– Ты мне щас ответишь за своего отца! – Сашка рванулась вперед, но ее вовремя удержал Вася. – Какого крокодила нас привезли в эту дыру?! Где мое зеркало во всю стену, как в брошюрке было нарисовано? Почему нет телевизора, я хочу посмотреть Дом-2. Сегодня Елизавета Бачурина должна ответить согласием на предложение Евстигнея Пузырева!
– О, вы ошибаетесь, – залебезил Нищебродский-младший, – все уже убрано, почищено, расставлено, повешано. И ваше зеркало во всю стену тоже.
Сашка икнула и захлопнула рот.
– Как тебя, говоришь, зовут?.. – Вадик вышел вперед и протянул руку: – Вадим.
– Матвей Нищебродский. Можно просто Мотя.
– Ну, Мотя, давай, веди! – Лёня засунул руки в карманы.
– Ты чего, тезка? – спросил я Сашку.
Она пялилась в одну точку за моей спиной и тыкала пальцем, беззвучно открывая и закрывая рот.
Тьма вдруг показалась желейной, излишне сладкой, провонявшей канализацией. Я медленно повернулся и уставился на вывеску, украсившую дверь. Когда мы уходили, я ее не заметил. Стало быть, не было вывески, когда мы уходили; Нищебродский повесил.
«Добро пожаловать в Сраный Отель».
– Все для клиента, – нехорошо улыбнулся Мотя. Откуда он, черт возьми, узнал, о чем я думаю?
В холле зажегся свет, пол блестел и походил на каток, я шагал аккуратно, чтобы не поскользнуться, двери украсились табличками «не беспокоить», правда кровати остались такими же продавленными, а матрас – пыльным.
– Ничего-ничего, спать вам не придется, – махнул рукой Мотя, и дверь в мой номер захлопнулась. Наверное, сквозняк.
Парни и Сашка все еще стояли посреди холла, словно боялись, что крыс и насекомых в комнатах за время нашего отсутствия стало больше. Я, как старший в компании перетрусивших студентов, решил взять руководство на себя, хлопнул в ладоши, и все подпрыгнули.
– Я уже хотел на стол лезть, – признался Лёня.
На столе крупными кривыми буквами было написано: «Сделано в Европе».
– Кто там заказывал евроремонт? – невесело усмехнулся Вадик, а Сашка подняла дрожащую руку.
***
Нищебродский оказался неплохим парнем, раздал всем чистые полотенца и целые куски мыла, показал, как включается душ, распахнул форточки и отобрал кошельки с мобильниками.
– …а то вдруг нам на счет скинут деньги, и мы их обналичим открывашкой, – проворчал Вадик, но мобильник все же выложил на поднос.
Помывшись и распихав вещи по шкафам, мы собрались в холле и откупорили бутылку вина какого-то древнего года. Мотя выпить за компанию решительно отказался и ретировался на кухню, Вася осушил два бокала, а Дмитрий Степаныч изрек:
– Сносно.
В ту же секунду раздался стук в дверь.
– Нищебродский! Открой! – нет, я не сноб, но ведь это работа швейцара. Тишина превратилась в огромную тетку, похожую на домоправительницу из мультика, и нагло сложила руки на груди. Не буду, говорит, открывать.
– Ну и обслуживание, – фыркнул Лёня и, в два шага преодолев расстояние до двери, распахнул ее. На пороге стоял промокший Мотя. – Ты как там оказался? – опешил Лёня.
– За сыром ходил, он в погребе. В окно вышел, так быстрее. А вы чего еще не спите? Время уж за полночь.
В окно вышел. Мне одному почудилось, что окна в этом доме плотно закрыты?
– А мы уже идем, – послушно пробасил Вася и с трудом поднялся на ноги. Подвески на старой люстре звякнули.
По комнатам мы разбрелись молча и, не сговариваясь, перетряхнули белье в поисках тараканов. Будильник я заводить не стал: на отдыхе мы, в конце концов, или нет?
На следующее утро завтракали печеньками, потому что другой еды в гостинице не нашлось. Запоздалое осознание того, что в нашем распоряжении всего шесть тысяч на всех, заставило желудок заурчать сильнее, и Сашка, как единственная женщина, решила составить список необходимых продуктов. Лёня с Васей вызвались сходить в городок и найти там что-то, кроме дохлой мыши в холодильнике.
– Значит так. Колбасу отечественную не берите, гадость жуткая, сигареты не забудьте, сок только с мякотью, а не тухлятину с пакетах, из фруктов – киви покрупнее, они жутко полезные.
– А мясо? – возмутился Дмитрий Степаныч.
– Ну и мяса возьмите на свой вкус, я не разбираюсь. Еще виски, а мне ликер, я вот здесь название записала.
– Может, картошечки? И сосисок с кетчупом, а еще хлеба с икоркой, – размечтался Вася и мечтательно причмокнул.
Сашка посмотрела на него, как домохозяйка на проржавевшую раковину. «Работы много», – читалось в ее глазах.
– Хлеба захватите, – милостиво разрешила она.
Лёня с Васей ушли, а мы пошли осваивать территорию. Жить нам здесь неделю, и придумывать развлечения предстояло самим. В библиотеке нашелся план дома и несколько полок с книгами, я выбрал себе парочку и приметил еще с десяток, а Дмитрий Степаныч вцепился в родного Канта. Сашка прихватила план, Вадик пожал плечами и взял со стола пару потрепанных тетрадок, чтобы разжигать огонь в камине.
Согласно плану, в гостинице было три этажа. На третий никто, кроме Нищебродского и Саши не заходил, остальные номера располагались на втором.
Сашку сюда позвал я. Мы познакомились два года назад на юбилее факультета журналистики, куда я пришел повидаться с бывшими однокурсниками. Сашка раздавала программки на входе и выглядела уставшей.
– Не подскажете, где здесь ребята выпуска девяносто первого?
– Аудитория триста двадцать шестая, – вымученно улыбнулась она и пояснила: – Они просили всех интересующихся посылать туда.
В общем, знакомство наше началось с того, что Сашка меня послала. С тех пор мы изредка встречались, пили вино, спали вместе и считались хорошими друзьями. Недавно написали статью в соавторстве под псевдонимом Александры и даже получили неплохой гонорар. Александры стали популярными в узких кругах.
– Сегодня же сяду за статью о туристическом бизнесе, – поделилась планами Саша. Я догадывался, что она ехала сюда больше из исследовательского интереса. – Напишу, чтобы не ездили в Ладушкино и выбирали проверенные фирмы.
Дальняя комната на втором этаже не открывалась. Мы ее уже и так, и эдак – ни в какую. Плюнув на бесполезное занятие, спустились вниз и растопили камин. Я уткнулся в детектив, Дмитрий Степаныч в любимого Канта, а Вадик неожиданно произнес:
– «Третье марта одна тысяча девятьсот девяносто восьмого года. Пятый день в Гнилом Отеле…»
– Чего-чего?
– «После того, как Виталик ушел в город, прошло два дня, и мы до сих пор надеемся, что он просто нашел способ вернуться в Москву. Местные жители его не видели, либо не признаются, что видели, а тем временем, у него все наши деньги…»
– Что-то мне это напоминает, – я подвинулся ближе к Вадику и заглянул в желтоватую тетрадь:
– «Продуктов в доме тоже нет, хотя швейцар говорил, что где-то во дворе Гнилого Отеля вырыт погреб. Найти его не смогли, как и самого швейцара».
– Не слишком оптимистично, – присвистнул Вадик. – Ну-ка, а дальше там что? – он быстро перелистнул страницы и заглянул в конец записей: – «Девятое марта девяносто восьмого. Вчера опять видел мальчишку. На вид лет восемь, светлые волосы, один глаз косит. Он прыгал в классики и, изредка оборачиваясь, улыбался мне как старому другу. …Десятое марта. Сегодня мы наконец-то уедем отсюда. По возвращении планирую писать жалобу. Куда там пишут жалобы на мошенников?»
– Ха, молодец, чувак, правильный ход мыслей, – одобрил Вадик и захлопнул тетрадь.
– Гляньте, на обложке еще что-то нацарапано.
«Двадцать шестое марта девяносто восьмого. Ходили в странный город. Снова пытались дозвониться до Москвы. На любую попытку слышали: «Набранный номер не существует».
– Миленько. – Дмитрий Степаныч отложил Канта.
Под вечер Лёня с Васей не вернулись.
***
– Не, ну бред же, ребят, сейчас не девяностые, даже если в этом сраном городе и сраном отеле заблокирована восьмерка, дозвонимся с мобильного или на мобильный, – рассуждал Вадик. – А засранцам этим, слинявшим без нас, лично рожи начищу.
– Не каждый выдерживает, – вздохнул Нищебродский, разливая чай, – это в столице, когда холодильник забит до отказа, кажется, что выжить на тысячу рублей легко, а здесь все сложнее.
– Слушай, Моть, а чай нам точно положен? – съязвил Вадик. – Мы ж за него не заплатили, да и нет у нас теперь денег.
– Я угощаю, – отшутился тот, но глаза недобро свернули. – Не жевать же печенье всухомятку.
Ели молча, лениво двигая челюстями, и каждый наверняка думал, в какую жопу мы попали. Сраный Отель гостеприимно распахивал скрипучие двери, улыбался нам нашими же улыбками из мутных зеркал, и только усилиями Нищебродского мы еще не сдохли от жажды, потому что минералки здесь, само собой, не было.
– А если с Васей и Лёней что-то случилось? – прошептала Сашка, вычерчивая пальцем непонятные узоры на столешнице. – Если их машина сбила?
– Ага, Ваську собьешь, чтобы Ваську сбить, КамАЗ нужен, – Вадик подбрасывал монетку в воздух и ловил, подбрасывал и снова ловил. Подбрасывал-ловил-подбрасывал-ловил-подбрасывал-ловил-подбрасывал-ловил.
– Да прекрати ты! – не выдержал я и перехватил монету. – На нервы действуешь.
– Не кричи, – Сашка, сидя в кресле, обхватила руками колени. – Может, сходить в город, убедиться, что там ничего не случилось?
– Разумно. – Дмитрий Степаныч вертел в руках Канта и грыз печеньку. – Но только завтра уже.
Стук в дверь вдавил нас в кресла и тут же подбросил вверх. Мы кинулись к двери и, отталкивая друг друга, нашарили ручку. Каждый хотел начистить пятаки Лёни и Васи первым. Но на пороге их не оказалось, зато стоял Нищебродский с виноватым лицом.
– Вы меня простите, я за сыром выходил, а ключи опять забыл.
– Ты можешь предупреждать, что пошел? – злобно проговорил Вадик. – А то мы каждый раз подскакиваем.
Я обернулся, посмотрел в лица друзей и увидел звериные морды. Морды готовы были разорвать провинившегося швейцара в клочья, а потом сожрать вместо печенья. Нервы.
– Хорошо-хорошо, прошу прощения, – забормотал Мотя, и я почувствовал стыд.