Вывеска подрайона виднелась буквально в двадцати метрах от магазина, и участковый оказался на месте. Солидный, начинающий полнеть капитан Самохвалов стремительно поднялся навстречу коллеге из угрозыска.
— Павел Михайлович, рад видеть! Как у вас? Что-нибудь выяснилось с этим детективом?
— Работаем. С этим и к вам. Кто еще так знает район!
— Верно, верно, — довольно пророкотал капитан. — Усольцева я, правда, знал неважно, но в его «агентстве» как-то побывал. Любопытно стало, каково это нынче — частным порядком с преступностью бороться.
Как бы подчеркивая контраст, капитан широким жестом обвел просторную комнату — одну из трех в подрайоне, — давая возможность оценить два телефонных аппарата, большой сейф в углу, дюжину вымпелов и грамот на стене, и бархатное знамя на мощном древке за шкафом.
— А с Хотынцевым-Ландой, целителем, вы тоже знакомы?
Участковый как бы даже и возмутился:
— Дмитрий Дмитриевич? О чем речь! Гордость наша. Блестящий врач, а какой человек!
— Но ведь тоже своего рода частник? — съязвил Строкач.
— Ну-у, скажете… Между прочим, он заходил вчера. Утром, где-то без двадцати девять. Я тоже только что прибыл, мы у дверей столкнулись. Побеседовать с Дмитрием Дмитриевичем — одно удовольствие, от него такая энергия исходит, потом целый день легко дышится.
— И долго вы заряжались?
— Не понял, — удивленно вскинул седую голову Самохвалов.
— Сколько вы беседовали с Хотынцевым-Ландой?
— Это проще простого, — участковый ткнул кургузым пальцем в черный раструб радиоточки. — Как раз «Маяк» девять пропикал, он и заспешил. Занятой человек.
— Значит, в девять?
— В четверть десятого — мы с ним уже на ходу потолковали кое о чем. А в чем, собственно, дело?
— Павел Михайлович, вы это серьезно насчет целителя? — в голосе Родюкова слышалось такое наивное удивление, что Строкач расхохотался.
— Ну, Игорь, ты у нас прост. Я лично вполне допускаю, что все действующие лица уже на том свете.
— Ну, Минская, во всяком случае, оборонялась…
— И потому выхватила из кармана халата «вальтер», которого у законопослушного гражданина быть не может? Пистолет был наготове — на ткани следы смазки, на оружии — ворсинки.
— Тогда, может, она выстрелила сначала…
— А Усольцев, мгновенно скончавшийся от трех пуль, прыгнул к Минской, ударил ее ножом и убрался в свой угол. Любопытная версия. Растешь… Ладно-ладно, не дуйся, — кивнул Строкач, посерьезнев. — Не было у меня причин грешить на Дмитрия Дмитриевича. Нет мотива, а кроме того — алиби, все состыковалось. В восемь тридцать вышел из дома, вахтер подтверждает. Десять минут ходу до подрайона. Сорок минут с участковым. В это время Усольцев пришел к Минской, уже оба были мертвы. В семнадцать минут десятого Хотынцев-Ланда входит в магазин. Две минуты на покупку масла совпадает с показаниями продавщицы и ее напарницы из соседнего отдела. В девять тридцать он уже возле дома, отдает соседке покупку и спешит на работу. В клинике появился, когда еще не было десяти.
— Что это за время такое — «не было десяти»? Как-то неконкретно, товарищ майор. — Родюков ухмыльнулся.
— Увы! — Строкач развел руками. — У него свой ключ, а уборщица пришла ровно в десять. Доктор уже был на месте, облачен в белый халат и что-то там колдовал со своей водой. Впрочем, все это не имеет значения — к тому времени, когда он вручил масло соседке, вахтер обнаружил трупы. Так что считаю излишним дальнейший анализ распорядка дня многоуважаемого психотерапевта.
— Вот и отлично, Павел Михайлович. Он у нас — положительный персонаж, даже чересчур.
— Дело в алиби, а не в этой сугубой положительности. Самое подозрительное, что может быть, — стопроцентная лояльность. Ведь вполне можно допустить наличие неизвестного нам мотива. Знаешь, как говорят: «если есть брак, есть и повод для убийства». То же самое и с соседями.
— Тогда можно допустить, что…
— Семидесятилетняя старуха мастерски зарезала молодую крепкую девушку, — подхватил майор. — С близорукостью минус восемь и ишемической болезнью второй степени. Наблюдается она, однако, в районной поликлинике, невзирая на фантастические способности обожаемого сына. Оставь Марию Сигизмундовну в покое. Идем дальше. Рядом у нас обитает очаровательная Светлана Евгеньевна Турчина, двадцати лет. С вечера к ней кавалер пожаловал. С ночлегом. А между тем утром никто не видел, чтобы он выходил, не оказалось его и в квартире.
— Так, может, поговорить с ней как следует, Павел Михайлович?
— Ты забыл, Игорь, кто у нас папа, и, как тебе известно, Светлана Евгеньевна проводила своего знакомого по имени Олег, фамилии и адреса которого она не знает, вечером, и если вахтер в это время отлучался по своей надобности, ее вины в этом нет.
— Но она же явно смеется над нами. Подъезд запирается…
— Изнутри дверь можно открыть одним движением пальца. Это войти в подъезд без помощи вахтера невозможно, а товарищ Обреутов — страж надежный, отставной военный, такие порядочек держат. Тем не менее, он действительно один раз отлучался в туалет. В принципе, можно допустить, что кавалер Турчиной ушел именно в это время. Попробуй-ка ты его разыскать, а я пока займусь архивом Минской. Похоже, что там кое-чего недостает.
Вечер и большую часть ночи Строкач провел содержательно. Он улегся, когда за окном начало сереть, но и в предсонье его не оставляло ощущение, что он слышит голос Леры Минской.
Кое-что из того, что ему пришлось просмотреть, оказалось просто скандальной хроникой, черновиками и набросками, заметками для памяти. Попадались также и вырезки — статьи самой Валерии. Нечто о свободной торговле — ничего нового, обычные факты рыночного беспредела, грязь, скотство, разгул «карманников» и «сумочников»… Репортаж «Воровской сход в детском санатории». Запомнилось — потому что Строкач и сам принимал участие в событиях.
«Ради чего встал в разгар лета на ремонт единственный в районе детский санаторий? Оказывается, не так уж и обветшали его стены, и персонал на местах, и оборудование функционирует нормально. В чем же дело?
…Полчаса назад в горотдел поступила информация, что на территории детского санатория проходит воровской сход. По тревоге были подняты угрозыск и ОМОН. Без шума было нейтрализовано кольцо охраны, обеспечивавшее ход „мероприятия“, блокированы подходы.
Выстрелы в воздух, команда „Оставаться на местах!“ — и молодые, превосходно одетые парни послушно кладут руки на затылок, бросая недобрые взгляды на сотрудников милиции. Мошенники и грабители, карманщики и автомобильные воры… Их личным транспортом уставлен весь периметр санаторского забора.
Цель „форума“ — выработка активной воровской политики. Существование сплоченного и организованного воровского мира сегодня не секрет. У подножия структуры — „рабочие“ воры. В их группах действуют свои „авторитеты“. В районах — фигуры покрупнее, а на самой вершине — считанные „воры в законе“. Чем выше „чин“, тем он опаснее. „Воры в законе“ сами не участвуют в „делах“, но они — носители воровских традиций и идеологии, ими вырабатывается политика преступной деятельности в регионе, они держат „общак“, „греют зону“ наркотиками и деньгами, разрешают споры, воспитывают новое поколение. „Авторитеты“ преступного мира — опухоль, непрерывно дающая метастазы, и потому борьба с ними требует принципиально иного подхода, чем тот, который утвердился сегодня…»
Было еще несколько страничек на машинке — странноватая притча, поворачивающая старую сказку об Иванушке, Марье-красе да Кощее совсем неожиданной стороной…
— Ба, Светлана Евгеньевна! Ну и встреча! — Родюков запнулся, подыскивая продолжение разговора, но ничего подходящего не успел придумать.
— Неужто неожиданная? — девушка сухо улыбнулась.
Не составило труда довольно быстро выяснить, что Турчина всем остальным предпочитает это кафе неподалеку от дома, причем именно в утренние часы, когда народу немного. Лейтенант встал за девушкой в коротенькую очередь к стойке, и когда пришел их черед, даже попытался уплатить за ее кофе и орешки. Светлана пренебрежительно дернула плечом и ядовито заметила:
— Это вам по инструкции положено? Теперь, вероятно, вы попытаетесь приударить за мной? — она подхватила свою чашку и быстро направилась к столику в углу. Родюков догнал ее, расплескивая кофе.
— Послушайте, Светлана… — на его веснушчатых щеках пылал румянец.
— Бросьте, лейтенант. Дохлый номер. Вас ведь мой парень интересует? Или решили за меня взяться вплотную?
— Нет, — лейтенант помотал головой. — Вы тут ни при чем. Нас действительно интересует Олег. Необходимы его показания, и я хочу просить вас передать ему, что нужно встретиться.
— Я, кстати, и не отказывалась. Передам как только он позвонит. У нас, к сожалению, только односторонняя связь, познакомились мы случайно в кафе-автомате. Я была одна, мы оказались вместе за столиком… Так с самого начала и сложилось: никаких компаний, шумных вечеринок. С ним легко — никто больше не нужен, — девушка улыбнулась, смутившись.
— С деньгами у Олега, видимо, нет проблем? Где он работает, вы не интересовались?
Лицо Светланы стало жестким.
— Работает? Бизнес. Ну, как все сейчас — какие-то трансферты, конвертации — я в этом не смыслю. Деньги — да, с этим свободно. Я сама не бедствую — папа с мамой не заставляют ждать милостей от природы, — но у него большие обороты. А впрочем, я девушка легкомысленная и потому предпочитаю тратить, а не задавать глупые вопросы — что да откуда. В любом случае к вашим делам Олег не имеет отношения, и все, что я раньше вам сообщила, я повторю еще и еще. А неприятности доставлять ему я не собираюсь.
Самому себе Родюков мог признаться: большинство из этих кафе и баров вовсе не выглядели отвратительными притонами. Спокойная, расслабляющая атмосфера, негромкая музыка, мягкий свет нравились лейтенанту, и затеянный им обход всех этих заведений, расположенных в центре города, можно было считать отдыхом от нескончаемой собачьей беготни.