Я вплотную подошёл к двери в подвал и спросил:
– Фомич, ты здесь?
В ответ я получил злобное мычание. Мне это понравилось. Ещё больше мне бы понравилось, если бы Фомич стонал. Даже лучше – кричал от боли. Зараза.
Я поймал себя на мысли, что уже во второй раз меня раздражает, что рядом с Тоской находится ещё кто-то. В прошлый раз это был Пашка[1]. В этот раз Фомич. Правда, Фомич гораздо хуже Пашки. Наглый, сверхсамоуверенный, да ещё и журналист. И наверняка хочет стать писателем. Сочинить «художественное произведение».
Застрелил бы из отравленной плевалки.
Мне стало даже слегка смешно. Кажется, я начинаю ревновать.
Докатился.
– Мы пошли, – сказал я. – Поищем щит.
– Скорей давайте, – провыл из-за двери Фомич. – Тут… Тут что-то шевелится!
Фомич заколотил кулаками по двери. Это было хорошо.
– Никуда не уходи, – сказал я. – Может, нам удастся включить электричество. Тогда дверь откроется. Тоска, Матвейка, подставляйте руки. И ещё.
Я достал из рюкзака два баллончика.
– Что это? – спросила Тоска. – Освежители воздуха, что ли?
– Точно, – сказал я. – Это моё изобретение для перемещения в темноте. Когда ничего не видно, можно ориентироваться по запаху. Ты что предпочитаешь? Аромат кедра или спелый ананас?
– Кедр, – сказала Тоска.
– У тебя хороший вкус, – и я опрыскал Тоску кедром.
Матвейке достался ананас. У меня имелся ещё газовый баллончик, но его я решил приберечь для крайних случаев.
– Пойдёмте, – сказал я.
И, взявшись за руки, мы отправились в гостиную. Пробирались прямо на звук. Звук был какой-то живой, будто, пока мы сидели внизу, в гостиной поселился большущий дятел.
В темноте ходить очень трудно, лучше всего вытянуть руки вперёд, чтобы во что-нибудь не врезаться. И шагать мелко, не отрывая ступней от пола. Шаркать. Те, у кого есть дома собаки, прекрасно знают такой способ передвижения. Этакий антисобачий шаг, чтобы не наступить на какую-нибудь собачью запчасть.
Так мы и шли. Антисобачьим шагом. Я первый, Матвейка второй, Тоска замыкала.
В гостиной было чуть светлее. А может, глаза привыкли. Так или иначе, гостиная освещалась подобающим в таких ситуациях синеватым лунным светом.
Мертвенным.
Комната, насколько можно было видеть, двигалась. Гробы подпрыгивали. Как будто кто-то пытался из них выбраться наружу. Хотя нет, не так. Как-то мелко. Как будто из гробов собиралась выбраться целая куча саранчи.
Один гроб лежал на боку. Перевернулся.
На неискушённого человека эта гробовая музыка производила жуткое впечатление, на меня нет. Прыгающие гробы меня не впечатляли, в прыгающие гробы я ещё в детском саду играл.
Матвейка же затрясся ещё больше и впился ногтями мне в руку.
– Давай уйдём, – умоляюще шептал он, – там кто-то хочет вылезти и нас съесть.
Если бы Матвейка не отличался нежным возрастом, я бы рассмеялся, честное слово. Дети так наивны, это даже приятно. Тем больше неприязни у меня вызывают те уроды, что детей обижают.
– Не бойся, старичок, гробы крепко закрыты, я сам лично проверял, – сказал я и первым шагнул в гостиную. – К тому же покойники людей не едят.
– В кино всегда едят! – возразил Матвейка.
– А в жизни нет. Только кровь пьют.
Матвейка вздрогнул.
– Шучу, шучу, – успокоил я. – Кровь они пьют только у тех, кто старше шестнадцати, тех, кто младше, – не трогают, у них щелочной баланс не тот. Так что ты не очень расстраивайся. К тому же…
Я подошёл к гробу и смело положил руку на крышку. Почувствовал её вибрацию. Потом подошёл к следующему гробу и снова положил руку – вибрация была точно такой же.
Понятно, подумал я. Всё, всё понятно.
– Что ты про это думаешь? – спросила Тоска.
– Матвейка, ты знаешь историю о бродячих гробах? – спросил я в ответ.
– Куропяткин! – возмутилась Тоска. – Ты не можешь обойтись без своих историй?
– Без историй совсем не то, – сказал я. – Без историй нельзя. Атмосфера не та. Так вот, о други, слушайте. История о ползающих гробах из… из Актюбинска!
– Я уже это где-то слышала, – сказала Тоска. – Вернее, читала в Интернете. Только это не в Актюбинске было, а на Барбадосе.
– На Барбадо-о-се, – передразнил я. – Надо поддерживать отечественного производителя, а ты говоришь – Барбадос! Не слушай её, Матвейка, слушай меня. Так вот.
В последнее время, особенно в больших городах, пошла мода хоронить покойников в склепах. Это так аристократично – лежать не просто в гробу, а в склепе. В склепе не дует и червей гораздо меньше. Ну, так вот. Принято хоронить в склепах, хорошо. Но вот однажды на одном крупном центральном кладбище стали происходить странные вещи. Когда люди приходили навестить покойников, они обнаруживали гробы не на своих местах. Гробы были либо сдвинуты, либо вообще составлены в штабеля.
Сначала все решили, что это вандалы. Типа по ночам на кладбище пробираются хулиганчики, забираются в склепы и переставляют гробы. Стали эту версию проверять. Наняли частных детективов, те уселись возле склепов и давай наблюдать. Но ничего не вынаблюдали. А гробы остались на местах. Тогда решили поступить по-другому: стали закрывать cклепы на большие надёжные замки и опечатывать. Однако когда склепы снова раскрывали, обнаруживали, что гробы всё равно перемещались. Будто они сами по себе летали. Или будто кто-то их двигал. Какой-то дух. Эту загадку так и не раскрыли. Гробы до сих пор продолжают бродить.
– Ты думаешь, что тут тоже такой дух? – шёпотом спросил Матвейка.
– Дух-то он, может, и дух, да только не такой… – сказал я. – Сигаретный.
– А такие бывают?
– Бывают. Бывают сигаретные, бывают пивные. Да мало ли… Тоска!
Тоска молчала, и я её не видел. Я попробовал её унюхать, но ананас, распространявшийся от Матвейки, надёжно глушил все запахи. Я подумал, что нужно было Матвейку побрызгать кедром, а ананасом как раз Тоску. Я не боялся, что она ударится в панику, просто не хотелось бежать выручать её из какой-нибудь мясорубки.
– Тоска, – позвал я, но она не отозвалась. – Ты где? Свалила в туман?
– А её нет, – сказал Матвейка, – она отпустила мою руку и куда-то пошла.
«Вот глупая мурена, – ругнулся я про себя. – Опять решила провести самостоятельное расследование, всё хочет доказать мне, какая она смелая. Терпеть не могу её внезапные исчезновения. Вечно пытается подтвердить, что она круче».
– Матвейка, сейчас мы пойдём дальше, – сказал я. – Здесь нам больше делать нечего. Идём на второй этаж. Надо там всё осмотреть. Держи меня за край куртки.
– А как же гробы? Они так и будут трястись? – испуганно спросил Матвейка.
– Потрясутся немного и перестанут, – оптимистично заметил я, – давай пошли, у нас ещё много работы, да и Фомич может в штаны… Не утерпеть может.
Матвейка хихикнул.
– Правильно, – я сжал Матвейкину руку, – лучше смеяться, чем плакать.
Мы прошаркали к лестнице на второй этаж. Без приключений. И поднялись на второй этаж тоже без приключений, даже проваливающихся ступенек – и то не оказалось. Это дело нравилось мне всё меньше и меньше, сплошная скукота и ничего интересного.
– А где Тоня? – спросил Матвейка. – Тут её тоже нет…
Я оглядел коридор. Всё вроде нормально. Двери закрыты, тишина, покой. За какой дверью моя верная подружка Тоска – неизвестно. Я велел Матвейке немного отойти и принюхался.
Так и есть. Вторая дверь по правую руку здорово пахла кедром.
Я легко отжал замок лезвием томагавка и вошёл внутрь. И сразу же обнаружил Тоску. Она стояла у стены. Не совсем самостоятельно стояла – от пяток до самого подбородка Тоска была… я даже не нашёл слова, как выразить то, что я увидел. На Тоску, как на стержень от детской пирамидки, были надеты похоронные венки. Много, штук двадцать, наверное. Тоска была спелёната этими венками, как мумия бинтами. А чтобы она не кричала, в рот ей засунули кляп. Из свернутой похоронной ленты.
Я даже похлопал в ладоши от восхищения – такого стремительного развития событий я не ожидал никак.
Тоска увидела меня и замычала.
– Погоди минутку, моя Черная Роза, – сказал я. – Или ты предпочитаешь, чтобы я называл тебя Ариадна?
Тоска замычала яростно.
– Я тоже тебе симпатизирую, – сказал я.
После чего оглядел комнату. Комната представляла собой склад. Завалена венками, лентами, пластиковыми и бумажными цветами, чёрной материей, другими похоронными принадлежностями. Я выбрал большую бумажную розу и засунул её в карман куртки.
– Ты тут посиди пока, – сказал я. – А то Матвейка может испугаться, если тебя увидит. И что ему, потом всю жизнь жить с исковерканной психикой? А вдруг он пойдёт в ракетные войска служить с такими нервами? И что? Ядерная война, что ли?
Тоска застонала.
Я вставил ей в волосы гвоздику, полюбовался и вышел в коридор.
Прямо напротив двери стоял Матвейка. Он зажимал руками рот и трясся так, что с потолка осыпалась мелкая штукатурка.
– Что случилось? – спросил я.
Матвейка молча указал пальцем.
С противоположной стороны к нам приближался призрак. В белой простыне, с вытянутыми вперёд руками, хромающей походкой.
Только кандалов не хватало.
– Привидение… – прошептал Матвейка. – Оно…
– Запомни одну простую вещь, – сказал я Матвейке. – По-настоящему странные случаи происходят чрезвычайно редко. И только с теми, кто в них верит. Обычно всё гораздо проще. Отойди в темноту. Подальше. Смотри, учись, запоминай.
Я двинулся навстречу призраку. Медленно раскручивая томагавк.
Призрак неуверенно остановился. До него было шагов десять, и я почувствовал, что сигаретный запах сгущается.
Призрак завыл и задрыгал руками. Это меня удручило, призрака можно было найти и получше.
– У-у-у! – старался призрак. – А-а-а!
Когда до него осталось метров пять, я размахнулся и сделал вид, что собираюсь метнуть топорик.
– Ты чего, придурок! – призрак пригнулся.