Февральская революция мало что изменила. Сюда по-прежнему шли груженные вооружением и боеприпасами суда, работа кипела круглосуточно, и рассыльному дел хватало. Все поменялось после октября 1917 года. Новая власть в Архангельске утвердилась сравнительно мирно. Матросы нескольких десятков мелких кораблей флотилии Северного Ледовитого океана и полуэкипажа все настойчивее давили на местную власть и тянули на свою сторону 10-тысячный гарнизон.
Председателем исполкома городского Совета избирали матроса-большевика В. И. Ковицына. Затем матросы начали закрывать правоэсеровские газеты и всячески демонстрировали готовность отстаивать свои требования всеми средствами, «хотя бы это коснулось нежелательного кровопролития с буржуазией». Тогда же в Архангельске прошла первая волна арестов офицеров. Наш портовый рассыльный, по-прежнему бегавший по Архангельску с записками, был в курсе всех этих событий. А затем в Архангельске высадились первые отряды англичан. Это произошло 6 марта 1918 года, а к июню город был уже фактически в руках интервентов. Как раз в это время Кузнецов уволился и уехал в деревню помогать матери.
Архангельск в 1919 г. Из открытых источников
Осенью, правда, он попытался вернуться в Архангельск (не важно, что там за власть), но к этому времени между Архангельском и Котласом уже прошла линия фронта. Разгоралась Гражданская война. Идти воевать хоть за красных, хоть за белых желания Николай не испытывал. Надо было выживать и кормить семью. И чтобы подзаработать, он нанялся на деревенскую мельницу.
К осени 1919 года стало очевидным, что отсидеться дома молодому парню не удастся. Поэтому мать прибегла к помощи своего брата — бывшего балтийского матроса Дмитрия Пьянкова. Тот работал осмотрщиком вагонов в Котласе. Брат пообещал устроить племянника в депо, но уехал в рейс. На некоторое время мальчишка оказался предоставлен самому себе, что и решило его судьбу.
По воспоминаниям нашего героя, гуляя в ожидании дяди по берегу Северной Двины, он как-то познакомился с матросом, который посоветовал ему идти в Красную флотилию. Хороший оклад, продпаек, казенная форма… Ну и, конечно, всенародный восторг перед революционными матросами. Как писал поэт Александр Прокофьев:
…Встань, великое время,
Девятнадцатый год!
Бескозырка, тельняшка,
Брюки клеш, брюки клеш,
Парабеллум да фляжка,
Клич иль окрик «Даешь!».
Реальность, конечно же, была далека от революционной романтики, хотя на севере России матросы и впрямь сыграли в установлении Советской власти не последнюю роль. Архангельские и вологодские крестьяне поначалу отнеслись к большевикам с недоверием, в союзниках же, напротив, видели защитников от возможного вторжения немцев из Финляндии. Вполне лояльно относились к ним и матросы флотилии Северного Ледовитого океана — как-никак недавние товарищи по оружию.
В июне 1918 года на заседании Северного областного комитета РКП(б) собравшиеся были вынуждены констатировать, что влияние большевиков в Архангельске практически незаметно. Местный губисполком пытался было заручиться поддержкой матросов флотилии Северного Ледовитого океана, но реальную опору нашел только в прибывших из Петрограда балтийцах.
В августе 1918 года заместитель председателя губисполкома большевик П. Ф. Виноградов наскоро сформировал в Котласе Красную Северодвинскую флотилию из кое-как вооруженных речных пароходов. Опираться ему пришлось на тех же немногочисленных матросов-балтийцев, поскольку местные речники (водники) постоянно митинговали, отказываясь считать себя мобилизованными, не подчинялись приказам и требовали повышения платы.
В конце августа 1918 года Виноградов во главе своей импровизированной флотилии двинулся вниз по Северной Двине навстречу белой. По итогам командующий войсками Северо-Восточного участка М. С. Кедров на радостях телеграфировал В. И. Ленину: «Наш отряд судов под командой товарища председателя Архангельского губисполкома Павлина Виноградова встретился с превосходными силами противника в устье Ваги и нанес противнику поражение. Из пяти неприятельских судов судно „Заря“ взято нами в плен со всеми припасами и грузами и четырьмя пулеметами». Вождь собственноручно начертал на телеграмме: «В печать. Крупная победа над англичанами и белогвардейской сволочью».
На самом деле пароход «Заря» выскочил на берег вследствие навигационной ошибки еще до начала боя и потерь в судовом составе у англичан и белых в этом бою не было. Однако их продвижению по рекам к Котласу и Вятке действительно удалось воспрепятствовать, так что первая операция справедливо расценивалась как успех.
Моряки Северодвинской флотилии. 1919 г. Архив журнала «Морской сборник»
Воодушевленный Виноградов предпринял явно авантюрную попытку прорваться с пятью пароходами и сухопутным отрядом к Архангельску, но в следующем же бою погиб. Большевики и матросы лишились харизматичного лидера и толкового организатора. Сразу же в отрядах возобновились пьянство, грабежи, дезертирство. Комиссар Северного фронта Н. Я. Кузьмин впоследствии признавал, что обстановка была довольно трудная. Моряки после успешных действий были обескуражены отступлением и драться не хотели. Привыкшие к чистой палубе корабля, они отвратительно чувствовали себя, когда им приходилось бороться на суше, иногда по колено в грязи, и на плохом пайке…
В сентябре 1918 года матросы просто бежали с Двинского фронта, чем фактически открыли дорогу противнику на Котлас. Создавшийся кризис удалось ликвидировать с огромным трудом. В том же сентябре анархиствующие матросы бросили охраняемую ими железную дорогу и отправились «гулять» в Вологду, где после серии грабежей устроили антисоветский мятеж, с трудом подавленный латышскими стрелками.
Бой кораблей Северодвинской флотилии с флотилией белогвардейцев и интервентов. 1919 г. Из архива журнала «Морской сборник». ЦГА ВМФ
Так что «революционные матросы» проявили себя далеко не лучшим образом. В декабре 1918 года командующий Северным фронтом И. П. Уборевич сообщал: «Моряки требуют обучения, пока это не стойкие роты, а толпа трусов…» Создается впечатление, что они больше бегали, чем воевали, зато практически все принимали участие в подавлении «антисоветских выступлений», то есть в карательных операциях.
В течение 1918 года боевые действия шли с переменным успехом. Решающую роль в войне на Севере сыграли разложение белой армии, полки которой почти полностью формировались из пленных красноармейцев, и нежелание англичан погибать за непонятные им интересы. После поражения в январе 1919 года у Шенкурска белые уже не наступали. А с лета 1919 года боеспособность английских и белых войск начала падать. Участились случаи перехода на сторону большевиков крупных соединений, убийства офицеров и солдат союзников. Симпатии местного населения, столкнувшегося с жестокостями интервентов и белых, также постепенно склонялись к Советской власти. Красные войска 6-й армии во взаимодействии с Северодвинской флотилией развернули наступление, практически не встречая сопротивления. В июне — октябре 1919 года английские интервенты отплыли восвояси. Боясь матросских и солдатских мятежей, военное командование Антанты было вынуждено в сентябре 1919 года покинуть Архангельск, а в начале октября — и Мурманск.
Красные войска вступили в Архангельск 21 февраля 1920 года, в Мурманск — 13 марта. На этом Гражданская война на Русском Севере завершилась.
Во всех этих перипетиях Кузнецов не участвовал, поскольку на службу в Северодвинскую красную флотилию он поступил 13 октября 1919 года. Для этого понадобилась только липовая справка о рождении. Сельсовет в Медведках пошел ему навстречу и указал в ней 1902 год рождения вместо 1904-го.
Начальники к юному краснофлотцу отнеслись с должным вниманием. Выяснив уровень грамотности новобранца, его определили делопроизводителем при штабе «перестукивать на грохочущем „Ундервуде“ секретные и совершенно секретные донесения с фронта. Только к концу года, — вспоминал Кузнецов, — я выпросился на канонерскую лодку в боевой экипаж».
К моменту его поступления на Северодвинскую красную флотилию боевые действия на реке были фактически закончены, и понюхать пороху ему не довелось. Служба в штабе флотилии и на канонерской лодке была недолгой. Вскоре после освобождения Архангельска флотилию расформировали за ненадобностью. Николая в числе других молодых матросов оставили продолжать службу сначала в Мурманске, затем в Архангельске. Там при флотском полуэкипаже Кузнецов прошел шестимесячную строевую подготовку.
Из воспоминаний Н. Г. Кузнецова:
«Помню, как бывший ораниенбаумский стрелок Алабин водил нас строем по улицам Архангельска и учил старым флотским песням. „Пиллерсы, бимсы ломая, мостик и борт разрушал…“ — пели мы, налегая на каждое слово, подчас не понимая его значения»[1].
Обучали молодых матросов не военно-морским техническим специальностям, а самому элементарному — обращению с оружием, исполнению устава и т. п. Осенью 1920 года Кузнецова перевели в Петроград и зачислили в Центральный флотский экипаж. Должность осталась все та же — строевой. Перспективы дальнейшей службы были не слишком радостными, так как флот стоял на приколе, а строевых если на корабли и брали, то исключительно в боцманские команды, где нужна была физическая сила, а не техническая квалификация. Однако к этому времени Кузнецов уже твердо решает связать свою дальнейшую жизнь с военно-морским флотом. Притом перспектива до конца службы красить корабельные борта и вязать маты его не очень-то прельщала. Молодой и энергичный архангелогородец понимал, что сможет добиться большего.
Запись в личном деле Н. Г. Кузнецова о службе в годы Гражданской войны на Северодвинской флотилии. Из фондов ЦГА ВМФ. Публикуется впервые