наружной его границе, тем самым подсвечивая его, и делая еще более видимым.
После того как оба они увидели собственные жилые пузыри и пузыри друг друга, сила видения будто удвоилась, и они довольно быстро смогли помочь остальным. Вася переживал за Акиму, но тот, на удивление, сразу ухватил идею пузырей, вложенных один в другой наподобие матрешки, и, хотя провозился дольше всех, но добился-таки устойчивого видения. Бобры и стрелки в отличие от Акимы справились быстро, хотя видение у них осталось довольно поверхностным, а Вершок с Коротком, как всей десяткой не старались, так и не смогли ничего ощутить, однако, и их приказки, не иначе как опираясь на силу видения остальных бойцов, в итоге заработали.
Когда вся десятка оказалась под защитой, Вася, наконец, смог отвлечься на то, что происходит в остальной роте. Грач, разгоряченный, метался от одного копейщика к другому, помогая включить обережные приказы, и все равно не успевал помочь всем, несколько человек потеряли сознание, и их пришлось заморозить. И все же самым трудным оказалось начало, а дальше дело шло все легче и легче. Когда последний из бойцов возжег свой оберег, Грач вымотался вконец и взмок настолько, что хоть рубаху выжимай, но своего добился, рота была защищена.
Он подошел к Вепрю, который все это время держал над бойцами временное заклятие оберега, и устал, по всей видимости, не меньше Грача, хотя судить об этом можно было разве по одинокой капле на виске и круглому ожогу на ладони от рассыпавшегося от перегрева в пыль пятнадчика.
– Не знал, что вы умеете ставить личную защиту, Грач, – сказал он.
– Я и сам об этом не знал, – Грач-ловкач выдавил вымученную улыбку, – Слыхал только, что кому-то где-то это удавалось, но сам даже пробовать не пытался. Вы ведь знаете, творить постоянное обережное заклятие только на самого себя в академии учат целый семестр, а тут на всю роту…
– Что ж, зато в боевой обстановке эту науку вы прошли менее чем за час, – похвалил Вепрь, – Как бы то ни было, поздравляю с отлично проделанной работой.
– Без вашей внешней защиты я бы не справился. Однако мне теперь сильно хочется посмотреть на того ловкача, что сотворил проклятие замка.
Вепрь в ответ усмехнулся:
– Теперь вероятность такой встречи существенно возросла.
*
Освоиться с новым состоянием оказалось непросто. Хотя оберег и сдерживал злое проклятье на границах пузыря, само проклятие никуда не делось. Даже наоборот, стало чуть ли не телесно ощутимым. Вася прямо чувствовал, как злая воля будто живая прощупывает границы жилого пузыря, отыскивая малейшую лазейку, чтобы проникнуть внутрь. Это сильно выбивало из колеи, заставляя постоянно отвлекаться вниманием.
Вершок с Коротком, похоже, таких трудностей не испытывали, но зато стали малость придурковатыми, запинались и врезались во все подряд, и при этом глупо хихикали. Чтоб помочь им собраться, Вася назначил их кашеварить, обозник и впрямь выдал им если и не двойной паек, то с хорошим довеском.
Доверие десятника парочка приняла с воодушевлением, хотя Вася очень скоро о нем пожалел. Для начала Короток чуть было не выплеснул воду из котла в костер. Потом, когда котел на огонь они с Вершком кое-как установили, стал делать много ненужных движений. К счастью, Вершок сохранил здравомыслия чуток побольше и решительно отодвинул напарника:
– Не лезь к котлу, ты, морока нифрильная. Вон, раскладывай все вот здесь, будешь мне подавать, когда скажу.
Короток кинулся исполнять поручение, но и здесь все портил. Он постоянно перекладывал вещи с места на места, отчего Вершок их постоянно терял:
– Где черпак? Где черпак, я тебя спрашиваю? Только что здесь лежал… ну куда с крупой лезешь, мясо еще не положили, – Вершок ругал бестолкового товарища на чем свет стоит. Наконец, ему пришла мысль как-то упорядочить Коротковую суету:
– Так, вот смотри, здесь на травке, раскладываешь все так, чтобы я видел. Не за моей спиной, и не у себя за пазухой, а вот здесь, на травке. Будь другом, – попросил он, – Разложи все кругом!
Короток, распознавший в его словах рифму, восхитился и на мгновение замер со спертым в зобу дыханием, перестав суетиться, а затем, неожиданно для всех остроумно передразнил напарника, чем рассмешил всю десятку:
– Да? Кругом, говорис? Слыс, Версок, а ты будь братом, разлозы все квадратом.
Аким, рассмеявшись, тут же включился в игру:
– Не, лучше будь племянником, разложи шестигранником.
– Будь отцом, разложи кольцом!
– Будь молодцом, расставь все торцом!
Парни еще долго перешучивались и смеялись, а когда сготовилась бурда, которую Вершок гордо окрестил ужином, наелись так, что дышать было трудно. На ночь никто в палатку спать не пошел. Все так и уснули, развалившись вокруг костровища, и до последнего глядя на догорающие угли.
Когда наевшаяся до отвала рота уже спала, зеленый нифрильный огонек изнутри еще освещал атманскую палатку. Прибыло обещанное конное пополнение из гусиного народа и ротный теперь разговаривал с их вожаком, усатым дядькой в замысловатом мундире со множеством кистей и шнурков.
– На этот замок мы нарвались неделю назад. Тогда нас было две сотни отборной конницы. Брать решили наскоком без предварительной разведки, – вожак конников потрогал свои пышные усы и поморщился, – А когда прочуяли что творится, уже были под замковыми стенами, нас проклятием так накрыло, что ноги унести смогли только сорок человек. Остальные все там полегли…
– Теперь вам дали обереги? – Грач кивком головы указал на нательный шнур конника, на котором висели сразу два пятнадчика, один из них светился, а второй по всей видимости сменный, был потушен.
– Да, дали, – подтвердил усач, – И на коней защиту дали. Несколько сильных могов нас готовили. Говорят, сам воевода воспринял это как личное оскорбление. Потребовал взять живым могу, что изобрел проклятие.
Вепрь усмехнулся:
– Представьте себе, Мозер, мы с Грачом имеем такое же желание.
– Но как вы смогли уберечься? – встрепенулся конник, – Воевода, когда узнал, что вашу роту бросают к замку, велел гнать, не жалея лошадей. А я, когда понял, что не успеваю вас перехватить, думал, живых уже не застану.
– Грач сумел поставить бойцам личную защиту на нательные копейки, – спокойно ответил Вепрь.
– На копейки? – брови Мозера поползли вверх, – Я сам не дока, конечно. Но те моги, что с нами работали, с большим трудом отклятие в пятнадчики запихали, да и те греются сильно, потому вот на запас еще по одному дали.
– Мы пошли немного другим путем, – Грач не имел желания вдаваться в подробности, – Как вы понимаете, у нас не было времени изобретать отклятие. Несколько бойцов пострадали. Но в целом мы справились.
– Ну хорошо, – подытожил Вепрь разговор, – Вы можете отдыхать, Мозер. С рассветом выступаем. Ваша конница будет в резерве.