Доля истины в этом была.
– Что будем делать? – спросил я.
– Если орёт, значит, сам выбраться не может, – предположила Тоска. – Выходит, его надо вынимать.
Мне совершенно не хотелось идти куда-то и вытаскивать из разрушенного сортира это дурацкое «золотое перо» российской журналистики.
– Мне кажется, – усмехнулся я, – наше приключение приобретает несколько сантехнический характер.
– Знаешь, – Тоска подбоченилась, – кто-то мне рассказывал, не исключено, что даже ты, а может, я и сама где читала одну интересную историю. Про святых старцев. Так вот, святые старцы, для того чтобы отсекать гордыню, каждый год отправлялись чистить выгребные ямы. Причём совершенно бесплатно. И теперь, мой добрый друг Куропяткин, пришла пора тебе немножко обуздать свою непомерную гордыню. Это перст судьбы.
– Я думаю, – ответил я, – что не одному мне стоит немножко поработать над своей гордыней. Тебе, старушка, это тоже не помешает. Может, даже больше, чем мне.
– Знаешь, – Тоска поморщилась. – Я, это… пожалуй, лучше не пойду. Я всё-таки…
– Почему не пойдёшь? – переспросил я. – Наверняка это очень готическое зрелище…
– Нет, – отрезала Тоска. – Мы лучше с Матвейкой пойдём на кухню. Я ему бутерброд сделаю.
– Там нет ничего, этот придурок же всё обыскал…
Но она не захотела меня услышать.
– Запомни, Тоска, – крикнул я ей вслед. – Принимаю жертву исключительно ради тебя. Ради нашего агентства «КиТ», ради нашей великой любви…
Тоска и Матвейка удалились на кухню, а я собрал в кулак душевные силы и отправился выручать Фомича.
Туалет располагался в отдельной каменной пристройке, в которой раньше помещалась то ли конюшня, то ли баня. Современная туалетная техника обошла туалет в доме гробовщика стороной. Хотя идея реконструкции гробовщику в голову, видимо, приходила – коридор был заставлен строительными материалами, сантехникой, пластиковыми трубами и прочим. Я прихватил с собой трубу потолще – надо же было как-то вытаскивать попавшего в неприятности Фомича.
Туалет меня удивил. В большом пустом помещении, в котором легко поместился бы даже, пожалуй, комбайн – не кухонный, а зерновой, – прямо посередине торчала типичная деревенская будка. Из посеревших от времени досок. Справа «М», слева «Ж». Запах соответствующий. Гробовщик явно заботился о тех, кто посещал его дом. То есть о заказчиках.
Из будки раздавались проклятия и стоны.
– Журналистами пахнет, – сказал я. – И так насыщенно…
– Куропяткин, это ты? – захныкал из туалета Фомич.
– Я, – ответил я.
– Вытащи меня, а?
– А ты где?
Должен же я был себя немножечко потешить?
– Я тут, – ответил Фомич.
– Где?
– Тут, – повторил Фомич.
– Конкретизируй, – сказал я.
– Ну, здесь.
– Я что-то не вижу, – продолжал я разыгрывать дурачка. – Тут слабое освещение… и так неприятно пахнет.
Фомич не ответил. Но я услышал мерзкие бульканья и шлёпанья.
– Я в сортире! – заорал Фомич. – В сортире! В сортире!! В сортире!!!
– А что ты там делаешь?
– Сижу!!! Я провалился!!!
– В «М» или «Ж»?
Фомич завыл.
– Можешь не отвечать, – сказал я. – Сейчас я сам тебя найду.
Я с опасением подошёл к кабинкам и открыл их по очереди. Фомич оказался всё-таки в «М». Старые гнилые доски подломились, и Фомич провалился в яму. Описывать то, что я увидел, мне совершенно не хочется, я и тогда-то смотрел на застрявшего Фомича одним глазом. Чтобы потом спать спокойно.
– Если ты засмеёшься, я перебью всех твоих родственников до седьмого колена, – пообещал Фомич.
– Мы не договоримся, – я захлопнул дверцу.
– Не уходи, не уходи, я пошутил! – запричитал Фомич.
– С этим не шутят, – я вернулся. – И если хочешь, чтобы я тебе помог, лучше помолчи.
– Хорошо, – булькнул снизу Фомич.
– У меня тут труба есть, я её опущу, а ты возьмись за неё и держи. Понятно?
– Понятно, – ответил Фомич.
Я опустил трубу. Фомич немного повозился, а потом ухватился за эту соломинку.
– Тяни! – крикнул он.
Я потянул. Труба шла тяжело, да и вообще нельзя было сказать, чтобы подобная процедура доставила мне хоть какое-то удовольствие.
Труба ползла вверх. Над краем дыры появилась голова Фомича, похожая на… Короче, она была похожа на то, во что провалился Фомич.
– Добро пожаловать в свет, – сказал я и отпустил трубу.
Не удержался, увы мне. Злопамятен я, злопамятен. И мстителен в придачу.
Фомич завопил почти так же пронзительно, как в первый раз, даже лампа под потолком закачалась. Он обрушился вниз, я успел отскочить, чтобы меня не окатило содержимым ямы.
Какое-то время было тихо, слышалось исключительно бульканье, затем громко чавкнуло – Фомич всплыл на поверхность.
Он издал непонятный звук, потом обругал меня самыми непристойными словами, оскорбляющими как меня лично, так и всё моё семейство, как прошлое, так и будущее.
– Извини, – сказал я. – Не удержал. Бывает.
Фомич булькнул снизу какое-то проклятие. Не особо оригинальное.
Мы повторили процедуру. Во второй раз Фомич оказался предусмотрительнее, ухватился руками за доски и выкарабкался сам.
Я осторожно пятился от него, мало ли что…
Фомич выполз из туалета, как выползает на берег неуклюжее морское чудище. Медленно.
– Ты бы поторапливался, – сказал я. – Совсем ни к чему, чтобы нотариус увидел тебя здесь, да ещё и в таком виде.
Фомич с трудом поднялся на колени.
– Дальше не вставай, – посоветовал я. – Побудь так ещё немного. Не вздумай отряхиваться. Я сейчас.
Я нашёл длинный резиновый шланг, подсоединил его к крану на кухне и принялся поливать Фомича из шланга.
Фомич терпел.
Кое-как, насколько это было возможно без мыла, я помог ему отмыться. Затем воспользовался освежителем воздуха. Почти полбаллончика на него извёл.
Кстати, я заметил, что в последнее время я стал как-то предчувствовать события, что ли. Прихвачу с собой на дело какую-нибудь совершенно левую вещь, и она мне обязательно пригодится. Вот как эти баллончики.
Освежитель, конечно, помог, но не совсем. Всю одежду Фомича пришлось выбросить.
Фомич остался голым.
– Нормально выглядишь, – я окинул взглядом его худосочную внешность. – Просто машина смерти.
– А…
Фомич хотел сказать «а пошёл ты», но передумал. Поскольку голым был он, а не я. А голый человек практически не может оказать сопротивления. Я даже подумал, а не поколотить ли мне его. Но потом решил оставить в живых.
– Это… – буркнул Фомич. – Ну…
Тут я решил, что мне, пожалуй, стоит извлечь из этой ситуации определённую выгоду.
– В этом году в Индии неурожай индиго, – задумчиво сказал я. – И с хлопком тоже затруднения… Червь-хлопкоед завёлся.
– Сколько? – сразу же догадался Фомич.
– Ну, знаешь, хорошие вещи стоят дорого…
Фомич попытался нащупать кошелёк, но кошелька, само собой, у него не оказалось.
– Я верю честному слову журналиста, – заверил я. – Скажи «честное журналистское»!
– Честное журналистское, – буркнул Фомич.
– Какой я всё-таки гуманист, – сказал я. – С тебя ещё штука.
И я стал стаскивать джинсовую куртку.
Куртка ему не подошла, а в свитер Фомич с трудом, но влез. Я не люблю облегающих вещей и всегда прошу мать покупать мне кофты размером побольше, с запасом. Опыт доказывает мою правоту.
Вот, правда, рукава оказались Фомичу до локтя, но тут было не до модничанья.
– Обвяжись пока свитером вокруг пояса, и пойдём, – велел я. – Пойдём к Тоске, подберём тебе ещё что-нибудь по фигуре.
Жертвовать своими штанами я отказался наотрез – свои штаны такому типу, как Фомич, я не доверил бы ни за какие деньги. Пришлось разоблачать Тоску. Она удалилась за дверь, повозилась и вынесла юбку. В такой японские школьницы щеголяют.
– Супер! – сказал я.
Это я не Фомичу сказал, это я Тоске сказал.
Потому что она осталась в водолазке – длинной, успешно прикрывающей ноги до середины бедер. Так Тоске было ещё лучше, чем в юбке.
– Сегодня у нас будет шотландский день, – я взял юбку у Тоски и протянул Фомичу. – Прошу вас, сэр.
Фомич рыкнул, но юбку принял. Выбирать ему особо не приходилось. Да и вообще, он как-то поник и старался не смотреть на нас. Особенно на Тоску.
Выглядел Фомич довольно комично, если не сказать больше. Жердина в короткой юбочке.
– Один аксессуар, – я вытащил бумажную розу из кармана куртки и заложил её за ухо Фомичу. – Так эффектнее.
Фомич в ярости смял розу и бросил на пол.
– Какой зломен, – я покачал головой. – В таком прикиде надо вести себя… более мягко.
– Прекрати лучше! – Фомич даже шагнул ко мне, даже сжал кулаки.
– Интересно… – я почесал подбородок. – Тебе, Фомич, надо найти единомышленника и сколотить группу. Назовите её… «Трупы в юбках»! Или лучше «Фомич и трупы в юбках»! Будете гастроли давать. В Игарке, на Сахалине, с большим успехом…
– Хватит, Куропяткин, – попросила Тоска. – И так всё тупо. Давай делом заниматься.
– Делом так делом, – сказал я.
Я взял за руку Матвейку, и мы спустились в подвал, к покойнику. Я посмотрел на часы. На все эти приключения у нас ушло почти сорок минут. Я усадил Матвейку на табуретку, сунул ему в руки тяжеленный том «Илиады» и постучал томагавком по батарее.
Через минуту включился свет. И заработала камера.
Гроб принялся идиотски подскакивать. Матвейка первое время косился на него с опаской, потом привык и взялся читать. Читал он плохо. С запинками, путая слова и совсем без всякого выражения. От такого чтения меня потянуло в сон.
Я устроился поудобнее на надувном матрасике и стал дремать. Скоро в подвал спустилась Тоска. Уступать ей место я не стал, и она устроилась на перевёрнутом ведре возле батареи.
Фомич не появился.
Глава 5Принцесса на гробах
Нотариус приехал на рассвете. Мы спрятались на втором этаже в комнате с венками. Пока он ходил вниз за Матвейкой, нам удалось незаметно выбраться из дома.