Людвиг
Покидая в июле 1859 года Петербург, Эммануил оставил трем сыновьям «по 2000 рублей, друзей и добрую славу». Это соответствует примерно двум миллионам рублей сегодня. Людвиг с семьей жили на Петербургской стороне, возможно, в освободившемся родительском доме или же в доме на углу Фокина переулка, тоже принадлежавшему семье. Роберт снимал квартиру в доме на Литейном проспекте, одно время в 1861 году ее делил с ним Альфред.
Смена поколений ознаменовала новую фазу деятельности Нобелей в России. Из шведской семьи иммигрантов они стали российскими промышленниками, русской семьей, хотя и с прочным шведским идентитетом. Важнейшую роль в этом процессе сыграл Людвиг, который, в отличие от отца, был не только изобретателем и производителем, но и обладал аналитическим талантом и питал глубокий интерес к промышленным и социальным вопросам. В год, когда Эммануил покинул Россию, Людвиг опубликовал в «Журнале для акционеров» две статьи, в которых освещал проблемы слабо развитой в промышленном отношении России. Первая называлась «О медленности развития механической промышленности в России», вторая – «Несколько соображений о современном положении российской промышленности». Людвиг рассматривал новейшую историю российской машиностроительной промышленности начиная с периода до Крымской войны и заканчивая ситуацией на момент написания статьи. Также он предложил необходимые, по его мнению, шаги для дальнейшего развития. По его мнению, к таковым относились не только изменение промышленной политики государства, но и принятие мер в области образования.
По словам Людвига, до Крымской войны в России фактически не было машиностроительной промышленности, хотя и существовали отдельные заводы. Предприятия почти полностью зависели от государственных заказов, что обрекало их деятельность на краткосрочность и прерывистость. Другое объяснение медленного развития стоило искать в российских таможенных правилах. Поскольку машиностроительные станки производились не в России, при ввозе они не облагались пошлиной. При этом с целью защиты устаревших и неэффективных металлургических заводов на Урале импорт иностранных металлов сопровождался непомерно высокими пошлинами. Когда морские порты страны были заблокированы во время Крымской войны, был остановлен импорт. Недостаток зарубежной техники и промышленные заказы морского министерства превратили небольшие механические мастерские в крупные машиностроительные заводы. В течение двух лет были построены паровые двигатели отечественного производства для трех лайнеров, двух фрегатов, четырнадцати корветов и сотни пушечных лодок. Из этого опыта Людвиг сделал заключение, что России нет необходимости закупать двигатели за рубежом, если можно наладить производство на территории страны. Однако после войны большинство двигателей вновь стали привозить из‑за границы. Отчасти это объяснялось высокой стоимостью российского железа, а отчасти потому, что российские предприятия собирали двигатели за год и без гарантии своевременной доставки. Технику же английского производства можно было получить всего за два месяца.
Вывод Людвига был прост: для того чтобы машиностроение получило надежное развитие в России, иностранные станки и двигатели должны облагаться пошлинами, а импортная пошлина на сырье должна быть снижена. По его мнению, учрежденные после изменения тарифов мастерские должны быть не государственными, а частными, и управление такими предприятиями должно совершаться без бухгалтерских сложностей. Их развитие должно проходить в условиях свободной конкуренции, роль государства должна ограничиваться предоставлением займов для стартового капитала. В качестве положительных примеров Людвиг привел Финляндию и Швецию, где «Железопромышленная контора» во главе с учеными и промышленниками обеспечивает обучение людей в школах и на заводах, награждает изобретения и ссужает капитал под низкие процентные ставки.
Другой серьезной проблемой российского машиностроения была нехватка квалифицированной рабочей силы. «Бóльшая часть мастеров – немцы, шведы и финляндцы; но собственно русских не видать», – пишет Людвиг. По его мнению, проблема может быть решена только отменой крепостничества (эта реформа уже обсуждалась и была осуществлена спустя два года). Этот общественный слой может восполнить недостаток рабочих в механической промышленности. Однако карьерные перспективы крестьян были невысоки ввиду неграмотности; они, по мнению Людвига, «выше подмастерья не могут подняться». Людвиг убежден, что молодежи в России должна быть предоставлена возможность элементарного образования, предпочтительно в школах, расположенных вблизи заводов. Принуждать к посещению школы не нужно, но стоит обязать «заводчиков назначать молодым людям, желающим учиться известное для того число свободных от работы часов».
Аргументы Людвига основывались на опыте семейной фирмы «Нобель и сыновья». Приведенные им в качестве положительного примера паровые двигатели для лайнеров были построены их заводом. Идея, что машиностроение в будущем должно находится в частных руках, а влияние государства – ограничиться ролью кредитора, была логичным выводом, учитывая обращение государства с фирмой «Нобель и сыновья» после окончания Крымской войны.
Людвиг, разумеется, был не одинок в своих размышлениях о тарифах. В эти годы вопросы свободной торговли и протекционизма горячо обсуждались, и результаты не заставили себя ждать: политика постепенно менялась в сторону снижения тарифов. В 1861 году был отменен импортный сбор на чугун для мастерских, оборудованных паровыми двигателями, а в 1864 году – для всех машиностроительных заводов, занимавшихся изготовлением и ремонтом машинных частей, пароходов, мостов и т. д. В отличие от ситуации последних лет пребывания Эммануила в Петербурге, российское государство снова начало поощрять отечественные мануфактуры.
Машиностроительный завод «Людвиг Нобель»
Первые годы после ликвидации механической мастерской в Петербурге рядом с Людвигом оставались его братья, которые так же, как и он, были заинтересованы в успешном исходе «Процесса против Казны». Особенно это касалось Роберта, чьи брачные планы зависели от решения суда; в противном случае он не смог бы содержать свою будущую семью. Из сохранившихся писем видно, что и Роберт, и Альфред активно помогали Людвигу заручиться новыми заказами. Как уже упоминалось, после окончательного проигрыша в суде Роберт переехал в Хельсинки, а через два года в Стокгольм уехал и Альфред. В России из всей семьи Нобель остался лишь Людвиг. На момент банкротства компании ему было тридцать лет, но, несмотря на молодость, Людвиг имел хорошую репутацию в деловых кругах Петербурга. Вместо того чтобы покинуть страну, он 1 октября 1862 года арендовал небольшую механическую мастерскую, расположенную напротив их старого завода, на Выборгской стороне, по адресу набережная Большой Невки, дом 15. Стартовый капитал составлял всего 5000 рублей (около 5 миллионов рублей сегодня). Мастерская была основана в 1849 году англичанином Джоном Ишервудом, а с 1855 года управление принял его сын. На территории были расположены литейная, механический цех и монтажная. Кроме того, был док для ремонта небольших судов, однако к 1862 году он находился в запущенном состоянии. При входе на территорию мастерской в Батальонном переулке стоял окрашенный в серый цвет одноэтажный деревянный дом площадью чуть более двухсот квадратных метров, куда въехал Людвиг со своей семьей. За неделю до подписания договора аренды на свет появился второй сын Людвига, «хороший мальчик, крикун первого ранга». Его окрестили Карлом, и он сыграет важную роль в истории машиностроительного завода.
Дом в Батальонном переулке, у входа на территорию завода
Как и на Петербургской стороне, промышленные участки преобладали и на Выборгской. Это был маленький и тесный мир, где семьи Ишервуд и Нобель жили и работали в близком соседстве друг с другом. Об общении семей свидетельствует тот факт, что Альфред отправил одно из своих стихотворений миссис Ишервуд, ответившей ему похвальным письмом. Рядом с мастерской Ишервуда находились крупный сахарный завод Кенига и основанный в 1853 году механический завод Лесснера, специализировавшийся на производстве печатных и прочих станков, а также паровых двигателей. В непосредственной близости находился участок, принадлежавший другу и благодетелю Нобелей – Карлу Августу Стандертшельду.
«Я надеюсь, вам будет приятно услышать, что я разделался с нашим старым заводом <…>, начиная понемногу устраивать свои дела, – написал Людвиг Роберту 13 октября 1862 года, когда тот собирался переехать в Стокгольм для обучения пивоварению. – Я арендовал завод у Ишервуда и надеюсь, что смогу справиться, если Господь поможет мне не влезть в долги, ибо первого долга в делах следует избегать, так же как первой ссоры в браке».
Завод Людвига изначально специализировался на производстве железных печей, радиаторов, водопроводных труб и других продуктов для гражданских нужд. Так же, как и его отец, Людвиг и его инженеры сами проектировали и строили производимые ими станки: строгальные, сверлильные, фрезерные, токарные станки и многое другое, в том числе паровые молоты и горны для литейных печей. Через несколько лет завод возобновил производство колес и колесных осей, которые когда‑то были специальностью Иммануила. Колеса с герметично закрытыми втулками (часть ступицы), предотвращающими проникновение песка и другой грязи, вскоре стали пользоваться большим спросом из‑за плохого состояния российских дорог. Причем колеса Нобелей проезжали не только по провинциям, но и в столице, где всего несколько центральных улиц были замощены торцовыми мостовыми, покрыты асфальтом или вымощены булыжником. В 1882 году завод удостоился чести изображать российский государственный герб на своих вывесках и изделиях. Это право было получено за «широкое развитие машиностроительного дела, специальное изготовление высокого достоинства механических приборов и распространение в России высокого качества насосов <…> а также за прекрасную работу осей, бандажей и других экипажных частей из русского железа, при усовершенствовании производства, совершенно прекратившего ввоз осей из‑за границы».
Но это было много позже, а в первые годы Людвиг столкнулся с проблемами с оборотным капиталом. Он постоянно был в поисках новых заказов – «много неприятностей и беготни, прежде чем получишь что‑то новое и это новое начнешь делать». Поэтому расходы велись с осторожностью. Однажды, одолжив Роберту тысячу рублей на покупку керосина, Людвиг был вынужден просить брата управиться со сбытом осветительного масла в Финляндии «с предельным усердием и бережливостью», чтобы не причинить потерь, с которыми Людвиг не справится. По его мнению, механический завод был именно той частью семейной деятельности, которая имела наибольший потенциал: «Как бы ни обстояло с перспективами Папы и Альфреда, нельзя отрицать, что единственно надежное – это мое маленькое дело. Если запущу его или лишусь необходимого оборотного капитала, что остановит дело, я уверен, что наша общая судьба будет достаточно печальной».
Больше года спустя после приобретения завода Ишервуда Людвиг отметит: «Успех подстегивает Нобелей больше, нежели провалы. Мы уже так много в этом мире пережили, что пора бы ветру повернуть – не обязательно на попутный, достаточно, если не нужно будет всё время лавировать». Когда еще через год ветер сменился, он снова шел с военной стороны, как во времена Иммануила. И он был попутным. Военное министерство возглавлял способный и технически компетентный генерал Дмитрий Милютин, который видел свою задачу в том, чтобы сделать страну независимой от иностранных поставок оружия. Например, российским механическим мастерским было заказано производство гранат из отлитого в кокилях чугуна (новая технология). Раньше такие гранаты импортировались из Германии, но разработанный Людвигом снаряд оказался не только лучше немецкого, но и дешевле в производстве. «У меня много дел, и я работаю каждый день как чернорабочий, мне надо бомбы лить и работать не покладая рук, пока не наладится производство», – сообщил он в марте 1864 года.
Несмотря на успешную первую поставку 13 100 гранат, Людвиг не получал новых заказов от правительства до осени 1865 года. Одной из причин было то, что его конкурент предложил цену на 33 процента ниже оферты Людвига. Проблемы с конкурентоспособностью, в свою очередь, были связаны с трудностью получения кредитов под залог. «Возможно, ты удивляешься, что мне так трудно получать эти залоги, – писал он Роберту. – Но ты не представляешь, сколько здесь плутов <…> которые пользуются залогами только для того, чтобы получать деньги на руки. Они живут только за счет кредитов, тем самым портят кредиты для других». Его собственный талант в приобретении залогов, добавил он, был так же слабо развит, как и музыкальный.
То, что Людвиг наконец получил заказ, было результатом того, что в его арсенале было еще одно оружие – качество и надежность доставки. Это были важные аргументы во взаимоотношениях с государством, которое, как и прежде, было единственным крупным заказчиком. «Ты знаешь из моих устных высказываний, – писал он Роберту, – что я не считаю чиновников в сущности более честными сейчас, чем в былые времена. Но теперь всё делается по‑другому. У нас есть только одно средство против всего этого – стараться, чтобы государство получило действительно хорошую и безупречную работу и чтобы чиновники остались довольными. В этом наш единственный реальный интерес и лучшая гарантия на будущее».
До начала 1867 года машиностроительный завод Людвига изготовил еще пятьдесят тысяч гранат по заказу Артиллерийского комитета. Одновременно шло производство стальных бронещитов – за период с 1866 по 1878 год было изготовлено около восьми тысяч единиц.
Несмотря на крупные заказы, машиностроительный завод еще не давал большой прибыли. 1 января 1866 года Людвиг писал Роберту, что у него всё еще мало денег и он только «перебивается». Тем не менее 1866 год стал переломным, уже через два месяца Людвиг сообщил, что «начинают приближаться несколько более светлые экономические времена». Теперь он мог помочь Роберту с кредитами, в которых ранее ему отказывал, и погасил последний его непогашенный вексель на тысячу рублей.
От дульнозарядных винтовок к казнозарядным
Когда судьба в конце концов улыбнулась Нобелям, это было связано с военными событиями в Европе. В 1864 году Пруссия захватила Шлезвиг-Гольштейн у Дании, а в 1866 году была покорена Австрия. В кильватере немецкой экспансии многие европейские государства, включая Россию, начали пересматривать свои оружейные арсеналы. Наиболее революционным изменением военной промышленности этих лет стал переход от дульнозарядных винтовок к казнозарядным. Новый способ зарядки был проще, что повысило скорость стрельбы. Также казнозарядные винтовки были легче и имели меньший калибр.
Как и во всей Европе, российские военные склады были полны старых дульнозарядных винтовок, доказавших свою неэффективность во время американской гражданской войны. Перед военным руководством стояла двойная задача: во‑первых, конвертировать старые дульнозарядные ружья в казнозарядные, а во‑вторых, решить, какой тип казнозарядной винтовки выбрать в будущем. Во всем мире изобретатели и оружейники работали над усовершенствованием новой технологии.
Конвертация двухсот семидесяти тысяч российских дульнозарядных винтовок началась в 1867 году, одновременно с другими странами, в том числе Францией и Швецией. Заказ был распределен по нескольким заводам. Людвиг Нобель получил заказ на восемьдесят тысяч винтовок, а Карл Август Стандертшельд, управляющий Ижевским оружейным заводом, получил заказ на пятьдесят тысяч. «В последнее время я проделал большую работу по замене винтовок, и это требует большого оборотного капитала, поэтому я должен использовать все свои средства для покупки оборудования и материалов», – сообщил Людвиг Роберту, добавив, что надеется «получить от мероприятия хорошую прибыль».
Для конвертации старых винтовок Артиллерийский комитет выбрал систему, придуманную немцем Йоханнесом Карлом и разработанную чешским оружейником Сильвестром Крнкой. Завод Людвига усовершенствовал механизм Крнки, в частности заменил материал патронника на фосфористую бронзу – материал, с которым Людвиг был хорошо знаком по изготовлению кранов и других компонентов своих систем отопления. Фосфористая бронза – сплав с высокой стойкостью и хорошими механическими свойствами. Для такого производства требовались специальные токарные станки, которые Людвиг также стал изготавливать на своем заводе. Это был первый в России опыт машинной формовки бронзы, и успех был молниеносным. Людвиг получил заказы на токарные станки для трех государственных оружейных заводов в Туле, Ижевске и Сестрорецке, на смену устаревшим английским. Этот токарный станок был собственным изобретением Людвига, от чертежа до готового изделия. Он также контролировал всю работу, до малейшей детали. Контроль над рабочим процессом был отличительной чертой Людвига, став со временем гарантом качества.
Владимир Барановский
Несомненно, Людвиг был выдающимся изобретателем, инженером и конструктором, но успех предприятия, разумеется, зависел не только от его знаний и умений. Он сумел окружить себя ведущими специалистами в области механики и оружейной технологии. Большинство из них были приглашены из Швеции, некоторые – из шведскоязычной Финляндии. В период с 1862 по 1887 год тридцать два инженера и четыре начальника цехов были шведами. За редким исключением среди квалифицированного персонала русских не было. Но всё же одно из этих исключений было блестящим.
Владимир Степанович Барановский (1846–1879) родился и вырос в Хельсинки, где его отец-профессор преподавал русский язык. Отец был человеком чрезвычайно широкого таланта: полиглотом, статистиком, историком, гигиенистом, а также изобретателем. Он часто совершал поездки за границу, в том числе в Париж, чтобы узнать последние новости о пневматических двигателях. Уже с одиннадцатилетнего возраста Владимир сопровождал отца. В возрасте пятнадцати лет Владимир помогал отцу строить паровоз, действовавший на сжатом воздухе, а когда ему было шестнадцать – участвовал в разработке подводной лодки, также работающей на сжатом воздухе.
Благодаря отцу Владимир рано получил солидное техническое образование. Но официально экзамены он не сдавал. Надо полагать, что это произвело впечатление на Людвига, который и сам дипломов не имел, будучи убежден, что практический опыт предпочтительнее формальных данных: «Я вижу пользу только в том образовании, которое чего‑то достигает. Иногда я считаю необходимым взять своих мальчиков из школы, чтобы заставить их работать на заводе». Прослужив несколько лет на конкурирующем механическом заводе, Барановский в 1867 году нанялся к Людвигу, где ему было поручено разработать русскую казнозарядную винтовку.
Настоящую известность Владимир Барановский получил благодаря модификации скорострельной пушки. В 1863 году Людвиг предложил властям разработанный Иммануилом пулемет под названием «мультипликатор», но был принят без энтузиазма. Вместо этого правительство в 1870 году сделало ставку на модель пушки американского инженера Ричарда Гатлинга. Производство было поручено заводу Людвига, который к тому времени заручился прочной репутацией умелого конструктора и производителя огнестрельного оружия. Пушка Барановского представляла собой модификацию пушки Гатлинга – шестиствольная митральеза была значительно легче американской и производила до трехсот выстрелов в минуту.
Между семьями Барановских и Нобель прослеживаются поразительные сходства: это касается таланта, образования (или, скорее, его отсутствия) и заинтересованности оружейной тематикой. Существует и более зловещая параллель. Так же, как Иммануил потерял своего сына в результате неудачного научного эксперимента, Степан Барановский потерял своего во время испытательной стрельбы в Петербурге в 1879 году. Когда Владимир перезаряжал пушку, снаряд сработал преждевременно, и он погиб на месте.
Русское техническое общество
Как мы видели, экономическое положение стало улучшаться уже в 1866 году, когда Людвиг объявил, что «начинают приближаться несколько более светлые экономические времена». Через год семья оставила деревянный дом в Батальонном переулке и переехала в новый каменный дом на территории завода. В последующие годы «Машинный, литейный и оружейный завод „Людвиг Нобель“» – официальное название предприятия – значительно расширил свою деятельность, и финансы завода, как и самого Людвига, стабилизировались. Весной 1870 года Людвиг смог наконец выкупить завод Ишервуда, который он арендовал с 1862 года. В дополнение к этой территории были приобретены еще два соседних участка, в том числе участок Стандертшельда, на котором стояло несколько двухэтажных деревянных домов, спроектированных Теодором Мельгреном (см. ниже), и один кирпичный. «Всё вместе стоило мне от 140 до 150 тысяч, – сообщил он Роберту в Стокгольм. – Поскольку я позволил себе взять этот капитал у предприятия, ты понимаешь, что дела идут не так плохо».
Некоторые из руководителей оружейного завода изображены у митральезы Барановского. Слева сидят Владимир Барановский и управляющий фабрикой Харальд Берг (1872–1888), справа стоят Эрнст Август Хюльферс и Людвиг (крайний)
Выражением успеха завода и признанием личных заслуг Людвига перед российским машиностроением стало избрание его членом «Русского технического общества» одновременно с его учреждением весной 1866 года. Оно было одним из многих, возникших в свете реформ Александра II 1860‑х годов. В 1874 году «Русское техническое общество» стало «Императорским».
Несмотря на бурное развитие российской промышленности в эти годы, импорт машин из‑за рубежа продолжал превалировать. Например, из шестнадцати паровозов, обслуживавших первую в России железную дорогу между Петербургом и Царским Селом, только два были построены в России. Не было форума, на котором инженеры, промышленники и другие люди с практическим опытом фабричной работы могли обмениваться мнениями с учеными и государственными чиновниками, оказывая, в лучшем случае, влияние на политику государства в сфере промышленности. Русское техническое общество, созданное по инициативе специалистов в гражданской и военной отраслях, в том числе профессоров Петербургского университета, было задумано как такой форум. Будучи иностранцем, Людвиг не мог быть формальным учредителем общества, но он был одним из самых активных его приверженцев. Не исключено, что его мысли о необходимости установления института вроде шведской «Железопромышленной конторы» имели особое значение при формировании общества и выборе направления его деятельности.
Людвиг был одним из наиболее активных членов общества и прочел много докладов на технические, организационные и деловые темы. Как вспоминал один из членов общества, доклады «заслушивались с неугасающим напряженным вниманием не только вследствие свойственной [Л. Нобелю] талантливости и образности изложения, но особенно из‑за основательного и глубокого знакомства докладчика с темой, затрагивающей какой‑либо жизненно важный вопрос в области технической промышленности». Людвиг также состоял во многих комитетах общества: по детскому труду, по акцизу на керосин, по развитию нефтяной промышленности, по подготовке уставов для железнодорожных школ, по исследованию смазочных масел и по многим другим вопросам. Он охотно и много жертвовал средства, в первую очередь для образовательных целей. В большинстве своем пожертвования были анонимными.
Новый дом на территории завода, в который Людвиг с семьей переехали в 1867 году
Первый доклад, прочитанный в 1866 году, был посвящен машинной формовке при отлитии чугуна. Другие доклады имели такие заглавия, как «О влиянии казенных заказов на развитие частной механической промышленности» (1874 г.), «О причинах застоя в нашей механической промышленности» и «О необходимости принятия правильных покровительственных мер для поднятия горнопромышленного дела» (оба доклада 1875 г.). Людвиг всё время находился на передовой, и предлагал решение проблем порой задолго до их возникновения. Еще в 1875 году он подчеркивал, например, необходимость введения в России единой метрической системы. Через посредство члена Академии наук Акселя Гадолина Людвиг анонимно пожертвовал обществу пять тысяч рублей, выплачиваемых ежегодно в течение четырех лет. Эти средства позволили комитету по изучению вопроса о введении метрической системы закончить свою работу. Однако правительственный проект был предложен в 1899 году, а сама реформа проведена только после 1917 года.
Мина с детьми Карлом, Эммануилом и Анной
Наиживейший интерес Людвига вызывали вопросы российского машиностроения. В марте 1867 года во втором отделе общества «Механика и механическая технология» состоялась дискуссия на тему «О мерах к возвышению машиностроительного дела в России и к развитию наших механических заводов». Основным докладчиком был Людвиг, который утверждал, что отечественное машиностроение необходимо защищать от иностранных конкурентов, прибегающих к нечестным методам с целью навредить российским заводам. Как средство защиты он предложил ввести протекционистские импортные тарифы на паровые двигатели, станки и паровозы, которые с тем же успехом производились в России. Тарифы, утверждал он, должны быть достаточно высокими, чтобы российские производители смогли конкурировать с иностранными. Эти идеи активно поддерживались «Техническим обществом» и имели непосредственное влияние. Тем же летом была создана правительственная комиссия по пересмотру тарифов. Подобные комиссии собирались и раньше, новость состояла в том, что к работе были привлечены инженеры и промышленники.
В таможенном уставе, принятом в следующем году, были введены повышенные таможенные пошлины на паровозы, локомобили и паровые двигатели, а также на «части и принадлежности всякого рода машин и аппаратов, привозимые для фабричного употребления». Меры, однако, оказались недостаточными, и Людвиг несколько раз возвращался к этому вопросу, в том числе в докладе о застое в российском машиностроении. По его мнению, единственным способом создания и развития солидных частных промышленных предприятий в России должна стать общая покровительственная политика, а не ориентированная на отдельные продукты и, помимо этого, допускающая исключения. Если положение дел не изменится, российские частные компании будут по‑прежнему зависеть от заказов и от поддержки со стороны государства. Несмотря на то что предложение Людвига не было принято, российская механическая промышленность за 1860 годы сильно выросла. Как уже упоминалось, в 1850 году в России действовали 25 частных механических мастерских с общим числом рабочих 1475 человек. Двадцать лет спустя число мастерских достигло 145, причем почти 30 тысяч человек были трудоустроены лишь в европейской части России.
Избрание в «Техническое общество» означало окончательное признание Людвига российским промышленником, всего через четыре года после запуска предприятия на территории завода Ишервуда. Кроме того, Людвиг воспринимался патриотом. «Он не был русским, но мы гордимся им!» – отозвался после его смерти один из членов «Технического общества».
В самый разгар профессионального успеха Людвига постигло большое горе. В мае 1869 года в возрасте тридцати шести лет при родах умерла его жена Мина, а еще через двенадцать дней скончалась новорожденная дочь Шарлотта Вильгельмина. Людвиг перенес потери очень тяжело. Судя по письмам, их брак был на редкость гармоничным. «Сегодня наш пятый день свадьбы, и ни один смертный не может быть счастливее, чем я в моем браке», – писал он в сентябре 1863 года Роберту, чей брак был полон ссор и недоразумений по причине ревности и недоверия, особенно со стороны Роберта. «Память о скорбящем муже и оставшихся без матери детях, собравшихся у ее смертного одра, никогда не сотрется, – вспоминала близкая знакомая. – Нобель всё меняет у себя дома, уходит и приходит, словом, нет покоя. Вчера вечером он был у нас и сказал, что больше не выдержит и что намерен вместе с Сельмой [Шарлин] и детьми отправиться через Швецию за границу. Это может быть благотворным развлечением, в котором он так нуждается, ибо он выглядит совсем больным и разбитым». Мина родила Людвигу шестерых детей, трое из которых еще были живы: Эммануил (десять лет), Карл (семь) и Анна (три); остальные умерли в раннем возрасте. В заботах о детях ему помогала нянька Сельма, сам он работал круглосуточно, а детям нужна была мать.
Вскоре Людвиг встретил другую женщину – Эдлу Коллин, рожденную в Стокгольме в 1848 году. Ее отец умер, когда ей был всего год, и мать взяла на себя ответственность за нее и еще двух сестер. Семья была настолько бедной, что Эдле разрешалось брать домой еду из школы. Мать скончалась, когда Эдле было семнадцать лет. Две ее сестры проживали тогда в Петербурге: Лилли была замужем за архитектором Теодором Мельгреном, родившимся в Стокгольме, но выросшим в Хельсинки, а Хильдегард работала учительницей в шведской приходской школе имени Св. Екатерины. Осенью 1869 года она собиралась выйти замуж за финско-шведского инженера Альфреда Нюберга и бросить работу в школе. Ее заменила сестра Эдла, приехавшая из Швеции. Семьи Нюберг и Мельгрен были знакомы с Нобелями, и вскоре Эдла была представлена Людвигу. Свадьба состоялась через год после ее прибытия в Петербург, 1(12) октября 1870 года.
Роберт возвращается в Петербург
Пока Людвиг был занят расширением своего дела в Петербурге, Роберт успешно руководил «Нитроглицериновой фабрикой» в Стокгольме. Сам он считал, что без его вклада это было бы «пустым делом». Но вскоре отношения с соучредителем фабрики Ю. В. Смиттом и с ее техническим директором Алариком Лидбеком разладились. Кто был виноват – неясно, но обычной причиной конфликтов Роберта служили его вспыльчивый темперамент («мой больной нрав», как он сам описывает его в письмах) и неспособность подчиняться другим. В своих письмах о тех событиях он отзывался так: «Учитывая независимое положение, которым я всю жизнь пользовался и по сей день обладаю на „Нитроглицериновой фабрике“, очень обидно, когда кто‑либо позволяет себе повелительный тон по отношению ко мне». Бескомпромиссный характер Роберта мучил не только его окружение, но и его самого. «С таким нравом, как у меня, – констатировал он проницательно, – два-три обидных слова могут расстроить спокойствие на несколько дней, что в сочетании со всеми другими неприятностями может стать причиной мучащей меня болезни. Так что я не раз пожалел, что им удалось меня заманить сюда [в Стокгольм]».
К личным и техническим конфликтам на фабрике добавился постоянный страх, что с ним и его семьей, проживающей на территории предприятия, может случиться несчастье. Риск был велик. В 1869 году произошел взрыв, но обошлось без жертв. Однако несколько взрывов со смертельным исходом произошли на динамитных заводах Альфреда, в том числе в Крюмеле в Германии в 1866 году. «Мы живем как на вулкане, – писал Роберт. – И к тому же окружены одними пьяницами. В городе с кабаками на каждом углу найти трезвых и способных к делу людей практически невозможно. Если удается заполучить трезвого мужчину, то он дурак. Мне здорово надоело всё это дело <…> которое малоприбыльно».
Устав от конфликтов и не желая дальше подвергать себя и свою семью риску взрыва, Роберт решил оставить должность директора фабрики и устроиться на завод Людвига в Петербурге. В то время российское производство развивалось с такой скоростью и обороты достигли такого объема, что Людвиг, страдавший слабым сердцем и другими недугами, был на износе и нуждался в помощи. Планы обсуждались почти год, после чего Роберт переехал в Петербург в августе 1870 года. «Как бы то ни было, – писал ему Людвиг в октябре 1869 года, – а завод требует много внимания, особенно учитывая разнообразие моей продукции. Одних рабочих в настоящее время порядка семисот, а стоимость ежедневного производства – четыре тысячи рублей. Нельзя иметь ни слабые нервы, ни дурное расположение духа, чтобы вытерпеть все мелкие и большие досады, которые неизбежно влечет за собой такое форсированное производство <…>. У меня нет причин быть недовольным ходом работ, но я не могу отрицать, что они являются источником глубокой озабоченности, которая отнюдь не влияет положительно на настроение». Месяц спустя он писал Роберту снова: «Надеюсь, что в будущем году дела пойдут так, что я не поступаю легкомысленно, предлагая тебе работу и хороший доход в деле, вести которое мне одному будет слишком тяжело в будущем».
На рубеже 1867 – 1968 годов Роберт провел в Петербурге более шести недель. Всё это время он наблюдал за испытательной стрельбой динамитными зарядами из пушек по толстой броне. Результаты оказались неудовлетворительными, и завод понес значительные экономические потери. Дальнейшие планы братья обсуждали почти год, и в результате Роберт переехал в Петербург в августе 1870 года. Возможно, именно из‑за отрицательного опыта испытаний он медлил с принятием предложения Людвига. Кроме того, Роберт так и не прижился в Петербурге, этом «болотном гнезде», «этом холодном бардаке».
В мае 1870 года в Петербурге открылась Всероссийская мануфактурная выставка, на которой были представлены изделия завода. Людвиг снискал на мероприятии большой успех. Ему впервые было предоставлено право изображения российского государственного герба на вывесках и изделиях (как упоминалось, второй раз это произошло в 1882 году). Столь высокая честь была оказана за «многообразность и обширность производства и за похвальную известность, приобретенную аккуратным и точным выполнением выпускаемых с завода предметов». Одновременно Людвигу был пожалован орден Св. Анны 3‑й степени. Людвиг очень хотел, чтобы Альфред и Роберт присутствовали на выставке. Он жаждал показать достижения завода и убедить Роберта в целесообразности переезда в Петербург. Но ни один из братьев присутствовать не смог.
Только в августе, во время посещения Стокгольма, Людвигу удалось убедить Роберта в правильности принятия его предложения. Сразу после этого Роберт приказал снести свой нитроглицериновый завод в Финляндии. «Весь капитал потерян окончательно, – прокомментировал он. – Но это освободит меня от гнетущей обязанности уплаты ежегодной аренды».
Решающим мотивом для переезда было желание Роберта достичь «независимого положения». Под этим подразумевалась не только независимость от начальства, но и в первую очередь финансовая независимость. В то время не существовало ни пенсий, ни социального обеспечения. И Людвиг, и Альфред были к этому времени состоятельными, а Роберт не умел беречь деньги, и, несмотря на высокую зарплату и долю в прибыли «Нитроглицериновой компании», у него не было капитала для обеспечения спокойного будущего семьи. Как только Роберт поселился в Петербурге, Полин вздохнула с облегчением. «Меня очень радует, что ты решил остаться. Наконец‑то ты отошел от этого опасного дела, чего я давно желала», – писала она. Сознавая его неспособность беречь деньги, Полин просила мужа жить экономно, «взяв в пример нашего доброго Людвига, памятуя, насколько разумно и бережливо он вел хозяйство, пока не добился независимого положения». Сама Полин осталась в Стокгольме с тремя детьми: Яльмаром, Ингеборгой (род. 1865) и Людвигом (род. 1868).
Наладить свою жизнь и финансы Роберту оказалось сложнее, чем братьям. Но семейные отношения были тесными, и Людвиг с Альбертом делали всё, чтобы помочь ему. Так же, как Альфред, который устроил Роберта на должность директора «Нитроглицериновой компании», Людвиг старался помочь ему достичь финансовой независимости в России, сделав его своим компаньоном.
Медовый месяц Людвига
Вечером в день свадьбы Людвиг и Эдла отправились в свадебное путешествие, которое должно было продлиться три месяца, но вернулись они через девять. Братья, все трое, страдали слабым здоровьем, усугубленным приступами ипохондрии. «Семейства Нобель и Альсель на самом деле плохой породы и обречены на краткую жизнь», – жаловался Альфред Роберту. У Людвига были постоянные проблемы с дыхательными органами (бронхиты, катары, приступы астмы), что, в свою очередь, сказывалось на сердце. По словам матери, он с молодости каждую осень страдал от «кашля в этом жутком и нездоровом климате». Климат в болотистой дельте Невы и в самом деле был нездоровым. Поэтому, укрепив финансовое положение, Людвиг, как и многие другие состоятельные россияне, стал совершать ежегодные поездки на европейские курорты, что временно поправляло самочувствие. «Здоровье мое несколько стабилизировалось во время зарубежной поездки, но климат Петербурга скоро разрушит его, – писал он Роберту после пребывания на немецком курорте осенью 1869 года, добавляя: – Но что касается расположения духа, я снова на себя похож – всегда спокойный и иногда веселый».
Фотография Эдлы в Неаполе во время медового месяца
Таким образом, путешествие Людвига с Эдлой было одновременно свадебным и лечебным. После остановки в Берлине (где они встретились с Альфредом) молодожены направились дальше на юг, в Палермо на Сицилии. Накануне Рождества Людвиг писал Роберту, что чувствует себя много лучше «в этом климате, чем в любом другом после того, как мы покинули Петербург. И, если в моем присутствии не будет нужды, я бы предпочел остаться за границей на всю зиму, пока на вашем Севере не начнут дуть более приветливые ветра». Роберт ответил, что в присутствии Людвига нет необходимости, вызвав живейшую благодарность второго, опасавшегося, что «поездка на север будет иметь самые для меня вредные последствия». Несколько месяцев спустя Роберт снова заверил брата, что он «может смело остаться за границей», пока в Петербурге не станет теплее. «Приятная новость, – отвечал Людвиг из Неаполя, – поскольку я сейчас не хотел бы отправиться в холод и снег без крайней на то необходимости».
Во время девятимесячного путешествия супруги, помимо Палермо, также посетили Катанию, Неаполь (где в январе вспыхнул Везувий), Флоренцию и Рим. Они также совершили поездку на Мальту и в Тунис. Посещение Туниса произвело на Людвига такое сильное впечатление, что он решился попробовать свои писательские силы. «Я набросал несколько листов об Африке, – писал он Роберту. – Но сомневаюсь, стоит ли отправлять их, потому что мне самому они кажутся настолько бессодержательными и бесцветными в сравнении с реальностью, что, боюсь, вряд ли ты захочешь пробежать их глазами». В свою очередь, Роберт похвалил репортаж Людвига после прочтения, намекнув, что текст достоин публикации в одной из стокгольмских газет. Эту мысль Людвиг отверг, хотя и не категорично. Текст, так никогда и не опубликованный, свидетельствует о наблюдательности и повествовательном таланте Людвига – особенно удачен юмористический и нежно-ироничный рассказ о еврейской свадьбе: четырнадцатилетнюю невесту в течение нескольких лет перед замужеством откармливали как индейку, чтобы она стала как можно жирнее, – таким был идеал их красоты.
В Петербург Людвиг и Эдла вернулись только в конце июля 1871 года. В отсутствие брата Роберт управлял заводом наилучшим образом. Среди прочего на его долю выпало закончить работу над модифицированными винтовками. Это мероприятие сопровождалось большими производственными проблемами, но успешно завершилось в конце февраля. «В эти дни я заканчиваю большой заказ, полученный братом на винтовки, столь же хлопотный и утомительный, как и прибыльный», – сообщил он Смитту в Стокгольм. Той же осенью Роберту был пожалован орден Св. Станислава 3‑й степени. Награды были удостоены также несколько работников завода и Людвиг.
Берданка
По возвращении в Петербург Людвига ждал новый крупный оружейный проект. Если сначала государству требовалась конвертация устаревших дульнозарядных винтовок в казнозарядные, то в этот раз предстояло решить, какую систему выбрать для производства новых винтовок. Чтобы выяснить, какой тип винтовки лучше соответствует потребностям русской армии, в Соединенные Штаты направились два российских оружейных специалиста, полковник Александр Горлов и капитан Карл Гунниус. Там они встретились с полковником Хайремом С. Берданом, основателем американского снайперского движения и большим новатором в ружейной технологии – его казнозарядная винтовка имела откидной затвор с курком прямого хода. После внесения некоторых улучшений в модель Бердана Горлов и Гунниус рекомендовали винтовку этого типа российскому правительству. Далее последовал заказ на 30 000 винтовок у завода «Кольт» в Хартфорде, штат Коннектикут, и к ним 7,5 миллиона патронов, также конструкции Бердана. Винтовка называлась «Модель 1868» или «Бердан 1» и была принята на вооружение русской армии в 1869 году. В России винтовку называли просто берданкой.
Хайрам С. Бердан
Берданка
Весной 1869 года полковник Бердан посетил Петербург, чтобы представить военному руководству новую модель винтовки. Ее затвор функционировал лучше, и она стреляла быстрее старшей модели. После многочисленных испытаний правительство выбрало новую конструкцию, и заказ на заводе «Кольт» был отменен. Винтовка получила название «Бердан 2» и выпускалась в четырех вариантах: для пехоты, драгунов, казаков и кавалерии. На этот раз заказ на 30 000 винтовок получил Birmingham Small Arms Company в Англии. Не успевшие прибыть в Россию винтовки «Бердан 1» были проданы на американском рынке, где благодаря модификации Горлова и Гунниуса оружие получило название «русская винтовка».
Слева: Петр Бильдерлинг
Справа: Людвиг, Карл Август Стандертшельд и неизвестный
Прусско-французская война 1870 – 1871 годов привела к ускоренному перевооружению и модернизации русской армии. Производство берданок было перенесено в Россию. Как и в случае конвертации дульнозарядных винтовок, правительство поручило работу частным лицам. Одним из них был молодой офицер и баллистический специалист Петр Бильдерлинг. Он происходил из старой немецко-балтийской семьи фон Бильдерлинг, жившей в России со второй половины XVIII века. Подобно Горлову и Гунниусу, Бильдерлинг совершал инспекционные поездки в Соединенные Штаты и посетил Горлова во время его работы на фабрике «Кольт». Он также был назначен инспектором по изготовлению берданок в Бирмингеме.
Наиболее подходящим выбором для производства стволов был основанный в XVIII веке Ижевский металлургический завод, поскольку на его территории имелась оружейная мастерская. 31 декабря 1871 года Бильдерлинг подписал договор с государством об аренде Ижевского завода; на тот момент офицеру артиллерии было всего двадцать шесть лет. Согласно условиям контракта, завод должен быть оснащен станками для серийного производства берданок, в течение семилетнего срока аренды которых должно быть изготовлено двести тысяч винтовок. Вся прибыль от реализации винтовок шла арендатору, который по окончании аренды должен был вернуть завод со всем машинным оборудованием и функционирующим производством обратно государству. Бильдерлинг также обязался построить сталелитейный завод для снабжения Тульского оружейного завода сырьем для стволов. Раньше его импортировали из Германии, а после Прусско-французской войны правительство решило организовать собственное российское производство стали для удовлетворения военных нужд.
Несмотря на то что Бильдерлингу были хорошо известны технические аспекты дела, для выполнения контракта ему не хватало ни капитала, ни промышленного опыта. В связи с этим он обратился к Людвигу с предложением объединиться для производства берданок. Со своей стороны Людвиг должен был предоставить технические знания и капитал и отвечать за производство и поставку станков. Прибыль партнеры договорились поделить поровну. Выбор Бильдерлинга не был случайностью – они с Людвигом хорошо знали друг друга. Бильдерлинг был офицером связи на механическом заводе Людвига, то есть выполнял те же задачи, что и Карл Август Стандертшельд при Иммануиле. «Я вполне был знаком с техникой дела, – вспоминал Бильдерлинг, – но мне нужна была помощь в людях для руководства работами, в деньгах – для оборота и уплаты первоначальных затрат и в опытности по заводской деятельности вообще <…> и я обратился тогда к моему другу Людвигу Эммануиловичу Нобелю, которого знал с детства и с которым работал по оружейной части с 1866 года».
Одним из ключевых людей в этом контексте был упомянутый выше Карл Август Стандертшельд (1814–1885), ставший к этому времени генерал-майором. С 1870 года он был совладельцем небольшого металлургического завода вместе с Людвигом и шведским горным инженером Йонасом Вольстедтом. Предприятие располагалось в Лупикко, на северном берегу Ладоги, и снабжало машиностроительный завод Людвига сырьем. Кроме того, Стандертшельд был управляющим Тульским и Ижевским оружейными заводами, а с сентября 1871 года инспектировал все российские оружейные и патронные заводы. Таким образом, решение о передаче аренды Бильдерлингу и Людвигу было принято при его непосредственном участии. Во время свадебного путешествия Людвига Роберт был в постоянном контакте со Стандертшельдом, а когда того назначили инспектором, и он больше не мог выступать в качестве конкурента по контрактам на поставки винтовок, Роберт констатировал, что теперь он стал «еще более полезным» для своих друзей.
Для выполнения условий контракта Ижевский завод имел ряд ощутимых преимуществ: собственный металлургический завод, ружейные мастерские и доступ к воде. Но город от Москвы отделяло почти две тысячи километров, и путешествие в Удмуртию сопровождалось огромными трудностями. По расположению Тульский оружейный завод был значительно ближе, однако разместить производство на его территории не представлялось возможным, так как он был занят другими заказами. Кроме того, с августа 1867 года младший сводный брат Карла Августа, Мориц Стандершельд, занимал пост товарища управляющего Ижевским оружейным заводом, что, возможно, повлияло на решение о размещении производства именно там.
Если выбор места можно рассматривать как проявление своего рода кумовства, то идея поручить Людвигу ответственность за производственно-техническую часть аренды была в высшей степени профессионально оправдана. Он не только отлично справился с конвертацией дульнозарядных винтовок, но и за последние годы производил сотни пушек и лафетов для русской армии.
На существующем Ижевском заводе не было никаких практических условий для производства казнозарядных винтовок; все пришлось построить с нуля. Машиностроительный завод Людвига служил механической мастерской для Ижевского завода, и петербургская контора отвечала за контакты с Артиллерийским комитетом и зарубежными поставщиками стали для стволов винтовки и орехового дерева для прикладов. Станки и другое машинное оборудование производились в Петербурге – в течение первых двух лет было изготовлено более 1000 станков, в то время как более крупные станки производились в Ижевске. Туда отправлялись многие ведущие инженеры, механики, техники и мастера питерского завода. Стандертшельд сулил Бильдерлингу и Людвигу прибыль в размере одного миллиона рублей серебром каждому.
Таким образом, аренда обещала дать хороший доход. В то же время проект такого масштаба представлял собой реальный вызов, связанный с огромными логистическими проблемами. Ижевск находился не только очень далеко от Петербурга, но и в полной изоляции – в тысяче километров от ближайшей железной дороги. Трудности создавало и отсутствие телеграфной связи, которая для реализации проекта была крайне необходима. В результате за пару месяцев до начала аренды был протянут телеграф и налажен контакт с Ижевском.
Из-за столь масштабного географического расстояния Людвиг не мог, как он привык, контролировать производство на месте, поэтому должность управляющего в Ижевске он предложил Роберту. На это было две причины: он знал, что брат не прижился в Петербурге, чего тот и не скрывал. Кроме того, Роберт плохо относился к жене Людвига. Причина этому неясна, но, возможно, как это часто бывало с Робертом, его спровоцировали «два-три обидных слова». Зная горячий нрав своего мужа, Полин встала на сторону Эдлы и упрекнула Роберта, что он «всегда слишком строг, будучи чрезмерен как в похвале, так и в критике».
Ижевский оружейный завод
Однако Роберт не был заинтересован в том, чтобы продолжать работать на Людвига, и хотел «начать самостоятельное дело» – поэтому он отклонил предложение. Хотя целью пребывания Роберта в России было «поднакопить немного денег на независимую старость», Полин была рада его решению. «Я хочу тебя сто раз поцеловать и поблагодарить за то, что ты не хочешь поселиться в Ижевске и перенять там управление, – писала она. – Пусть кто угодно другой пожнет плоды на этом малозавидном месте, а я не нарадуюсь тому, что мой любимый не позволил себе соблазниться заманчивыми перспективами и на семь лет схорониться в этом нездоровом, неприглядном захолустье. Из письма Людвига моему отцу я узнала такое про эту местность, что надо радоваться тому, что находишься далеко оттуда, и охотно жертвовать любыми блестящими перспективами и выгодами, которые сулит это мероприятие».
За реакцией Полин стояла не только забота о муже, но и желание воссоединиться с ним в Петербурге или Стокгольме. О том, чтобы следовать с детьми за ним в Ижевск, не было и речи. По предложению Людвига управляющим Ижевского завода и, следовательно, преемником Морица Стандертшельда стал сын его двоюродного брата Хьюго Стандертшельд (1844–1931). С 1866 года Хьюго был прикреплен к Тульскому заводу, а на свою новую должность в Ижевске он вступил в ноябре 1872 года.
Ижевская аренда, как и предполагалось, принесла большую прибыль, но путь к успеху был усеян ожидаемыми трудностями как географического, так и производственно-технического характера. Отношения между двумя компаньонами, Людвигом и Бильдерлингом, тоже не всегда были гладкими. Производство винтовок вскоре было налажено, но вопрос строительства нового сталелитейного завода стал, по выражению Бильдерлинга, «яблоком раздора». Людвиг был против строительства по причине зарубежной конкуренции, но ему пришлось сдаться, и в 1877 году появилась первая мартеновская печь.
Распределение прибыли и реформа условий труда
Людвиг был не только хорошим инженером и изобретателем, но и прозорливым промышленником, что явствует из его статей и докладов по организации условий труда для рабочих. Как уже упоминалось, он еще в 1859 году обсуждал меры по обеспечению квалифицированной рабочей силой, предложив, чтобы российская молодежь имела право и доступ к начальному школьному образованию. Одна из самых важных и новаторских реформ Людвига заключалась в том, чтобы заинтересовать квалифицированную рабочую силу в повышении продуктивности завода путем предоставления ей доли в прибыли. Цель состояла не только в том, чтобы привлечь персонал к развитию будущего завода, но и в желании Людвига иметь больше свободного времени для заграничных курортных путешествий. «На протяжении многих лет, – доверился он Роберту, – моим постоянным сокровенным желанием было дожить до того дня, когда у меня достанет прибыли, которой я смог бы поделиться со своими сотрудниками в такой степени, чтобы они чувствовали, что их интересы соответствуют моим». Но свое стремление заинтересовать рабочих в этой системе он вынужден будет «вероятно оставить <…> до того будущего, когда массы станут более образованными».
Впервые Людвиг поднимал этот вопрос весной 1867 года, тогда он наметил систему распределения прибыли: мастера могли получить 20 процентов от чистой прибыли, помимо зарплаты. Подобная мотивационная система в промышленной культуре того времени была в новинку и отнюдь не очевидна, кроме того, требовала бухгалтерской прозрачности. И всё же несколько лет спустя Людвигу удалось ввести ее на машиностроительном заводе, благодаря чему он смог отпустить ежедневный контроль производства на момент своего долгого свадебного путешествия. Правда, его замещал Роберт, но он был ответственен за «внешние дела», как и во времена Иммануила. Его задачей было поддерживать контакты с властями и другими клиентами. Тот факт, что внутренняя работа завода так безупречно функционировала, во многом был связан с введенной Людвигом системой распределения прибыли. 28 января 1871 года он писал Роберту из Палермо:
Учитывая, что мы находимся далеко впереди конкурентов, мы теперь без работы не останемся. Нужно только постоянно напоминать мастерам, чтобы добросовестно относились к своему делу и берегли репутацию, приобретенную нашим заводом, что составляет тот верный капитал, с которого все мы в будущем будем получать проценты. Ради этого я дал мастерам часть прибыли, и ради этого я не держу в секрете бухгалтерский отчет. В течение многих лет стремился я к реализации этой идеи, и теперь я вновь возвращаюсь к этой теме, поскольку господам мастерам всегда надобно напоминать, что интересы завода и их интересы совпадают. Настоящий интерес о заводе может выразиться только в чрезвычайной честности и в правдивом и заботливом отношении к рабочим и клиентам. В России наступает время большой нехватки рабочих рук, что естественно, и она приведет к большим трудностям для других, тогда как для нас это скорее выигрыш, ибо наше искусство, как прежде, так и впредь, должно заключаться в формировании новых рабочих и новых методов работы. Преимущество нобелевского завода именно в том и состоит, что нам удалось производить лучше и дешевле других, и поэтому нам не нужно сбывать по завышенным ценам.
Идеи Людвига также были реализованы в Ижевске, что объясняет экономический и производственно-технический успех завода. Движущей силой этих идей был, разумеется, не только идеализм, но и собственный коммерческий интерес. Однако, по словам Бильдерлинга, «одним из основных принципов Людвига Эммануиловича в организации всякого предприятия было стремление объединить интересы участвующих в работе лиц с участью самого предприятия, ставя вознаграждение за труд в зависимость от успеха дела». Нетрудно себе представить, какое удивление эта философия вызвала в далекой и отсталой Удмуртии. И всё же система была, по словам Бильдерлинга, внедрена «самым строгим и последовательным образом» в Ижевске, где не только ижевские служащие, но и рабочие-штучники получали часть прибыли.
Цех по производству прикладов в Ижевске
Эта реформа была не единственной, проведенной под руководством Бильдерлинга и Нобеля. Важным изменением в производственной цепочке стала ликвидация системы посредников, агентов, контрагентов и комиссионеров. Помимо роста расходов это решение повлекло за собой увеличение расстояния между руководством завода и рабочими, что препятствовало реализации идеи Людвига. Николай Снессорев, член комиссии по перевооружению армии, совещательный член Оружейного отдела Артиллерийского комитета и один из самых близких контактов Людвига в российских военных кругах, обобщил реформу следующим образом: «Людвиг Эммануилович заменил эту систему системою разделения труда, руководясь идеей, что хозяин, помимо прав, имеет также и обязанности, куда входят прямые отношения с рабочими без всяких посредников». Подобно всем коренным структурным изменениям отмена посредников столкнулась с большим сопротивлением, но Людвиг был настойчив: некоторые из недовольных были уволены, другие переправлены на завод в качестве наемных рабочих. Параллельно с этим изменилась и сама система оплаты труда: зарплату стали выплачивать регулярно и чаще, чем раньше. Если в прошлом расчеты производились раз в полгода, то теперь – каждые две недели.
Ижевских мастеров-оружейников царь наградил специально сшитыми кафтанами, которые всегда носили с цилиндром. Их называли кафтанщиками
Другое нововведение касалось образования – одного из ключевых вопросов для Людвига. Население в России имело самое низкое образование в Европе. В центральной части России только 12,9 процента мальчиков и 2,2 процента девочек посещали школу. Нежелание режима произвести школьную реформу было связано с одержимостью государства сохранением статус-кво. Но в условиях развивающейся рыночной экономики уметь читать и считать было необходимо. По соглашению с рабочими и служащими Ижевского завода – за исключением чернорабочих и поденщиков – один процент от их заработной платы перечислялся в школьный фонд. В 1875 году была открыта трехлетняя ремесленная школа с преподаванием черчения, рисования, резьбы по дереву, лепки, орнаментовки, а также столярного, слесарного и кузнечного искусства. Когда в 1884 году Ижевскому заводу пришло время вернуться в казенное управление, оплачивать обучение в школе казна отказалась, но учреждение продолжило работать благодаря пожертвованиям Людвига и Бильдерлинга.
В 1875 году в своем докладе Техническому обществу, членом которого был также и Бильдерлинг, Людвиг рассказал, что во время первого посещения Ижевска ему говорили, что людей там невозможно воспитать, так как все их деньги уходят на водку. Однако во время своего визита три года спустя он заметил, что произошли большие перемены: пьянство уменьшилось, рабочие всё меньше времени проводили в кабаках, да и были намного лучше одеты, чем раньше. По мнению Людвига, эти изменения были результатом того, что заработная плата стала выдаваться чаще, отчего рабочие стали больше времени уделять хозяйству и всё меньше влезали в долги – у них «появились потребности». «Позвольте мне <…> вступиться за русский народ в том отношении. <…> У меня замечательно трезвый народ. Я уверен, что в какой бы местности ни был расположен завод (особо пьяных местностей нет), народ можно воспитать хорошо, если только работа представляется ему выгодною».
В обмен на улучшение условий труда Людвиг требовал строгой дисциплины со стороны рабочих. В «Правилах для рабочих машиностроительного завода» (1879) рабочий обязывался «повиноваться своему мастеру и исполнять его приказания точно, быть вежливым и вообще вести себя прилично». Если же он позволял себе быть грубым или являться на работу в нетрезвом виде, его штрафовали на сумму от пятидесяти копеек до трех рублей, также было возможно увольнение.
Семилетний срок аренды был продлен еще на год. За эти восемь лет Людвиг и Бильдерлинг организовали в Ижевске образцовый завод. Первоначальный заказ был на двести тысяч винтовок, но в предвестии Русско-турецкой войны в 1877 году арендаторам оружейных заводов были сделаны расширенные заказы на условиях быстрой доставки. Людвиг и Бильдерлинг приняли вызов и к концу срока аренды изготовили более четырехсот пятидесяти тысяч винтовок. Когда 31 декабря 1879 года срок аренды подошел к концу, деловые партнеры не захотели ее продлевать, несмотря на высокий доход от предприятия. Основная причина заключалась в том, что они уже год были вовлечены в другое прибыльное дело, о чем пойдет речь в следующей главе. Вместо них руководство Ижевским заводом перешло к «порядочному, предприимчивому и способному» Хьюго Стандертшельду, чья кандидатура была предложена Людвигом. Хьюго Стандертшельд был выдающимся предпринимателем и со временем стал одним из богатейших людей Финляндии. В его роскошном особняке в Хельсинки сейчас помещается Верховный суд Финляндии[2].