воспаленное нёбо. Нагрузка на горло почище, чем после двух пар лекций подряд. То-то и не спешат преподаватели в приемную комиссию работать, отыскивать, так сказать, выдающихся самородков в серой руде абитуры. Он бы, Николай Иванович, тоже не спешил бы, но его завкафедрой, который к тому же еще и его научный руководитель, лично попросил. Именно попросил, а не приказал (приказ потом, конечно же, тоже вышел). Как тут откажешь? А то б видели его в этой комиссии. Лето же на дворе, отпуска у преподов. На Крымы с Кавказами у него денег за семестр не скопилось (перестройка чертова), но хотя бы с дочкой побольше погулял, пока она в коляске и не особо перечит, куда ее повезут.
Мысли продолжали крутиться в голове Николай Ивановича, а ноги уже несли его к выходу из храма науки. Пройдя вахтера и оказавшись на институтском крыльце, Николай Иванович притормозил. Сначала банально, чтоб закурить. Затем, вдохнув никотина вперемешку с теплым июльским ветерком, Николай задумался: «А куда ему, собственно, спешить?» Дома опять придется оправдываться перед женой за то, что зарплату, даже такую не шибко большую, все еще задерживают. Как будто он в этом виноват? Потом в сотый раз выслушивать, что у ее подруги Ленки муж в банке программистом зарабатывает полторы штуки зеленых, а он, Колян, даже сотни в пересчете по курсу из своей богадельни не приносит. А дочке их комбинезон новый нужен и памперсы, не говоря уже про питание детское. Нет, домой, явно не хотелось. Ну не прям сейчас. Конечно же, он туда пойдет, а куда еще? А сейчас может быть пивка? Кружечку? На это-то деньги имеются, даже на метро потом хватит. Тоже нет, благоверная зараз учует. Откуда у нее нюх такой? Ну, хотя бы просто спокойно покурить на крылечке своего института, после суматошного рабочего дня, никуда не спеша, на это-то у него есть право? И Николай Иванович сам себе ответил, что право у него такое, разумеется, имеется. Ответил, успокоился и продолжил курить уже не взатяг.
На крылечке никого, окромя Николая Ивановича, не было. И время уже позднее, и лето к тому же. Списков ни абитуриентов, ни поступивших еще не настал черед вывешивать, вот и пусто. Списков-то нет, но какой-то один несерьезный листочек в клеточку, неаккуратно вырванный из тетради и пришпиленным одной кнопкой к доске объявлений, колыхал-таки проказник-ветерок. В те далекие теперь девяностые годы, доски объявлений учебных заведений еще не пестрили сообщениями о продаже, покупке или обмене всего и вся, только официоз. Например, такого-то в аудитории XXX состоится семинар по проблемам «Искусственного интеллекта в теории управления». Явка сотрудников кафедры Математического моделирования строго обязательна. Правда, даже тогда на деревянных прообразах будущих web-board изредка появлялись частные записки типа: «Фунт, пьем пиво на Покровах. Подходи», но их быстро срывали, обычно, все тот же самый официоз. А тут, наверняка, аналогичное послание, и все еще висит, несмотря на конец рабочего дня. Николай Иванович, слегка заинтересованный, подошел поближе.
Аохотрон в чистом виде. Или тогда слова-то такого еще не придумали? На объявлении толстым синим карандашом (существовали в ту пору такие, с одной стороны синий, а с другой красный) было написано буквально следующее: «Ребята!!! Если Вы хотите поступить в МИЭМ, то оставьте на этом листке свой телефон и имя. И ни в коем случае не говорите об этом своим родителям!!!» Внизу объявления уже присутствовало две записи с координатами потенциальных жертв афериста. Николай Иванович, наклонил голову вправо, глядя на текст, затем влево. Потом щелчком отбросил докуренную сигарету в урну, достал из сумки ручку, и внес в этот список еще одну строку с именем Миша и реальным номером телефона Михаил Георгиевича, заведующего кафедрой Кибернетики, профессора и доктора технических наук. Усмехнулся и двинул домой к любимой дочке и просто жене.
К утру Николай Иванович начисто забыл про свою вчерашнюю шалость. Может быть, и вообще не вспомнил бы, да пришлось ему за списком трудов своих для автореферата на кафедру заглянуть. А там… фонтанируя и в лицах рассказывал о событиях своего вечера завкафедрой Михаил Георгиевич. Сидят они всей своей интеллигентной в N-м поколении семьей в составе: мать Михаил Георгиевича – Ольга Леонидовна, доцент на пенсии, жена Михаил Георгиевича – Наталья Владимировна, кандидат физико-математических наук и завлаб одного из секретных НИИ, дочь Ольга, младший научный сотрудник МГУ, сам Михаил Георгиевич – и мирно так вечеряют. Вдруг звонок. Дочь встает из-за стола, идет к телефону, быстро возвращается и, изобразив на лице гримасу удивления, говорит, что хотят Мишу. Михаил Георгиевич повторяет
Ольгин путь до телефона, берет лежащую рядом с аппаратом трубку со словами:
– Слушаю.
– Миша?
– Да, это я, а с кем имею честь?
– Миша, ты хочешь поступить в МИ ЭМ?
Несколькосекундное замешательство, а затем Михаил Георгиевич вспомнил и выдал в микрофон столько интересных слов из лексикона своего глубокого детства, что потом пришлось долго краснеть под укоризненными взглядами Ольги Леонидовны и Натальи Владимировны. А закончил свой рассказ Михаил Георгиевич риторическим вопросом: «Вот бы узнать, кто это надо мной так подшутил, я б показал ему кузькину мать».
Николай Иванович дипломатично поулыбался в процессе рассказа Михаил Георгиевича, но признаваться, что инициатором произошедшего послужил он – не стал. Ведь диссертация еще не защищена. Вот потом, когда-нибудь, став академиком, он опишет этот эпизод в своих мемуарах, и люди, прочитав его, так же будут смеяться, как над фразой Ландау: «Дирак – дурак».
«Науки юношей питают», правда, не всех. Диссертация Николай Ивановича так окончательно и замерла на второй главе. Почему? Да потому что дочери его реально был нужен комбинезон и не только…
Экзамен
Зимняя сессия и каникулы давно закончились. Я сижу в преподавательской и занимаюсь своими делами. Тут входит девица, оглядывает присутствующих и вопрошает: «А кто здесь такой-то»? (называя мою фамилию). Я привстаю, втянув голову в плечи, и робко так подаю голос: «Это типа я». Девица продолжает: «Я экзамен тут должна сдать», при этом глядя в бумажку зачитывает название курса, который я в прошлом семестре читал. Я спрашиваю: «А допуск у вас есть»? Она мычит: «Угу». Я продолжаю: «Девушка, я не знал, что вы сегодня ко мне придете, поэтому билетов у меня нет. Я вас так поспрашиваю». «Ну, поспрашивай», – соглашается она. Девушка садится на стул сбоку от моего стола. Закидывает ногу на ногу. Честно признаться симпатичная была, но с сильным налетом вульгарности и, кажется, этим бравирует. Я задаю девушке первый вопрос по теме курса. Она молчит. Второй – та же реакция, третий – аналогичный результат. Тут я набираю в легкие воздуха, чтобы сказать дежурную фразу: «Придется, вам девушка, в другой раз прийти». Воздух-то набрал, но сказать не успел. Потому что девушка, пронзительно так глядя мне в глаза, выдала: «А зачем вам все это надо»? И без паузы продолжила: «Может, мы с вами как-нибудь по-другому договоримся»?
Немая сцена. В преподавательской сидело еще несколько моих коллег. Шел тихий разговор, шуршали ручки по бумаге (компьютеров тогда у нас еще не было). Вдруг после этого – ша, тишина. На меня устремились взоры всех невольных свидетелей. Как же он будет с ней договариваться?
А я сижу, смотрю на эту девицу, с раскрытым ртом, так и не выдав свою дежурную фразу. Через какое-то время замешательство проходит, и я мямлю что-то типа: «Вы не по адресу обратились, приходите в другой раз, подготовившись».
Интересно все-таки, а чтобы она мне могла предложить? Так ведь уже никогда и не узнаю.
Мачо физико-математических наук
Где скорее всего можно встретить мачо? Воображение почему-то в первую очередь рисует пляж: белоснежный, обжигающий песок, лениво накатывающиеся на него лазурные волны моря, чи океана, прозрачная синева неба без единого облачка, вдали в легком мареве высятся горы. На лежаках, у стойки бара рядом с бассейном, у кромки прибоя – везде масса красивых, загорелых, женских тел цвета от молока с кофе до эбена. Парео, саронги, бикини, топлесс, закрытые купальники и даже в сочетании с хиджабами. И все они украдкой смотрят только на него. А он… Он только что вышел из прибрежной пены (почти Афродит), капельки воды скатываются по накаченному торсу, пресс, сплошь состоящий из квадратиков, длинные, черные, слегка вьющиеся волосы, небрежно падающие на гордо расправленные плечи, трехдневная щетина довершает безупречный образ пожирателя женских сердец.
Но не всех мачо можно только на пляже встретить. Не каждому же из них бабушка наследство оставила для беззаботного и безработного времяпрепровождения.
Некоторым и на работу ходить приходится. А некоторые из этих некоторых даже чего-то умудряются на работах своих достичь. И среди ученых мачи тоже встречаются. И не только в гуманитарных областях (к чему, казалось бы, сама природа мачей этих предназначила), но и среди служителей точных наук – нет-нет, да и вдруг нарисуются мачи эти самые. Чего далеко ходить. Вот Ландау, например. Сужу исключительно по фильму «Мой муж – гений». Неоднозначный, судя по отзывам, фильм. Но дыма-то без огня не бывает, или стаканчик-то нашелся, а осадочек остался. А так, по фоткам-то, и не скажешь.
Вот и в нашей alma mater на моей родимой кафедре (где я сперва студентом отметился, а затем уже и попреподавал трошки) тоже был свой мачо. Не Ландау, конечно, по масштабу научной личности, но как-никак доктор физико-математических наук. Это при условии, что остальные кандидаты и доктора нашей кафедры все сплошь технических наук были, а этот даже здесь выделялся. И что же в нем такого мачистого было? Хотя в те времена оные, социалистические, даже термина такого «мачо» не существовало. Говорили проще и брутальней что ли: «бабник», «ловелас», «любовник» или «полюбовник», «серцеед» и т. д. Именно так или близко к так называли за глаза нашего доктора физмат наук и исключительно по причине того, что примерно каждые два-три года он женился на новой студенточке. И чего они, студенточки эти, только в нем находили? Ведь не исключительно же из-за меркантильности в сдаче экзаменов и зачетов. Или это во мне зависть мужская говорит? От меня-то девушки штабелями в разные стороны не падали. И внешность у него далеко не аполлоновская была, и ходил он всегда черт-те в чем. Не в рванье, конечно, но как-то даже по тем меркам не шибко презентабельно. Хотя, с другой стороны, чего хотеть-то, он же ползарплаты на алименты от предыдущих браков отдавал. Больше половины наше тогдашнее человеколюбивое государство отбирать у граждан своих не разрешало. Даже на будущее поколение.