С началом в сентябре 1939 года Второй мировой войны Николай Туроверов, в отличие от генерала Петра Краснова, восторженно поддержавшего Гитлера, пошел сражаться против немцев в составе 1-го кавалерийского полка Французского Иностранного Легиона, командуя эскадроном. Этому периоду своей жизни Николай Николаевич посвятил поэму «Легион», где есть такие строки:
Нам с тобой одна и та же вера
Указала дальние пути
Одинаковый значок легионера
На твоей и на моей груди.
Всё равно, куда судьба не кинет,
Нам до гроба будет сниться сон:
В розоватом мареве пустыни
Под ружьем стоящий легион.[35]
После окончания войны Туроверов возвращается в Париж, где возобновил свою работу созданный в 1926 году «Казачий Союз», секретарем которого Николай Николаевич первоначально работает. В победном 45-м году он издает в Париже маленькую поэму-былину о легендарном казачьем атамане – «Сирко». Помимо несомненных поэтических достоинств, ценность ее состояла ещё и в великолепных иллюстрациях художника П. М. Полякова. В 1947 году Николая Николаевича избирают председателем «Казачьего Союза», который он возглавлял до 1958 года. Казаки на чужбине снова сплотились и организовались вокруг своего «Союза». По инициативе Туроверова и под его редакцией с сентября 1950 года начинает выходить журнал «Казачий Союз», распространяемый немалым для такого типа издания тиражом в две тысячи экземпляров. Николай Николаевич являлся одним из основателей журнала «Родимый Край», начавшего выходить с 1954 года. А за три года до этого в Париже по инициативе исторического общества «Академия Наполеона» вышел сборник «Наполеон и казаки», составленный Н. Н. Туроверовым. Иллюстрации к нему выполнил донской казак Петр Михайлович Поляков.[36] Труд этот ныне является исторической и библиографической редкостью.
В 1950–1960-е годы стихи Туроверова появляются в сборниках русского Зарубежья: «На Западе» (Нью-Йорк, 1953), «Муза диаспоры» (Франкфурт-на-Майне, 1960), «Содружество» (Вашингтон, 1966).
Усилиями Туроверова и возглавляемого им «Казачьего Союза» в кафедральном соборе Парижа была установлена созданная казаками икона «Покрова Пресвятые Богородицы» как память о вынужденном пребывании донцов на чужбине. «Казачий Союз» помогал казакам устроиться на работу, получить нужные документы, переехать в другую страну.
Все это время (с 1928 года) Н. Н. Туроверов продолжал работать в одном из крупнейших банков Парижа «Диас». В 1958 году администрация банка организовала чествование Туроверова по случаю 30-летия его работы в банке, и Николай Николаевич был награжден медалью «За долгую и безупречную службу». «Уже тридцать лет на одном и том же месте во франц. банке, благодаря чему получил хорошую квартиру… – писал он своему другу профессору М. А. Миллеру, – …Но тесно. Боже мой, как тесно для книг, гравюр, для того «хлама», который мне так дорог; вдов уже 10 лет (жена Туроверова Юлия Александровна умерла в 1951 году – М.А., Е.А.).[37] В 1964 году он вышел на пенсию, но литературного творчества он не бросил. Его мысли снова уносятся в Россию, на берега Тихого Дона, в родную станицу Старочеркасскую…
Больше ждать, и верить, и томиться,
Притворяться больше не могу.
Древняя Черкасская станица, —
Город мой на низком берегу
С каждым годом дальше и дороже,
Время примириться мне с судьбой,
Для тебя случайный я прохожий,
Для тебя, наверно, я чужой.
В том же 1965 году в Париже вышла пятая книга стихов Николая Туроверова, куда вошли 188 стихотворений, поэм и отрывков за период 1915–1965 годов. «…Конечно, можно было бы сравнительно легко «отписаться» более или менее добросовестной рецензией, – писал критик, откликаясь на выход этого сборника в американском «Новом журнале» (№ 85 за 1966 г.). – Прочертить линию развития, указать влияния и даже «учителей» (ведь сам автор подсказывает: Лермонтов, Гумилёв) и т. д. Но вот, перечитывая… видишь, что всё это было бы «не то». Стихи Николая Туроверова уже давно притягивали внимание любителей поэзии, как-то минуя и т. н. «влияния», и «учителей». Притягивали непосредственно, ибо любитель поэзии чувствует и знает, что настоящая поэзия возникает вне официальной терминологии и вне выдуманной табели о рангах. В таких, сравнительно редких случаях, как отзыв о стихах Туроверова, рецензию хотелось бы оборвать дружеским советом читателю: просто обратиться к источнику, к книге и её автору…».[38]
«…Туроверов родился поэтом и посланный ему свыше талант в землю не зарывал», – говорилось в рецензии на книгу туроверовских стихов, опубликованную в 1969 году в парижском журнале «Возрождение».[39]
Два года спустя нью-йоркское издательство «Казачья старина» выпустило небольшой сборник песен всех казачьих войск, подготовленный Н. Н. Туроверовым, – «Казачьи песни».
Все чаще болезни укладывают его в больницы. «…Болезнь держит меня в лапах, – жаловался он своему другу поэту Н. А. Келину в марте 1966 года. – Работы у меня очень много, хотя работник я стал неважный. Задумал серию заметок о казачестве…». Все чаще посещают его мысли о смерти, о сборах в последний путь…
Пора, мой старый друг, пора, —
Зажились мы с тобою оба,
пишет он в одном из стихотворений.
Его желание – быть похороненным на Дону, в родной станице, это он ясно выразил в своем стихотворении в прозе: «Не с сложенными на груди, а с распростертыми руками, готовыми обнять весь мир, похороните вы меня. И не в гробу, не в тесной домовине, не в яме, вырытой среди чужих могил, а где-нибудь в степи поближе к Дону, к моей станице, к Старому Черкасску, на уцелевшей целине, меня в походной форме положите родного Атаманского полка. Кушак на мне потуже затяните, чтоб грудь поднялась будто бы для вздоха о том, что все на свете хорошо… И сыпьте землю, не жалея: земля к земле и к праху прах! Мне положите в головах все то, что я писал когда-то, – чем жил во сне и грезил наяву… И крест из камня дикого поставьте, курганчик новый крепко утоптав, чтоб Дон, разлившись полою водою, его не смыл, а только напоил. И по весне на нем веселым цветом начнет цвести лазоревый цветок, приляжет отдохнуть уставший от скитаний, бездомный чебрецовый ветерок.[40]
23 сентября 1972 года Николай Николаевич Туроверов скончался в парижском госпитале Ларибуазьер и был похоронен на русском кладбище в Сен-Женевьев де Буа в одной могиле со своей женой Юлией Александровной и поблизости от могил офицеров Атаманского полка генерала Каргальского и есаула Кумшацкого. «Похороны были торжественны, – писал один из очевидцев, – много народу приехало на кладбище отдать последний долг усопшему – весь сад перед кладбищенской церковью, в которой был совершен чин отпевания, был заполнен людьми несмотря на то, что похороны проходили в рабочий день. Было большое количество венков. Около гроба непрестанно сменялись почетные часовые из его сослуживцев, почитателей и родственников, они же несли его гроб до могилы».[41] Выступавшие у гроба называли Туроверова «великим и последним поэтом» казачьего Зарубежья, «истинным сыном казачества», и никто не видел в этом преувеличения, обычного при похоронах человека.[42]
«Поэтом талантливейшим», «любимым и… последним выразителем духа мятежной ветви русского народа – казачества» называли критики Н. Н. Туроверова, поэзия которого возвращается ныне на Родину: на Дон и в Россию…
13 октября 2007 г. в станице Старочеркасской в торжественной обстановке была открыта памятная доска Николаю Туроверову с надписью: «Туроверов Николай Николаевич. Крупнейший поэт казачьего и российского зарубежья XX века, донской казак. Родился 18(31) марта 1899 г. в станице Старочеркасской Области Войска Донского». Здесь проводятся «Туроверовские чтения», на которые приезжают ученые, музейные работники, журналисты, искусствоведы.
Михаил Астапенко, Член Союза писателей России, академик Петровской академии наук (СПб)
Евгений Астапенко, кандидат исторических наук, член Союза журналистов России
Николай Туроверов. Стихи
Зов
Отцу моему
1.
Опять весна, опять иная,
Опять чужая синь небес;
Но ширяся и нарастая,
Влекущий лик родного края
Томит предчувствием чудес,
И не согнутся мои плечи
Под грузом жизненных доспех;
Для близкой неизбежной встречи
Таю любовь, мечты и речи
И тихий плач, и звонкий смех.
2.
Везде со мною неминучий
Призыв и дальний образ твой,
И пусть ведет безглазый Случай
Меня чужою стороной.
Пути лишений и скитаний
Не заглушат влекущий зов,
И знаю радостно, заране,
Увижу я знакомый кров.
И край родной мне будет тесен,
Когда забыв тоску дорог,
Воздвигну я из новых песен
Тебе сияющий чертог;
И ты, мой светлый и единый,
Мой друг извечный, мой отец,
Услышишь песни лебединой
Начало прежде, чем конец.
3.
«В скитаньях весел будь и волен,
Терпи и жди грядущих встреч;
Кто слаб душою – тот неволен;
Тому не встать, кто хочет лечь.
Простор морей, деревья пущи
И зреющий на ниве злак
Откроют бодрым и идущим
Мой радостный вселенский знак.
И пусть мешает ветер встречный,
Иди! И помни: Я велел».
Так говорил Господь, и Млечный
На темном небе путь блестел.
1922
Вольница
Пройдя вдоль серых стен Азова,