Губенко - Артуро-Уи Гитлеру. В сатирическо-обличительном ключе актер развенчивал и вышучивал всю убогость, никчемность своего персонажа, нисколько, однако, не приуменьшая его социальной опасности как носителя дьявольского зла и беспредельной жестокости.
"Не преуменьшая", пожалуй, не то слово. Губенко вкладывал в создаваемый на наших глазах сценический образ свою с измальства выстраданную ненависть к фашизму, который отнял у него отца и мать и обрек на сиротское детство. Отталкиваясь, по-видимому, от сугубо личных чувств и воспоминаний, актер уверенно шел к масштабным социальным обобщения. Он обличал не только гангстера Артуро Уи, не только персонально Адольфа Гитлера, но и всех диктаторов сразу.
Успех спектакля был феноменален. Его на "ура" приняла максималистски требовательная вгиковская аудитория, о нем с восхищением заговорили в театральных кругах. Губенко были ими замечен и отмечен уже сложившийся и перспективный актер остро характерного плана. Лестными были и отзывы в прессе. "Очень интересно, - писала "Советская культура", - играет Артуро Уи (читай - Адольфа Гитлера) Н. Губенко. Губенко использует удачно найденную интонацию, особое голосоведение, переходящее в истерический визг, нелепую танцующую походку, еще увеличивающую его сходство с "дергунчиком". Он смешон. Так по страшному смешны бывают сатирические персонажи Салтыкова-Щедрина. И он опасен, как выпущенный на свободу буйно помешанные"10.
***
Актерским дебютом Губенко в столице явилась театральная роль, пусть и на студенческой сцене. Но рядом и даже раньше должна была бы находиться другая - экранная. Совсем еще зеленого студента, Колю пригласил на свой фильм тогда молодой, но уже известный кинорежиссер Марлен Хуциев. Это был тот самый знаменитый фильм, который в пух и прах разнес Никита Сергеевич Хрущев, - "Застава Ильича", законченный производством в 1961 году, но увидевший свет, в усеченном виде, три года спустя под псевдонимом "Мне двадцать лет". Там Губенко с блеском сыграл одну из ведущих ролей рабочего паренька Колю Фокина, своего сверстника.
Эстетически эта роль, в сущности, является почти полной противоположностью театральным поискам молодого актера. Никакой эксцентрики, острой характерности, резкой условности. Перед Губенко, по его собственным словам, стояла творческая задача "создать полную иллюзию живого человека... Я есть я: вот такой парень, мой ровесник, с моим лицом, с моими движениями, с моими движениями и моими реакциями на все. Это, конечно, другой парень по обстоятельствам, в которые он попадает. Но между ними нет большой дистанции"11.
Дистанция все равно была. Студенту одного из самых элитарных вузов Москвы предлагалось играть рабочего паренька. Но, конечно, эта дистанция была гораздо меньшей, чем в роли Артуро Уи.
По режиссерско-сценарному замыслу, массовый зритель предстояло узнавать Колю Фокина сразу, как близкого и понятного современника. Вероятно, Хуциев и пригласил Губенко на данную роль именно потому, что тот внешне почти идеально соответствовал витавшему в сознании режиссера типическому образу простого русского паренька. Соответствовали этому образу и актеры В. Попов - Сергей Журавлев, и С. Любшин - Слава Костиков.
Драматургически (авторы сценария М. Хуциев и тогда еще студент ВГИКа Г. Шпаликов) более всего были разработаны характеры этих двух друзей Фокина. Образ же последнего несколько стерт, расплывчат. Так что Губенко оказался в сложном положении: ему требовалось во многом самому додумывать экранный характер. Молодой актер, с помощью режиссера, сумел нащупать психологическую "изюминку" в своем герое. С одной стороны, тот балагур, весельчак, сердцеед, по столичному бойкий, хотя и не пошлый паренек. С другой, он раздумчив, не чужд поиска смысла жизни, интеллигентен. Фокин играет на пианино, посещает художественную выставку, где ему понравились лирическо-экспрессивные работы Олега Комова. Я его неплохо знал. Талантливый, безвременно умерший скульптор, в начале шестидесятых годов он еще только входил в силу.
Одна из лучших сцен фильма - трудный разговор Фокина со своим непосредственным начальником Черноусовым. Считая Колю пустым и циничным малым, тот без обиняков предлагает ему следить и доносить на их сослуживца. Такое фискальство имеет место и сегодня, в новой России. В сталинские же годы, от которых создателей фильма отделяло менее десяти лет, получило гигантское распространение. Оно, вкупе со сталинщиной, было осуждено на XX съезде КПСС.
И тогда стало достоянием широкой гласности тот факт, что сотни тысяч людей, репрессированных в 30-40-е годы, оказались невинными жертвами гнусных доносов. Приверженцы сталинщины не собирались, однако, от них отказываться и после кончины вождя всех народов. Так что откровенный разговор Черноусова с Фокиным имел под собой вполне определенный социальный подтекст.
В этом разговоре молодого человека острее всего задевает то, что к нему обратились со столь отвратительным предложением. В глазах Губенко-Фокина сначала, на какую-то долю минуты, мелькает растерянность. Затем он собирается в комок, взгляд его тяжелеет. Фокин готов испепелить Черноусова. Но - сдерживается. Как он ни молод, но понимает, что дракой в подобных ситуациях ничего не достигнешь. Понимает и его начальник, что зря старался, вербуя паренька в волчью стаю.
Этот разговор - переломный в жизненной судьбе Фокина. Нет, нет, внешне ничего не происходит. Коля вроде бы продолжает жить столь же беззаботно, как и жил раньше. Но в нем и даже словно помимо него, происходит смятенное движение мысли, что Губенко показывает мягко, не броско и в то же время вполне определенно. У его героя иными становятся глаза, взгляд.
Конечно, Фокину хочется поделиться столь неожиданной информацией с друзьями, выговориться. Он не сомневается, что те правильно его поймут. И вроде бы он встречает это понимание.
С Сергеем они одинаково думают и о дружбе, и о своем месте в жизни "Я ведь очень дорожу, - уверяет Сергей, - тем, вы есть у меня на свете. Что мы живем здесь и нигде бы больше жить не смогли. И как бы иногда нам трудно ни пришлось, я знаю, что ничего дороже у нас нет, это все наше, единственное, возможное. И мы будем верны этому до конца".
Ему вторит Фокин: "И я почему-то уверен, что бы ни произошло, мы будем вместе, вместе, всегда вместе, - и в общем, все же здорово, и я бы ничего другого не хотел. Губенко произносит эту реплику с искренним пафосом, выделяя голосом мысль, что "мы будем вместе, вместе, всегда вместе..." Вместе с тем в его словах ощущается и некоторая неуверенность. Как-то равнодушно, скептично реагируют друзья на взволновавшую Колю неприятную историю с доносительством. Отмахиваются от нее. Обращают в шутку. Как верно замечается в брошюре Елены Ганевской, тут нечему удивляться: "это его " школа", именно у него учились они легкости отношения к жизни..."12.
Верное наблюдение, но дело все-таки обстоит сложнее. Создатели фильма интуитивно уловили, что легкое отношение к жизни рождало в то же время и она сама. Сталинизм был вроде бы развенчан, магазинные полки еще не опустели, водка стояла копейки... Живи себе в удовольствие, и не слишком задумывайся о каких-то проблемах. В своих размышлениях Фокин ушел вперед друзей. Сергей и Слава остались в прежнем их беззаботном совместном бытии, бездумном, обывательском. Пунктиром, но достаточно явственно, показывает Губенко, что его герой начинает переживать своего рода драму одиночества. Эта тема станет впоследствии одной из центральных, сквозных в губенковском кинематографе.
Отмечу еще раз, что даже в стрессовых эпизодах Губенко-Фокин сравнительно сдержан, скуп на изобразительные краски, они обычно размытые, акварельные, а не густо масляные, какими рисовался Артуро Уи. Такая сдержанность, даже мягкость соответствовала интонационному строю фильма, одного из самых поэтичных произведений экранного искусства 60-х годов.
Поскольку картина "Застава Ильича" увидела свет с изрядным опозданием, она не произвела на широкую публику того огромного, ошеломляющего впечатления, на которое могла бы рассчитывать, если бы нормально складывалась ее прокатная судьба. Ряд художественных открытий Хуциева как бы разошлись по другим лентам, кое-что устарело по своему пафосу. Но все равно было ясно, что появилось крупное, масштабное полотно. Фильм и сегодня смотрится с интересом.
Критика тогда (как и сейчас) отзывалась обычно о картине с большим воодушевлением. Положительно отзывались и об актерских работах, в том числе и о губенковской. Сам же он ею не был полностью удовлетворен. Но об этом чуть позже.
Безусловно, участие Губенко в хуциевской картине многое ему дало. Он прошел неплохую творческо-производственную школу и, так сказать, изнутри приобщился к столичному художественному миру. В "Заставе Ильича" было задействовано немало талантливой молодежи. Это - уже упомянутые Г. Шпаликов и С. Любшин. Это - исполнительница одной из главных женских ролей Марианна Вертинская, дочь прославленного шансонье Александра Вертинского; совсем высший свет. Это - снявшиеся в крошечных ролях А. Тарковский (сын замечательного поэта Арсения Тарковского) и А. Михалков-Кончаловский (сын создателя советского гимна С.В. Михалкова). Это - непременные участники поэтических вечеров в Политехническом музее А. Вознесенский и Е. Евтушенко. Не думаю, что Николай сделался "своим" в их, довольно замкнутой среде, но он стал молодежному "бомонду" лично известен.
Хроникальные кадры поэтических вечеров органично вмонтированы в фильм, - сочетание игровых эпизодов с документальными было тогда относительно внове. Снимала картину Маргарита Пилихина. Она являлась уже опытным мастером, но творческое имя и широкую известность приобрела, пожалуй, на "Заставе Ильича". Крайне жаль, что эта талантливая и мужественная женщина, достойная племянница маршала Г. К. Жукова, безвременно ушла из жизни от тяжелой, мучительной болезни. В картине "Застава Ильича" Пилихиной удалось замечательно проникновенно синтезировать поэтичность художественного видения и строгую достоверность изображения. Вероятно, экранно-визуальное мышление Губенко-режиссера формировалось не без влияния Мар