аключил Токасима сначала в крепость, а потом под домашний арест.
И правильно он сделал, что сейчас вызволил обоих специалистов по европейской культуре. Токасима — истинный самурай — давно предупреждал его что европейцы сильнее могут легко разрушить Японию. Сакума — тоже предупреждал, что европейцы сильно продвинулись в науке и технике. Он даже сделал электрический телеграф, который помог бы держать связь между островами, не посылая гонцов, а по проводам. За это его едва не казнили. И вот теперь Токугава сам видел, оружием какой разрушительной силы могут владеть враги Японии.
Токугава понимал, что этот Уссурийский Микадо снизошёл до разговора с низшими не просто так. Ему надо было донести свои мысли до него, до Тукугавы. Таким оружием, каким оснащены корабли Уссурийского Микадо, можно было бы разрушить любой город и любые крепости. Токугава самолично наблюдал за «дружескими» кораблями, а потом прошёлся по пепелищу разрушенных портовых сооружений.
Он видел трупы японцев, которым не повезло попасть под обстрел. Их было немного, но они были. Не выжил никто на территории порта. Так же, как не осталось и ни одного неразрушенного здания. Токугава читал отчёты о бомбардировках англичанами Китайских портов в сорок первом году. Он тогда не поверил, что англичане победили в войне с Китаем. Китай очень большой и у него очень много людей. Но Китай проиграл какой-то, находящейся за тридевять земель, Британии. У флота которой здесь даже нет базы снабжения.
— А оружие Уссурийского Микадо гораздо мощнее, — думал Токугава. — И он слаб, если не захотел подчинить Японию. Стоило только разрушить несколько городов и Япония бы отдала не только маленький островок в Нагасаки, но и всё Нагасаки. А может быть и весь остров Кюсю. И эту слабость врага, пытающегося показаться другом, надо попытаться использовать. Хотя, его слабость может оказаться ловушкой.
Сёгун снова пробежал глазами по иероглифам.
— За десять дней отсыпал, увеличив остров на триста пятьдесят футов в одну сторону, и продолжает насыпать его в другие стороны, — прочитал он. — Триста пятьдесят футов за десять дней — это очень много. Уже прошло двадцать. Значит ещё столько же? Так он ещё одно Нагасаки в бухте построит.
[1] Японское произношение слова «дао» — путь, запрещённое учение в Японии.
[2] Синтоизм.
Глава 17
Проведя встречу с представителями сёгуната, Санька отправился с визитом вежливости в Поднебесную. Он заходил в каждый, разрешённый для посещёния иностранным судам порт: Шанхай, Нинбо, Фучжоу, Амой[1] и Кантон[2] оставляя тамошним властям послание с пожеланием здравия правителю и с просьбой принять посольство. В трёх последних городах он обращался к лидеру восстания тайпэнов Хун Сюцюаню уже захватившему южные окраины Циньской империи.
Когда через двадцать дней корабли Александра вернулись в Шанхай, его ждал ответ от столичных чиновников о невозможности встречи с императором, из-за отсутствия оного в столице. Тогда Санька двинулся прямиком в залив Бо Хай, или, как называли его китайцы, Бохайское море. Там, из кормовых доковых камер пяти Больших Десантных Кораблей проекта 1174 «Иван Рогов» выгрузил пять десантных катера проекта 21820 «Дюгонь»: «Атаман Платов», «Денис Давыдов», «Иван Карцов», «Мичман Лермонтов» и «Лейтенант Римский-Корсаков» и, находясь на первом, повёл за собой десантную группу вверх по реке Луанхэ прямо к Горному Убежищу от Летнего Зноя[3].
Именно там находился двадцатилетний император Айсиньгьоро Ичжу, опасаясь восстания тайпиней, начавшегося этим летом и к августу захватившим южное побережье. Тайпиней поддержали британские и французские купцы, снабжавшие восставших оружием и боеприпасами. Помня, по рассказам, первую опиумную войну, император сразу переехал в горную резиденцию.
Быстроходные катера, передвигавшиеся по мутной глади реки со скоростью тридцать пять миль в час «долетели» до Императорской резиденции за три часа. Джонки, спешащие по своим делам, выбрасывало волнами на берег. В каждом катере поместилось по четыре БТР-80 с десантом из семи человек, которые выехали на берег реки и стройной колонной переправились через озеро и выехав на остров, где находился дворец, окружили его.
Выбежала дворцовая стража с мечами и копьями и попыталась отогнать стальных чудовищ. Однако стальные пришельцы лишь водили из стороны в сторону своими пушками. А то, что это пушки, одно из чудищ продемонстрировало, выстрелив гору, расположенную в пятистах метрах за Императорским озером.
Со стороны оставшихся на берегу реки катеров прозвучали пулемётные очереди, но вскоре стихли.
Возникла пауза. Санька спокойно сидел в одной из машин и ждал.
Из-за стены прозвучали выстрелы. По алюминиевой броне застучали свинцовые пули. Саньке не хотелось проливать кровь и он выжидал, но от скуки решил устроить хоровод. Бэтээры друг за дружкой двинулись вокруг дворца. На четыреста метров периметра приходилось по пять машин на сторону.
Колёсные вездеходы двигались не разбирая дороги, ломая деревья и небольшие постройки, оказывающиеся на их пути. По ним изредка постреливали из-за стен из фитильных, как оказалось, ружей.
— Карамультуки, мать их, — не выдержав, сказал командир машины, глядя в перископ. — Постучаться бы к ним в ворота…
— Постучимся, если не откроют, — хмыкнув, согласился Санька.
И вот на десятом круге перед Санькиной машиной, обозначенной кроме флотского белого флага с синим косым крестом, ещё и солнечным, распахнулись ворота и БТР, не сбавляя хода в них въехал. Остальные машины остались снаружи.
Александру, с его способностями растворятся в воздухе, опасности выйти не было ни какой, а потому, он спокойно вышел, отряхнул с всё с того же костюма невидимые пылинки и, надев шляпу, отправился вслед за евнухами во дворец.
Император сидел на троне весь в жёлтом. Только круглая, вроде тюбетейки, шапочка на его голове была чёрной.
— Что ты хочешь, чужеземец? — спросил молодой Император. — Зачем ты приехал на своих железных повозках и уничтожаешь мои трёхсотлетние сосны. Их садили мои предки. Первое дерево посадил основатель династии «Цинь». Я девятый император, а ты, называющий себя правителем Уссурийского королевства, какой по счёту в своей династии?
— Хм! Значит ты читал мои послания? — спросил Санька. — Это очень хорошо. Меньше придётся говорить. Я, — первый, и это очень почётно быть в своей династии первым императором. Ты ведь чтишь своего предка Нурхаци, основавшего твою империю. Вот и меня будут чтить. А что сделал ты, для своего государства? Спрятался в горах? Когда Тайпени захватывают твои города? И ведь они придут в Пекин и разрушат тот летний дворец, в котором ты родился.
— Они не смогут.
— Смогут. Им помогают британцы. Да и британцы скоро официально объявят тебе войну. По надуманному предлогу. И, в конце концов, тебя свергнут.
— Ты говоришь так уверенно, будто ты знаешь это точно.
— Я знаю точно, что британцы на плечах восставших готовят вторжение и остановятся только тогда, когда ты разрешишь им свободно торговать. Ты, или какой-то другой император. И да, я знаю будущее. Хочешь я покажу тебе его? Хотя нет. Я покажу тебе, как восставшие расправляются с маньчжурами.
И Санька взял из матрицы видеоряд с недавними событиями в районе села Цзиньтянь, где собралось десять тысяч восставших, вооружённых современными европейскими ружьями.
Император вздрогнул. Его глаза округлились. Он глубоко задышал и попытался подняться из кресла. Евнухи бросились ему на помощь, а несколько человек кинулись к Саньке и попытались его заколоть копьями. Но копья разрубили и проткнули воздух на том месте, где он только что стоял.
Появившись возле трона, он отшвырнул евнухов и приблизился к императору вплотную.
— Я мог бы прямо сейчас свернуть шею этому цыплёнку, — сказал Санька, щерясь, показывая зубы, глядя на воинов и поднимающихся с пола евнухов. — Но у меня другие планы. Мне нужны жизни британцев и французов. Поэтом я пока на твоей стороне.
Санька «выдернул» из воздуха своё королевское кресло и уселся на него.
— Ты… Ты… Ты Хэй Бай Учан? Дух смерти? — спросил, заикаясь, император.
Его стража и евнухи, тем временем, попадали на колени и спрятали головы, прикрыв их руками.
— Нет, — скривился Александр. Ему не нравился этот театр, но что делать. Это был самый короткий путь к его цели.
— Я, скорее, — Тудигонг — опекающий дух твоей империи и тебя лично. Можешь считать меня духом своего дедушки. Но это не совсем так. И это не важно, чёрт побери! Слушай меня внимательно. Я пришлю тебе современное оружие и заряды к нему. Оставлю тебе своих воинов и боевые машины. Ты должен вернутся в свой летний дворец и организовать свои войска к подавлению восстания. Понятно⁈
Сяньфэн кивнул. Глаза его были всё ещё распахнуты.
— Я, под твоим флагом с драконом, стану топить все иностранные корабли, не взирая на принадлежность. Надо лишить британцев флота, а повстанцев оружия. Скоро у них закончатся боеприпасы и восстание, без поддержки извне, стихнет. Ну, год, ну два, но не десять же лет! Понятно? Ты не против такого хода событий?
Император покрутил головой. До него стало доходить сказанное пришельцем.
— Значит ты — воплощение моего предка? — спросил он.
— Не совсем так, — хотел сказать Санька, но передумал.
— Да! Я воплощение основателя империи Цинь — Нурхаци. Я основал её, а ты мог привести её к разрушению. Но сейчас всё разрешится.
— Так вот почему ты ломал святую рощу, — задумчиво произнёс Император. — Ты посадил деревья, тебе и ломать…
— Не заморачивайся, — махнул рукой Санька.
— А я ещё думаю, почему ты так хорошо говоришь на нашем языке?
— И ещё… Ты не против, если я пока возьму себе северные земли? На них все засматриваются, а у тебя не получается их защитить. Отнимут их у тебя, а они мои.
— Ты станешь жить там?
— Я живу везде. Я дух. Но это моё тело будет жить там.