ят, что местные кадры сами могут добывать деньги, и резонно решат, что незачем кормить тех, кто в состоянии сам себя обеспечить.
– Ты думаешь, будет так?
Волков вздохнул:
– Думать, Леня, это дело Курилова, мое – работать.
– А ты действительно собрался в Москву, на могилу Адины?
– Конечно. Что мне еще там делать?
– В Москве у тебя остались квартира и сувенирная лавка.
– Ага! Десять с лишним лет они ждали меня. Чинуши из городской власти сразу после суда, скорее всего, прибрали к рукам мое добро.
– Но ведь конфискации не было.
– Тем, кто захотел, как вы выражаетесь, экспроприировать чужую собственность, решения суда не надо. Они свое вынесут. Я еду к Адине. Есть, конечно, в Москве и другие дела, но это личное, Леня, так что не расспрашивай попусту. И вообще, мне надо выспаться.
– Как ты можешь спать перед тем…
Волков оборвал Якубовского:
– Могу! И не маячь, пожалуйста, перед глазами.
– Пойду прогуляюсь.
– Это самое верное решение. Сходи в парк, посиди на лавке перед прудом, покорми лебедей.
– Да, мне надо прогуляться.
– Счастливо. Закрой хату своим ключом.
Якубовский ушел. Волков выждал какое-то время, вышел в подъезд, осмотрелся и поднялся на чердак. Тот был полон всякого хлама. Но это-то и было нужно Волкову.
Он аккуратно оторвал доску от стены, удовлетворенно хмыкнул и подумал: «Угу. Пойдет! Тут ни одна сука не найдет. Вот только надо будет действовать быстро и что-нибудь надеть поверх костюма. Какую-нибудь накидку. Где ее взять? Купить? Деньги есть, да вот только из дома не выйдешь. Неизвестно, где обретается Якубовский. Может, стоит возле подъезда? Из окна не заметишь».
Случайный взгляд Волкова упал на деревянный ящик, рядом с которым валялась старая куртка. Он поднял ее. То, что надо для грязной работы. Еще бы штаны, но их можно и от старого костюма взять.
Приняв решение, Волков вернулся на квартиру, свернул свой старый костюм и отнес его на чердак.
Вскоре он спал спокойным сном ребенка.
Поднялся Волков в девять часов вечера. Якубовский был дома. На кухне что-то шипело, аппетитный запах заполнял всю квартиру.
Федор поднялся, прошел на кухню.
Якубовский жарил мясо и вздрогнул, услышав голос подельника:
– Любишь ты готовить, Леня!
– Это ты? Выспался?
– Выспался. Говорю, любишь ты готовить.
– Есть такое дело.
– Так чего в повара не подался? Был бы сейчас шеф-поваром какого-нибудь дорогого ресторана в Петербурге и горя не знал бы. Никакой революции не надо. Деньги косой бы косил.
– Мое призвание, Федор, – борьба за права народа.
– Ты мне об этом не говори. Хватит уже. Когда будет готов ужин? В половине одиннадцатого мне уходить.
– Минут через двадцать.
– Добро.
Волков умылся, присел на стул у кухонного стола, закурил папиросу.
Якубовский успокоился и спросил:
– Ты внешность изменить не хочешь?
– Чего? Это усы или бородку приклеить?
– Ну, например.
– Нет, Леня, все это детские игрушки. Если угожу в руки жандармов, то никакой маскарад не спасет, а не попаду, то и лепить на физиономию нечего. Лично я попадаться не собираюсь.
– А разве ты мог предположить, что тебя случайно возьмут на квартире Глозмана? В гостях у тестя ты собирался попадаться?
– Дважды такое не бывает. А попал я тогда действительно глупо. Из-за жалости своей. Ведь видел, что тестю уже не поможешь, нет, решил докторов вызвать, – бессовестно лгал Федор. – Но и уйти не смог.
– Благородный поступок.
– За который пришлось слишком дорого заплатить. Но не будем об этом. Ты револьвер приготовил?
– Да, наган и патроны во втором ящике комода.
– Посмотрю, пока ты стряпней занимаешься.
Волков прошел в комнату, достал наган, несколько раз нажал на спусковой крючок. Ударный механизм вроде бы работал четко. Лишь бы так было и в нужный момент, если, конечно, таковой настанет.
Федор зарядил револьвер, бросил его на кровать и достал из-под матраса острый широкий нож. Это оружие не менее опасное, чем револьвер, к тому же бесшумное. В умелых руках, таких, как у Волкова, надежней нагана.
После ужина Якубовский принялся за уборку квартиры. Ведь к нему должен был приехать сам Курилов и ждать возвращения Волкова.
– А все же этот Виктор Ильич не так умен, как кажется, – неожиданно проговорил Федор.
– Почему? – осведомился Якубовский, взглянув на него.
– Скажи, ну за каким чертом ему самому приезжать сюда? А если меня схватят и я, дабы получить снисхождение, приведу на квартиру жандармов? И все! Курилов окажется за решеткой.
– А ты способен на это?
– Когда, Леня, будет светить смертная казнь, пойдешь на все!
– Тогда ты подставишь не Курилова, а меня. Или действительно думаешь, что Виктор Ильич не подстрахуется?
– Интересно, каким образом?
– Думаю, за тобой будут следить от квартиры до дома Васильева и обратно. Если что-то пойдет не так, то Курилова сразу же предупредят и он спокойно уедет к себе. Но тогда тебе вынесет приговор уже не суд присяжных, а революционный трибунал. Не надо объяснять, каким он будет. Так что никакого резона сдавать нас у тебя нет.
– Да я пошутил. Живым в руки жандармов не дамся. Уверен, что все пройдет гладко.
– Наган проверил?
– Поглядел. Вроде в порядке.
– Ночью выстрелы далеко слышны.
Волков усмехнулся, достал нож.
– А вот эту вещицу и не слышно, и не видно, а убивает она не хуже револьвера.
– Убери!.. – Якубовский скривился.
– Чего, Леня? Брезгуешь?
– Спрячь, пожалуйста.
– Да ради бога.
В половине одиннадцатого Волков оделся, спрятал револьвер и нож, взглянул на Якубовского:
– Пора, Леня. Присядем на дорожку?
– Когда должна подойти пролетка?
– Через полчаса.
– Не рано собрался выходить?
– А я тоже подстрахуюсь, погляжу, как подъедет Гриша, будет ли кто рядом с ним. Погляжу на тех, кого Курилов пошлет сопровождать нас.
– Зачем тебе это надо?
– А затем, чтобы в случае опасности уйти без хвостов.
– Не понимаю.
– А тебе и не надо ничего понимать. Так присядем?
– Давай.
Якубовский и Волков опустились на стулья, тут же встали. Федор взял из шкафа ополовиненную бутылку водки.
– Зачем? – спросил Якубовский. – Ты же знаешь, что приказывал Курилов.
– Мне взбодриться надо, а Виктор Ильич все простит, когда я доставлю ему деньги. Где саквояж?
– В прихожей.
– Ну, давай, Леня!
– Удачи тебе, Федор.
– Ага!
Волков вышел из квартиры, постоял в подъезде. Никого, все тихо. Он неслышно поднялся на чердак, снял новый костюм, оставил там, переоделся в старье.
Потом Федор, прижимаясь к домам, прошел до булочной и встал за афишной тумбой.
Пролетка подкатила ровно в одиннадцать. На улице по-прежнему никого не было. Значит, блефовал Якубовский? Или Федора будут встречать у дома Васильева? Да пошли они все к черту! Пусть торчат где хотят, лишь бы не мешали.
Волков запрыгнул в пролетку.
Извозчик от неожиданности вздрогнул:
– Откуда ты взялся?
– Оттуда. Поехали!
– К тупику?
– Нет, сперва к доходному дому. – Федор назвал адрес. – Здесь недалеко.
– Но ты ничего не говорил о доходном доме.
– А мы туда ненадолго. Дело пустяковое.
– Виктор Ильич в курсе?
– Конечно.
– Ладно.
Григорий довез Федора до нужного дома, остановился за углом.
Волков осмотрелся.
– Вот здесь и жди. Я быстро.
Он спрыгнул с пролетки, пошел во двор, по черной лестнице поднялся на третий этаж.
В коридоре народу не было, только из общей кухни доносился пьяный разговор. Кто-то пытался петь, но это у него получалось плохо, заплетался язык.
«Рабочий класс расслабляется», – подумал Федор, усмехнулся и постучал в дверь первой комнаты.
– Кто там? – услышал он молодой встревоженный голос.
– Девочек заказывали, господин хороший?
– Нет! Вы ошиблись.
– Вам не нужны красивые доступные девочки? Всего-то рубль за ночь любви!
– Нет, мне никто не нужен.
– Тогда в шутки в сторону. Открывай, я от Степана Григорьевича.
Приказчик открыл дверь. Он был в кальсонах, явно готовился ко сну.
– Что надо господину Васильеву?
Федор вошел в комнату, отодвинул щуплого мужика и закрыл дверь. Приказчик в испуге подался назад, но Федор выверенным ударом вонзил ему нож в солнечное сплетение и провернул. У приказчика от болевого шока расширились глаза.
– Ну и чего вылупился, бедолага?
Волков выдернул нож и ударил приказчика еще дважды. Тот замертво рухнул на кровать. Федор дождался, пока тело перестало биться в судорогах, убрал все следы и осторожно выглянул в коридор.
Там по-прежнему никого не было, только голоса на кухне стали громче.
Он проскользнул на лестницу, вышел к пролетке, сел и сказал:
– Здесь все. Теперь к дому Васильева!
Григорий кивнул, и пролетка двинулась дальше.
Невдалеке от тупика Федор спросил:
– Помнишь, где должен стоять?
– Помню. У винной лавки.
– Там оставишь пролетку, сам выйдешь на перекресток.
– Зачем?
– Будешь смотреть за усадьбой. Перед тем как выйти со двора, я махну рукой. Если все спокойно, ты ответишь так же и подашь пролетку к дому.
– Но ты же говорил…
– Раньше говорил. Сейчас изменил решение. Делай, что сказано.
– А если соседи заметят пролетку?
– Ты здесь один такой с лошадью и повозкой? Кто обращает внимание на извозчиков? Но морду на всякий случай прикрой, не выставляйся. Возле дома!.. Понял?
– Понял.
– Притормози.
Григорий потянул вожжи.
Волков соскочил на мостовую и юркнул в кусты.
Пролетка прошла к перекрестку.
Федор посидел несколько минут, слушая шорохи листьев деревьев, колеблемых слабым ветром. Убедившись, что вокруг все спокойно, он перебросил за забор саквояж, быстро перемахнул через невысокую ограду и сразу упал на траву газона.