Никола Мокрый — страница 7 из 16

— Помните, весной вы опубликовали статью «Апокалипсис по-киевски»?

— Да. И что? — Девушка размяла обсохшие руки и принялась поправлять узкую майку.

— И что побудило вас написать ее?

— Начальник мой побудил. — Девица аккуратно распределила грудь под тугой майкой и взялась за юбку.

— А я тебе что говорила? — язвительно напомнила Даша.

— То есть не вы придумали эту тему? — уточнила Дображанская.

— Уж точно не я…

— И как имя вашего начальника? Где здесь его кабинет? — сменила направление поисков Катя.

— Он не здесь…

— А это что? — Землепотрясная хамски ткнула указательным пальцем в сторону Виолетты.

С только что высушенных под сушилкой пальцев девицы длинной струей текла вода. Виолетта споро схватила с полки платок, но было поздно.

— Ты делаешь вид, что у тебя течет из носа, чтоб скрыть, что у тебя течет вода из левой руки?! — изобличила ее Даша, восторженно выпучивая глаза. — Мажешься гелем, чтоб скрыть, что у тебя всегда влажная кожа. Поэтому ты редко приходишь на работу… Вилетта — не Виолетта. Это вила! Русалка!

— А вы могли бы прийти и пораньше, — резко отозвалась вила, и темные мутные глаза ее вдруг стали злобно-зелеными. — Но лучше уж поздно… Теперь вы знаете, что будет, если вы будете плыть по течению. Сделайте то, что должны. Нынче последний срок. Иначе…

Внезапно прямые светлые волосы вилы стали прозрачными, заструились потоками воды, потекли вниз, в умывальник, туда же, куда уже стекала ее левая рука. Тело похудело на глазах, исчезая, превращаясь в тонкую струйку, и вдруг, разорвавшись на тысячи мелких брызг, с бульканьем исчезло в раковине.

Даша Чуб бросилась к умывальнику, заглянула внутрь и восторженно покачала головой:

— С ума сойти! Я впервые вижу, как кто-то смылся… В прямом смысле этого слова! Если бы она еще высунула оттуда руку и сказала: «Должок!», — я бы во-още была в шоке!

* * *

— Какой должок? Что значит «сделайте то, что должны»? Если кто и знает об этом, то только ты, — потребовала объяснений Катя. — Скажи честно, ты знала про Киевскую ГЭС?

— Нет, — сказала Акнир.

— А про Запорожскую?

Дочь Киевицы быстро моргнула васильковыми глазами. От нее остро пахло горьковатой полынью, талию в длинной белой рубахе опоясывал сплетенный из трав пояс-оберег. На допотопной плите кипело какое-то дурманное варево.

Квартира Наследницы в старой части Киева пленяла эклектичной смесью ярких молодежных увлечений и древних знаний. Разбросанные по столу диски с компьютерными программами, играми, фильмами мирно соседствовали с тысячелетними горшками, наполненными магическими камнями и травами, пластмассовые браслеты — с древними фибулами, висящая в открытом шкафу разноцветная одежда — с расшитым ритуальными орнаментами национальным костюмом.

— Неужели ты хочешь, чтоб погибло пол-Киева и треть Украины в придачу? Почему ты не сказала нам? — надавила Катя.

— Вы и так плохо относитесь к моей маме и прабабушке. Теперь вот и к бабушке…

— Я понимаю заботу о семейной чести, — сказала Дображанская. — Но речь идет кое о чем поважнее.

— Когда взорвали Запорожскую ГЭС, погибло двадцать тысяч людей, — прибавила Маша. — И это лишь наших!

— А еще больше — врагов! — отбила Акнир. — В боях за город погибло б гораздо больше. Благодаря взрыву дамбы немцы не могли войти в Запорожье еще два месяца. Все важные заводы успели вывезти. — Похоже, наследница Киевиц и дурных слухов о них досконально изучила вопрос. — А про мою бабушку… это вообще никем не доказано! Про Днепрогэс ходят разные слухи. Не исключено, что все было наоборот. Водяной взял жертву сам, потому что моя бабка, Киевица Ирина, как и вы, отказалась приносить ему жертву.

— Простите меня за цинизм, — сказала Катя, — но я не знаю, что лучше. Какой бы зловредной не была твоя бабушка, сейчас это имело б мало значения. Те люди погибли, и их не вернуть. Но если именно так Водяной склонен мстить за недостачу внимания, это имеет к нам прямое отношение… Я ошиблась, вила ясно дала нам понять: их Большак жаждет не массового жертвоприношения. Но мы знаем, что будет, если не отдадим ему долг. — Катя положила на стол листок со статьей «Апокалипсис по-киевски». — Мы только не знаем, что это за долг? Поэтому если ты знаешь хоть что-нибудь…

— Я знаю, — сказала Даша.

— Что?

— Арию Русалки, — объявила Чуб и внезапно запела во весь свой всеохватывающий, почти шаляпинский голос нечто бравурное о несчастной любви, прощании и прощении.

Катя отступила на шаг, глядя на Чуб, как на сумасшедшую букашку, вдруг выскочившую на стол во время серьезных, жизненно важных переговоров о мире и войне. Взгляд Акнир стал испуганным и сомневающимся, Машин — моргающим, честно, но безуспешно пытающимся понять.

— Ария Русалки из оперы «Украинка, или Волшебный замок», — завершила выступление Даша и профессионально раскланялась под так и не прозвучавшие аплодисменты, а напоследок сделала им реверанс.

— Слушайте, — сказала Катя, — у меня есть предложение. Давайте подарим ее Водяному.

— Как ни странно, — ничуть не обиделась певунья, — в кои-то веки ты поняла меня правильно!

* * *

— Вы в курсе, что я, между прочим, Глиэра закончила. У меня музыкальное образование. Можно сказать, что классическое…

— Можно без панегириков в свою честь? — попросила Дображанская.

— Вот еще! — отрезала Даша. — Сам себя не похвалишь, кто похвалит? Ты, что ли? Черта с два… Так вот о чертях и прочей нечистой силе. Первая русская бытовая опера — «Русалка» Даргомыжского — написана по пьесе Пушкина, — известила Землепотрясная с видом учительницы музыки, но не удержалась и тут же вышла из образа: — Сюжет такой. Если тупо… Князь крутит роман с дочкой мельника. Мельник не против, так как получает от князя подарки. Но потом князь, ясное дело, решает жениться на богатой, бросает бедную девушку, а та тут же бросается в реку. Мельник от горя сходит с ума и считает себя вороном, а утопленница становится главной русалкой и через несколько лет топит князя в отместку… Короче, не жалко, сам виноват. Не в этом цимус. А в том, что Пушкин написал свой сюжет под впечатлением от другой, еще более ранней оперы «Леста, или Днепровская русалка». Ее-то вчера я и ходила смотреть… Интересно же! Это самый-пресамый первый спектакль первого в Киеве театра, сыгранный на украинском языке. Но только то была наша местная версия «Днепровской русалки» — «Украинка, или Волшебный замок». Герои те же, а все по-другому… Мельник, как и каждый мельник, — колдун и при надобности превращается в ворона. У его дочери Марички любовь с князем. Папа не против, но не потому, что ему нужны княжьи подарки, а потому, что, как и каждый мельник, он служит Водяному и готовит подарок ему. А тот, как известно, легче всего топит некрещеных купальщиц… Но больше всего любит крещеных девиц-самоубийц, брошенных мужчинами. И еще украинок…

— Почему? — спросила Катя.

— Не знаю. Он так поет в арии: «Ой, як до душі мені гарні україночки». Может, потому, что у украинских русалок после утопленья характер лучше? А ему это важно — они и становятся его законными женами, царицами вод. В общем, мельник-колдун знает, что князь бросит дочь. Тот таки бросает. Колдун тут же отдает ее в жены Водяному. Князь возвращается, раскаивается, но поздно — невеста буль-буль. Он с горя бросается в реку за ней…

— Зачем ты рассказываешь нам это либретто? — нетерпеливо оборвала ее Катя.

— Я же сказала. Это наша версия оперы… Киевская! Местная легенда.

— Очередной художественный вымысел, — сказала Дображанская.

— Но из этого вымысла, — оправдала оперу Чуб, — я и узнала про хрен и полынь. Местные легенды не растут на пустом месте!

— Ну хорошо, я скажу… оно не пустое! — непонятно отчего Акнир надулась, нахохлилась, как голубь, и, отойдя от них, села на стул в дальний угол комнаты. — Но это самая-самая мерзкая сплетня из всех. И уж точно вранье!..

— Что вранье? — поинтересовалась Катерина.

— Что в начале XIX века моя прапрабабушка принесла в жертву Водяному родную сестру. Ее сестра Мария утонула во время наводнения, спасая животных… все остальное неправда.

— Я так и знала, что это правда! — запылала Чуб. — Неужели вы сами не поняли? Еда и дом у Князя Воды уже есть. Что осталось? Семейное счастье. Легенде про Днепровскую русалку уже 200 лет. Именно столько живут русалки. Раз в двести лет Водяной выбирает в жены новую вилу. Он хочет получить от нас в подарок жену. И не просто жену, а дочь колдуна. Не обычную девушку, а потомственную ведьму.

Катерина покачала головой:

— Объявить сейчас ведьмам, что одна из них должна стать женой Водяного, все равно, что объявить по «УТ-1» от имени президента страны, что одна из гражданок Украины должна быть принесена в жертву по языческому обряду. Нас ждет не просто бунт… Хуже.

— Боюсь, все еще хуже, — сказала Акнир. — Он хочет одну из вас.

— Да нет, все намного лучше, — оспорила Чуб. — Он хочет конкретно меня! Я вам уже полчаса намекаю…

— С чего ты взяла это? — осведомилась Дображанская.

— Во-первых, я — украинка. Во-вторых, крещеная. В-третьих, русалки вчера пытались украсть моего любимого. Из-за них он бросил меня прямо на пляже. Значит, я брошенная. В-четвертых, пою. А именно это в опере и привлекло Водяного. Как только дочь мельника пела, он сразу вылезал на берег послушать. Я уж молчу про перловую кашу внутри. Я для него просто пончик с любимой начинкой. Все один к одному!

Даша и впрямь походила на пончик — пухлый, оптимистичный, абсолютно довольный жизнью.

— Не понимаю твоего оптимизма, — нахмурила брови Катя. — Ты что, намерена утопиться?

— Не на совсем же! — беспечно разжевала ей Чуб. — Киевиц невозможно убить. Можно встретиться с Водяным, переговорить. Предложить ему что-то взамен. В конце концов, посмотреть какие условия он предлагает жене. Может, мне тоже понравится…

— Тоже?

— Меньше будешь перебивать меня — больше будешь знать, — скороговоркой отрапортовала Землепотрясная. — Я недорассказала… Когда князь с горя бросился в воду, нашел там русалку и попросил прощения, она не захотела возвращаться к нему. Сказала: там мое сердце рвалось и болело, а тут я чиста и свободна, и повелеваю половиною мира.