— Дедушка, ты чего, серьёзно? — спросил Санечка ошарашено. — Присмотрись хоть.
— Вот и присмотрюсь. Не уезжаем же мы ещё?
— Э-э-э… Только приехали, вроде, — сказал и хохотнул Славка. — Вот ты, Петрович… А кто за тем хозяйством присмотрит? Вовчик сдуется один.
— Справится.
— А баб Маша твоя как?
— Ничего с ней не станется. На побывку приезжать буду. Как с командировки. Можно ведь на побывку ездить?
— В любой момент, — кивнул головой Санька.
Налили по пятой. Здесь алкоголь Саньку не «плющил» и он пил его легко. Славка, вроде, как незаметно, после каждой выпитой рюмки поглядывал на него и удивлённо вскидывал брови. После этой спросил:
— Тут не так вставляет?
— Тут воздух другой, — согласно кивнув, сказал Санька.
— Я бы тоже остался, — сказал ещё не пьяный Военный. — Что мне дома делать? На пенсии. Скукота. Кота сюда заберу. Можно?
— Можно, — сказал Санька. — И с котом можно, и без кота. Тогда и кошку найди ему. Хотя у китайцев кошки в Фанзах имеются.
— О! Это точно! Он у меня ещё молодой… Тогда я дома дела доделаю и приеду.
— Не надо. Я тебя из Хабаровска перевезу.
Все переглянулись.
— Это пи*дец какой-то, — сказал Устинов. — Слушаю сам себя, вас и о*уеваю.
— И я тоже, — сказал Санечка. — Наливай, Мишаня. Не берёт чёта.
Мишаня, как давно обратил внимание Санька, был постоянно на «штуцере высокого давления», то бишь, на розливе, причём это ему нравилось. Почему так повелось? Наверно, потому, что у него рука твердая, даже после много выпитого. Не проливает. И дозу контролировать сам может.
Выпили по пятой.
— Так ты скажи, Викторович, кто ты и откуда? — задал, наконец, Петрович всех мучавший вопрос.
Санька усмехнулся.
— А если не отвечу? — спросил Санька. — Вячеслав же рассказал вам. Как я умер, и переселился в тело ребёнка в мир, где был шестнадцатый век. Там и рос.
— Как ты царём-то стал? — спросил Санечка, — Если ты был обычным простолюдином. Там всё жёстко было.
— Сам не знаю. Я с Иваном Васильевичем сошёлся. Сказки ему рассказывал, советы давал дельные. В Коломенском с отцом наладили выделку кирпича и выплавку железа. Корабль построили парусный. Потом я поехал на Балтику крепость на Усть-луге ставить, а Царь возьми да помри. А ближние его, бумагу написали, что я другой сын Василия Ивановича — царя. Вот и стал править. Почти двадцать лет правил. Долго рассказывать. Там целая история прошла.
— Альтернативная история, — сказал Устинов задумчиво, постукивая пальцами по столу.
— Слушайте! — вдруг вскинулся Санька. — А ведь и мы можем свою историю написать. Здесь в этом мире. Пока здесь нет никого, кроме китайцев, которые добывают дикоросы и соболя, отдавая его задарма китайским торговцым. А ведь скоро сюда придут русские корабли. Ты говорил тут пятьдесят пятый год?
— Пятидесятый.
— О! Ещё десять лет мы можем тут свободно развлекаться, а потом жопа. Всех перепишут и придерутся, что мы тут делаем? Русские? Кто такие? Как сюда прибыли? Китайцы? Идите на хер, китайцы. Англичане? Туда же идите, или даже дальше!
— Кстати, в Китае скоро опиумная война начнётся, — сказал задумчиво Устинов.
— Первая уже закончилась в сорок втором, а вторая в пятьдесят шестом начнётся, — уточнил Санечка. — По итогу этой войны, кстати, и Уссурийский край к России присоединится.
— В Китае сейчас идёт восстание Тайпинов, поднятое Хун Сюцуанем, выкормышем иезуитов, — сказал Мишаня. — И будет идти до шестьдесят четвёртого года. Правительство Цинь в опасности.
— Ну, Мишаня опять про иезуитов, — смеясь начал Устинов.
— Не опять, а снова. В сорок первом Англичане и Штаты начали войну против Китая. Тут же вспыхнула революция. Англичане подписывают с правительство договор о передаче им Гонконга. В шестидесятом подписывается ещё один договор, а в шестьдесят четвёртом Англичане помогают Циньскому правительству подавить восстание. Причём Европейские государства официально держали нейтралитет, а торговцы и миссионеры активно поддерживали восставших, поставляя оружие и боеприпасы. Это их метод ведения политики и торговли.
— Интересно, — сказал Санечка. — Я этого не знал. В Китай не поедем.
— Почему? — удивился Михаил. — В Гонконге всё спокойно, как в Багдаде. Там Британцы. Можно и сплавать. Интересно.
— Что там делать? — спросил Селиванов. — Сейчас там, точно, — помойка. Если только торговать? Надо с китайскими купцами пообщаться. В устье этой реки их должно быть много.
— Вот и сплаваем, — подумал Санька. — Только русалки русло почистят.
— Зачем тебе верфь? — спросил Устинов.
— Корабли строить. Мы там наловчились хорошие корабли строить.
— Парусные? — Яковенко.
— А какие же, — хмыкнул Санька. — У меня и заготовки есть в «закромах». Детали. Можно сразу начать собирать. За полгода, большую шхуну соберём, за месяц тридцатиметровую.
— А большая, это какая? — это Яковенко спросил.
— Пятьдесят метров.
— А зачем тебе паруса? — скривился Яковенко. — Сейчас уже вовсю пароходы строят. Буквально переделывают парусники в пароходы.
— А я разве сказал, что собираюсь парусные строить. Дизельные. Винтовые. Купим валы, винты, дизели.
— Думаешь, это просто? — спросил Селиванов.
— Не думаю. Знаю, что сложно. Но приглашу спецов. Они соберут. Жить у моря и не иметь свою флотилию. Нонсенс.
— Э-э-э… А если купить уже готовый корабль и перенести его сюда. Как дырчик. Ты же смог, — спросил Устинов. — Или просто, э-э-э, спи*дить. Сможешь перенести?
Санька почесал себя за ухом.
— Перенести-то, наверное смогу. Не пробовал, правда. Но спи*дить? Не хорошо как-то.
— Я вот, что подумал, — улыбнулся Славка. — Если ты организмы человеческие лечишь, то может быть ты и старое оборудование починишь? Просто у нас стоит на приколе много ломанных пароходов.
— Хм! Не задумывался как-то. Надо попробовать. Прямо озадачил ты меня. Заинтриговал. Что-то мне подсказывает, что если судно будет на ходу, то восстановить его до первоначального состояния получится. В моих… э-э-э. Ладно, не важно.
Санька хотел сказать, что в ноосфере наверняка найдётся матрица любого созданного в материальном мире оборудования, но не стал ничего говорить про ноосферу.
Саньке идея с покупкой или хищением современного судна понравилась, но он вида не подал.
— Ведь можно договориться с судовладельцем и взять судно во фракт, — подумал он. — Правда нужно будет ставить инфраструктуру. Причальную стенку, нефтебазу. Блин, как всё сложно. И нужно ли это всё ему? С парусниками проще. Есть ветер — плывём, нет ветра — гребём.
— А здесь что ты делаешь? — спросил Селиванов.
— Отдыхаю, — пожал плечами Санька. — От трудов царских праведных.
— Скучно одному? — продолжил лезть под шкуру Олег.
— Не очень. Я могу жить один. Я же по первой специальности лесник.
— Да-да, ты рассказывал когда-то. Но в компании всё-таки веселее? — пытал и пытал Олег.
— Не всегда, — уклонился Санька. — Но я и в компании могу быть одиноким.
— Хорошее, э-э-э, умение, — улыбнулся Олег. — Я вот о чём, мужики, хотел сказать. Тут сейчас, своего рода Клондайк. Можно земель оттяпать, мама дорогая.
— Сейчас ты оттяпаешь, а потом придут большевики и оттяпают у тебя, вместе с руками и головой, — сказал Устинов.
— Мы можем повлиять на историю, — сказал Михаил.
— Миша, Красное колесо не остановить, — покрутил головой Селиванов. — Если тут жить, придётся встраиваться. А это значит — пройти гражданскую войну. Честно говоря, я — не хочу воевать. Зачем? За кого? За чьё светлое будущее? Это даже не наш мир.
Все вдруг «скисли».
— Наливай, Миша, — попросил Петрович. — Что-тогрустно становится.
И действительно. Все выпили, закусили и разбрелись по отведённым им койко-местам.
На следующий день охотились и охота радовала. Шурочка Яковенко залез на соль и за ночь, глядя в прибор ночного видения, убил четырёх козлов и крупного оленя рогача. Мужики так находились, что даже не отреагировали на выстрелы. Хотя первая соль была всего в двухстах метрах от хоромин. Третий день ходили немного. Санька их не лечил, чтобы мужики прониклись и они прониклись.
Санька только перед самым сном разжалобился и снял с них усталость, наполнив силой. Иначе они бы просто не заснули. С силой они протрезвели, хотя и пили то немного. Переглянулись и ушли по «норам». У каждого из них в «хоромине» была собственная спальня.
И вот, пришла пора расставаться. Они пожали Саньку руку, Селиванов и Устинов договорились с Санькой о товарообмене: мясопродуктына оргтехнику и кондиционеры. И мужики отбыли, вместе, кстати, с Петровичем, который посчитал «западлом» не попрощаться с Вовчиком и бабой Машей, которой обещал вернуться с мясом. Петровича Санька обещал забрать из Лучегорска, куда тому, как оказалось, надо было съездить по делам.
Отправив гостей, Санька остался во второй сфере и, устроившись поудобнее, принялся, рассматривая свой мир, раздумывать. Он пытался понять, чего он, действительно хочет и как будет жить дальше? Ему здесь, во общем-то, никто из его мира не нужен. Появятся здесь русские, он решит с ними проблемы, если они возникнут. Полувека хватит, для «отпуска», а дальше он что-нибудь придумает. Или раньше. В конце концов, он не кривил душой, когда говорил Гарпии, что хотел бы понаблюдать за природой. Мало ли кто и что здесь уже наблюдал? Он смутно помнил рассуждения Пржевальского о Приморском крае, ибо читал его обычно во время очередного запоя, тоскуя о несбывшихся мечтах.
Сейчас Санька был трезв, бодр и испытывал огромное любопытство и потребность наблюдать за природой. Наблюдать и записывать. У него теперь были удивительные возможности для незаметного и скрытного наблюдения. Таких возможностей не было ни у одного исследователя. А у него были. Подойди хоть в плотную, смотри, запоминай, описывай. А что не успел записать, остаётся в памяти, словно отпечаток.
Разговоры охотников о «переселении» в этот мир Санька не воспринял серьёзно. Ну кто променяет цивилизацию, удобства с ней связанные, общение с себе подобными, а не с отсталыми аборигенами. И даже цивилизованные русские офицеры, или англо-французские, это всё равно люди из другой цивилизации. Тут с иностранцами-современниками трудно договориться и понять, а с их предками?