— А патроны где? — спросил Носов, внимательно рассмотрев каждый револьвер со всех сторон и попробовав ход спицы курка и спуска.
— Есть, конечное дело, и патроны, как же без их-то — помедлив, ответил мужик и достал две картонные коробки из сундука в темном углу. — 50 штук, хватит?
— Вполне, — ответил Носов, — сколько я должен?
— 75 рубликов, ежели с патронами-то…
— Побойся бога, Ерофеич, — так оказывается звали мужика, — в лавке они по четвертаку идут.
— Что же ты в лавку-то не пошел? — ухмыльнулся Ерофеич, — там и взял бы подешевле.
— Есть некоторые причины… давай за 60 и по рукам?
Некоторое время поторговались — мужик уступил оружие за 65, чтобы никому обидно не было. Потом спать легли, но перед сном Носов попросил керосинку и полчаса примерно сидел, перенося на бумагу что-то свое, всего три листочка исписанных образовалось. Наутро Носов быстро умылся, позавтракал и отчалил обратно в столицу, Ерофеич ему нашел попутку до города всего за 20 копеек.
Первым в недостроенный флигель зашел Григорий Ефимыч Распутин — он довольно долго стоял у зеленой калитки, вглядываясь в темные окна, потом все же решился и быстро прошел внутрь. Там было пыльно и темно, у Распутина в голове промелькнула мысль, что зря он сюда пришел, ой зря, но эта мысль была последней из всех, которые могли прийти ему в голову, потому что через пару секунд после того, как входная дверь закрылась автоматической пружиной, мозги Григория Ефимыча вылетели наружу через пулевое отверстие. Он опрокинулся на спину, нелепо взмахнув руками, сказать же что-либо не успел.
Из темного угла подошел темный человек с закутанным до глаз платком по образцу американских гангстеров, пнул для начала Распутина ногой, тот не подавал признаков жизни, потом он подумал и сделал контрольный выстрел в область сердца, тот опять даже не дернулся. Далее он поднял Распутина, усадил на один из стульев в центре зала, устроил его поудобнее, чтобы тот не сваливался, и быстрыми движениями расстегнул и стащил с него сначала портки, потом подштанники. Потом поискал в карманах свое письмо, нашел и спрятал в карман пальто.
— Вот и ладушки, какой красивый натюрморт у нас получается, — сказал гангстер, — врали значит Юсупов с Пуришкевичем, какой это к чертям дьявол, если с первой же пули откинулся, — после чего он опять ушел в тень поджидать следующего посетителя.
Ждать пришлось не очень долго — через 15 примерно минут появился Георгий Аполлонович Гапон, он был в рясе, в высокой ритуальной шапке и сильно смазанных сапогах, которые скрипели на весь переулок. Все повторилось в точности так же, как и с Распутиным, за исключением той детали, что умер Гапон не после первой пули, потому что оказался весьма проворным. Незнакомец стрелял в него трижды, прежде чем проповедник успокоился на своем стуле.
Ну и самым последним во флигель пожаловал Евно Фишелевич Азеф, глава зловещей Боевой организации эсеров, о которой в народе ходили самые страшные и зловещие слухи и на совести которой было более сотни покушений и взрывов, из них почти половина удачных. Евно Фишелевич был очень осторожным человеком, но и он потерял голову от письма самой Матильдочки — ну еще бы ее не потерять, когда тебя такая звезда высшего общества зовет на тайную встречу. Однако револьвер Азеф конечно с собой взял и держал его в руках, когда открывал дверь во флигель. Внутри было темно и пыльно, так что он даже чихнул, поднеся руку ко рту, в этот момент чихания из самого темного угла комнаты бахнул выстрел, попавший прямиком в барабан его револьвера, его вырвало из рук Азефа, сильно ушибив ему всю ладонь. Азеф быстро нагнулся, но некто из угла сказал ему:
— Не советую, Евно Фишелевич, руку прострелю.
Азеф быстро разогнулся и осмотрел помещение. Осмотр ему определенно не понравился — положение двух тел на стульях явно указывало на то, что тела эти неживые.
— Кто вы такой, сударь? — отрывисто спросил он, — и кто эти господа на стульях?
— На первый ваш вопрос отвечу, что я человек, искренне болеющий за судьбы России, а на стульях расположились следующие господа: справа проповедник Гапон, слева старец Распутин.
— Это вы их убили?
— Откровенно говоря да…
— Зачем?
— А они вредят России вообще и будущей русской революции в частности, без них все проще будет.
— Меня вы тоже убьете?
— Непременно, дорогой Евно Фишелевич.
— Ну так что же вы медлите, стреляйте…
Однако ж нервы у него железные, подумал незнакомец.
— Вы куда-то торопитесь? Давайте побеседуем, у меня есть свободных 15 минут, вот как раз свободный стул, присаживайтесь.
Азеф молча подошел к единственному пустому стулу, сел, медленно достал из кармана пальто пачку папирос.
— Я закурю?
— Ради бога.
Азеф достал из другого кармана зажигалку, прикурил папиросу, спрятал пачку обратно в карман и наконец задал волнующий его вопрос:
— И чем же, позвольте узнать, я так навредил России вообще и грядущей революции в частности?
— Извольте, — с расстановкой ответил незнакомец, — извольте. Ваша террористическая деятельность… ну в смысле деятельность возглавляемой вами боевой организации это абсолютный тупик во всех смыслах этого слова.
— Откуда вы знаете, что я возглавляю?
— От верблюда. От каракумского двугорбого верблюда — устраивает вас такой источник информации?
— Ну не хотите говорить, ваше дело… и почему же наша деятельность тупиковая?
— По кочану. Никогда еще в истории терроризм ни к чему хорошему не приводил и в дальнейшем не приведет, смею надеяться. Вы же только дискредитируете и свою партию, и всю остальную социал-демократию этой дурацкой пальбой и не менее дурацкими взрывами. Короче, оревуар, Евно Фишелевич, до встречи на небесах, — сказал он и поднял руку с револьвером. Грохнул выстрел, Азеф упал на пол. Незнакомец проверил у него пульс, потом посадил на третий стул, стянул штаны, проверил внутренние карманы и взял себе им же написанное недавно письмецо и отошел к двери, посмотрев издали на натюрморт из трех мертвецов.
И уж совсем напоследок он тщательно протер все металлические части своих револьверов, а затем вложил один в правую руку Гапона, а второй в левую руку Азефа, револьвер же Азефа он поднял из темного угла и положил себе в карман, после чего сказал себе под нос: «все отлично, финал трагедии почти как у Вильяма Шекспира получился, а я удаляюсь со сцены».
— Извините, ребята, — на прощание бросил в воздух неизвестный, который, сняв наконец платок, оказался предпринимателем Иваном Александровичем Носовым, — личного у меня ничего к вам нет, чисто интересы бизнеса, в смысле общественного развития России… вы в этом развитии совершенно лишние люди, рудименты, как этот… аппендикс или этот… придаток хвоста у приматов, так что я просто провел хирургическую операцию по удалению вас с политической сцены… далее двигаемся в светлое, надеюсь, будущее без вас.
И Носов вышел на морозный дворик, не забыв протереть за собой ручки дверей как изнутри, так и снаружи — хотя дактилоскопия и находится сейчас в зачаточном состоянии, осторожность, граждане, не помешает… равно как и конспирация. Не забыть бы с Алмазовым связаться, это последнее, что он подумал, прежде чем растворить настежь зеленую калитку и самому раствориться в предрассветной тьме.
Глава 2
4 февраля 1905 года, Москва, Красная площадь
Носов подъехал к Спасской башне примерно к двум часам дня, на козлах у него сидел тот самый жучок Алмазов. Да, как раз два часа — куранты начали отзванивать «Коль славен наш господь в Сионе». Надо же, заметил он себе под нос, почти как у нас, очень похоже на «Славься, славься». Далее Носов указал Алмазову, где дожидаться его возвращения (вон там, справа от входа ближе к Никольской башне, есть местечко), сказал, что вернется скоро и возможно не один, так что дождись непременно, а не то на дне морском найду и в морской узел завяжу. Алмазов согласно кивнул головой — Носов его деньгами не обижал, вот и за сегодняшнее дело пообещал аж пару червонцев, ну если оно удачно закончится, почему бы и не помочь хорошему и щедрому господину?
А Носов тем временем вздохнул, перекрестился на всякий случай на Покровский собор и медленно вошел на территорию Кремля через ворота Никольской башни. Никто его не остановил и не проверил, ну и беспечно же вы тут живете на заре своего 20 века, мысленно заметил он, ни тебе охраны, ни тебе рамок металлоискателей, ни пропусков даже не придумали, хотя, казалось бы что может быть проще пропускной системы?
— Так, где же у нас Николаевский дворец-то? — спросил он сам себя. И тут же сам себе ответил: — А, вот же он, на углу Ивановской площади стоит, с красивым закругленным эркером, а вон и богатый экипаж с двойкой гнедых, не иначе как на нем Сергей Александрович в свой последний путь скоро и тронется.
В Кремле было достаточно людно — помимо городовых на каждом углу (хоть какая-то охрана), совсем простого народа-то конечно не было и никто не торговал вразнос, как за Кремлевскими стенами, там этих торговцев хватало с избытком, но достаточно большими группами фланировали какие-то неплохо одетые праздные люди. Непорядок, опять же себе под нос заметил Носов, лично я бы доступ сюда резко ограничил, но будем работать с тем что есть, чего уж там… о, да это похоже и есть господин Каляев, подумал он, увидев явного студентика в худой шинели и с саквояжем в руке. А в саквояжике у него явно бомба и лежит…
Носов прошелся туда-сюда по Ивановской площади, копируя стиль фланирующей публики, чтобы не отличаться от масс, глазами же он непрерывно сканировал две вещи — парадный выход из дворца и господина Каляева. Время текло медленно, отщелкивая секунды в голове. А примерно через полчаса все и началось…
Парадный вход в Николаевский дворец раскрылся наружу, обе половинки двустворчатой двери, и из них вышел представительный осанистый вельможа в богатой шубе, явно соболиной, шапка впро