Завязалась легкая дискуссия по поводу того, почему же Кавказу не дают президентские гранты, несмотря на обилие заявок. Слово за слово, выяснилось, что очень много расходов идет наличными – это ж якобы региональная специфика, национальный колорит, никуда не денешься. На что я резонно замечаю:
– Поэтому и не дают.
– Вах, дорогой, – отвечает один из джигитов, – но что важнее: дело или бумажки? Зачем нам эта отчетность-шматчетность, некогда ей заниматься, мы людям помогаем!
На самом деле, в этой позиции – некая квинтэссенция отношения довольно значительной части российского некоммерческого сектора к вопросам документального оформления своей работы и прозрачности. Не секрет, что больше половины российских НКО – это организации, в которых трудятся три-пять человек, причем многие из них даже не за зарплату, а как волонтеры. И руководитель, который параллельно работает где-то еще, думает: «А зачем заморачиваться? Все равно никто не оценит, а времени жалко, не до этого, не до бюрократии». Когда оборот организации до 3 миллионов рублей, то даже в Минюст можно отчет не сдавать, а просто написать письмо о продолжении деятельности (а после коронавируса еще и от аудита фонды меньше 3 миллионов рублей освобождают). Таким образом, даже государство потакает подобным настроениям.
Я такого подхода точно не разделяю. При обилии онлайн-конструкторов типовых отчетов процесс его создания (если ты хоть как-то фиксировал в течение года свою работу, хотя бы в тетрадочке записывал или посты делал в соцсетях) занимает от силы день. Даже меньше. Просто скомпоновать из существующих постов или новостной ленты на сайте, чуть-чуть литературно обработать – и готово. Не верю, что невозможно найти 8 часов в году, чтобы собрать такой документ.
Тем более что никто не требует шедевра. Да, есть разные стандарты. Например, мы с коллегами из Форума Доноров и других организаций разработали Стандарт информационной открытости. Многоуровневый – от базового до золотого, что называется. Причем внедряется он очень мягко – например, через конкурс «Точка отсчета», поощрение лучших. Отчасти его положения инкорпорированы в требования ФПГ, а в 2020 году его даже Минфин неожиданно где-то откопал и предложил использовать в качестве основы для организаций, получающих деньги по закону «О социальном заказе».
Там все просто – основные данные (ИНН, ОГРН, юридический адрес, ФИО директора, контакты…), короткое описание основных программ (или расширенное – если серебряный или золотой уровень Стандарта; в общем, чтобы было понятно, чем занимается организация), ключевые финансовые показатели. При желании – размещение на сайте подробной публичной отчетности, решений органов управления, раскрытие всей команды, детализированный бюджет и т. п. В США по этому принципу работает сервис Guide Star, и любой американец знает: если хочешь что-то узнать про НКО, зайди на этот сайт. Увидишь «звездочки», как у гостиниц, – кто и насколько раскрылся, почитаешь любую базовую информацию, можешь заказать более глубокое проверочное исследование или сравнить организации между собой. И у американской налоговой гораздо более подробная форма, чем у нашего Минюста, – там можно посмотреть и доход ключевых сотрудников, например, и реальные, а не только уставные направления деятельности, и разбивку по программным и административным расходам.
В России основные аргументы против сводятся к тому, что: а) нет времени; б) а вдруг я раскрою все цифры, и ко мне придут бандиты; в) я раскрою все цифры, а государство этим воспользуется и объявит меня иностранным агентом. Конечно, все это секреты Полишинеля, потому что плюс-минус в секторе и по регионам, и по стране в целом есть представление и о средних зарплатах, и о доходах-расходах организаций – членов сообщества. Да и государство с помощью Росфинмониторинга отслеживает любые трансакции, тут признаний никаких со стороны НКО особенно и не требуется. Так что все от лукавого – нет никакой объективной причины, чтобы не следовать информационной открытости и не сообщать о себе обществу, чьими деньгами ты пользуешься для решения социальных проблем.
Но если организация небольшая, то достаточно сделать 10–15, может, 20 страниц текста с фотографиями. Обозначить при этом ключевые проекты, что сделано, показать команду, работавшую над этими результатами, которой гордишься. А в конце на одной страничке нарисовать таблицу: столько-то денег пришло, столько-то потратили. Хотя бы в формате укрупненных статей, по программам даже, можно не по проектам. Все, этого будет достаточно, чтобы у внешней публики сложилось хоть какое-то представление о том, чем занимается та или иная НКО.
Но даже на это не все находят силы. Потому что не понимают важности, а отчетность перед государством в лице Минюста выглядит как непонятная профанация – сложные для заполнения таблицы, из которых ничего не понятно ни заполняющему, ни читающему, и даже у проверяющего далеко не до всех этих отчетов руки доходят. Понять из них, что же сделала организация за год, совершенно невозможно. Плюс здесь лишь в том, что в созданном в 2020 году на волне пандемии Реестре НКО, наличие своевременной отчетности в Минюст учитывается. А выпасть из него – значит потерять ряд преференций. Так что хоть какая-то дисциплина.
Но ведь роль отчетности не только в том, чтобы сделать «ку» перед государством или откликнуться на очередной «кнут». Годовой отчет – это репутация организации, самое ценное, что может быть в жизни у человека и у структуры. Это отличный информационный материал – многие используют его в качестве визитки, когда общаются с донорами. Не надо сто раз объяснять человеку, чем вы хороши, можно просто показать ему приличный годовой отчет. Это пиар-инструмент – способ привлечения внимания жертвователей и общества в целом к проблематике, которой занимаешься.
Тут главное – не переборщить. В Америке, кажется, был негативный прецедент, когда одна из НКО выпустила годовой отчет с большими и жалостливыми фото голодных детей. Читатели детей пожалели, но с тех пор подобный подход считается дурным тоном в профессиональном сообществе. Все-таки акцент должен быть на том, что сделано организацией, а не просто на самих кричащих проблемах.
Для нас создание годового отчета каждый раз было как конкурс «А ну-ка, девушки!» – муки творчества, чтоб обратить внимание на продукт. Было очевидно уже тогда, что жертвователи перекормлены стандартными глянцевыми брошюрами: много текста читать тяжело, много страниц листать неудобно, хочется чего-то наглядного, необычного…
Наш первый совсем короткий отчет за 2014 год (фактически за полгода) мы сделали в таком квадратном виде – отошли от стандарта А4, чтобы хоть как-то выделиться. Собственно, на тот момент главное было – представить команду, показать ключевые проекты, которые мы запустили, самые-самые скромные результаты. Это, скорее, был буклет об организации. Фишкой стало добавление туда цитат от благополучателей – всегда лучше не самому рассказывать о своих успехах, а дать слово людям, которые действительно смогли почувствовать изменения.
Следующий год был очень плодотворным, поэтому мы мучились с тем, чтобы объять необъятное – постараться максимум информации уместить на вменяемом количестве страниц. Нам пришлось вернуться к старому доброму А4, но мы включили много инфографики. Сразу выделили топ-10 проектов фонда – для тех, кому лень читать до конца, можно было быстро пролистать первые страницы. И тоже с большим количеством цитат от слепоглухих и партнеров – почему тот или иной проект оказался для них важен. Дальше было два раздела «О слепоглухих» и «Для слепоглухих» (почему такие, вы уже знаете), а также некий проброс по нашим планам и приоритетам на 2016 год. Конечно, был раздел с общей информацией о фонде – органы, контакты и т. д.
Самой главной фишкой стала карта на разворот, над созданием которой бились аки пчелы Таня Гончаренко и Лена Гелескул. Мы взяли и по территории страны нанесли всю информацию о наших проектах: сколько в каком регионе слепоглухих, подготовленных переводчиков, проучившихся на курсах, и т. п. Эта часть неизменно вызывала всеобщий интерес – четко видно, что сделано в масштабах всей России.
Потом был ступор. Пришлось провести несколько совещаний, на которых мы спорили. Надо ли вообще делать бумажный отчет или достаточно сделать электронный и всем разослать ссылку? Это же проще и дешевле. Но в 2016–2017 годах это выглядело бы как новаторство, опередившее время. Все-таки значительная часть целевой аудитории – серьезные люди, осуществляющие крупные пожертвования, – такого прогрессивного подхода не поняла бы, им бы точно хотелось подержать что-то в руках.
Это натолкнуло нас на мысль, что в руках приятно держать и листать глянцевый журнал. В конце концов, его можно даже на столик в приемной положить – на фоне какой-нибудь «Российской Федерации сегодня» или других он будет очень неплохо смотреться.
Поэтому отчет за 2016 год мы сделали по шаблону настоящего журнала. Там были интервью со звездами (огромное спасибо народному артисту РФ Евгению Миронову за то, что нашел время это сделать), раздел полезных советов и рецептов от слепоглухих, страницы, посвященные моде, на которых мы рассказывали о наших творческих подопечных. Там были репортажи, афиша культурных событий и раздел с обзором технических новинок, а также с книжной полкой изданий «Со-единения». Был большой рассказ о путешествии молодых слепоглухих в Карелию и даже легкий забавный тест на знание проблематики слепоглухоты.
В общем, когда мы разослали этот документ, многие даже не поняли, что это от «Со-единения». Спрашиваю в Администрации Президента у коллег:
– Отчет наш получили?
– Нет.
– Ну как, курьер же доставил, отчитался, неделю назад. Там Миронов еще на обложке.
– А-а-а, а мы думали, что это журнал какой-то принесли, недоумевали зачем…
Чем это можно переплюнуть? Только каким-то еще более сильным художественным высказыванием. Делали фотосессию для слепоглухих, чтоб подарить им хорошие фотографии на память после мероприятия и пополнить фотоархив фонда. И родилась идея: а давайте сделаем красивый ф