— Они все равно будут таскать, — возразила. — Мы теперь с тобой подопытные экземпляры. Не пойму, что они хотят найти…
— Слабое место, — взялся он за тележку и покатил к кровати. — Таких, как я.
— И в чем же слабое место? — подобрала я ноги.
— Ты теперь мое слабое место. — Он снял крышку с подноса. Еда была простой — тушеное мясо, овощи. Но оборотень все равно ко всему придирчиво принюхался, прежде чем наложил мне тарелку. — Ешь.
— Ты можешь мной не командовать? — возмутилась я.
— Может быть когда-нибудь смогу, — посмотрел на меня. — Поешь, пожалуйста. Тебе нужны силы.
— Я не могу есть, когда у меня стресс. Но меня все равно накормили стейком — не переживай. Ужинай сам.
Он медленно вздохнул и уселся на кровать, притягивая к себе тарелку:
— Хорошо.
Я смотрела на него, долго не решаясь задать первый вопрос:
— Как ты сюда попал?
— Не помню, — провел большим пальцем по нижней губе.
А я впервые обратила внимание на его пальцы — длинные, с узорами вен…
— А как тебя зовут, помнишь?
— Эйдан Хант.
Спрашивать его о чем-то начинало даже нравиться. В основном тем, что еще совсем недавно казалось невозможным.
— А лет тебе сколько?
— Тридцать семь.
Ох, черт. Я для него ребенок.
— А семья у тебя есть?
Он бросил на меня странный взгляд:
— Нет, конечно.
— Почему? — растерялась я.
— Потому что только одиноким я мог на тебя повестись.
— Как это? — нахмурилась я.
— Не знаю. Не уверен, —и он облизал губы. — Просто чувствую, что ты особенная. Ты не даешь мне снова уйти в забытье в звере. И эти… — он поморщился. — Говорят, что я тебя выбрал. Видимо, слабость они уже научились находить.
— Они отправляли на смерть женщин, — понизила я голос, тяжело дыша. — Им все равно, каких жертв стоило достичь цели…
— Не думай об этом, — перебил он. — Главное — выбраться. Я обещаю — вытащу тебя отсюда.
Мне хотелось спросить, что будет потом, но я не стала. Хотя в груди зашевелилось чувство вины. Если он и правда от меня так зависит, я же… лишу его шанса на жизнь?
— Может, тебе больше не грозит уйти снова в забытье? — предположила неуверено.
— Я не знаю. Может, и так.
Наши взгляды встретились. И в его глазах снова заискрило, а у меня спина взмокла и пересохло во рту. Эйден моргнул и тряхнул головой:
— Залазь под одеяло и ложись спать, — прохрипел.
— Что случилось? — растерялась я.
Он ответил не сразу. Поднялся, убирая тарелку, и откатил тележку к двери:
— Я не хочу тебя больше трогать. — Его голос вымучено охрип. — Я не знаю, делают с нами что-то… или это какой-то естественный вариант… Но я не хочу так. Не хочу быть зверем с тобой.
Мы замерли взглядами друг на друге, и у меня сдавило все внутри от невыносимого противоречия. Как мне его бросить? Имею ли я право?
— Залазь под одеяло, — прервал он мои душевные метания, и я поспешила выполнить его приказ.
Он еще постоял некоторое время у дверей, выравнивая дыхание, потом направился к окну.
Вид мужчины, стоявшего ко мне спиной и сжимавшего прутья, врезался в память навсегда. Его литые мышцы на фоне темнеющего неба, скованные напряжением, и тяжелое дыхание наполнили душу сомнениями. Он не заслуживает предательства, но…
…заслуживает ли доверия?
Утром ее забрали, и я смог опуститься на кровать, пропитавшуюся ее запахом, и забыться сном. Потому что ночь измотала меня ее зовом. Ари постанывала во сне, вскидывалась и металась по постели. Невыносимо хотелось ее успокоить, прижать к себе… и снова выпасть в мир, в котором существует только она. Пусть бы ненадолго.
Но я так не хотел. Все это было обманом — себя и ее. Она меня боялась, а я подчинял. В этих обстоятельствах — единственное, что нам было доступно. Но от этого было не легче. Я не мог позволить себе становится зверем, будучи в человеческом обличии…
На полигон меня вытащили ближе к полудню, но волка там больше не было, как и нездорового оживления. И я опустился в углу на каменную плиту, прикрыл глаза и принялся прислушиваться. Морда болела после вчерашнего так, что было больно морщиться. Но я забыл об этом, когда услышал тихий плач вперемешку со звериным подвыванием. Кажется, мой вчерашний знакомый был где-то рядом. Я прислушался и направился в другой угол клетки. Так и было — в соседнем вольере на земле сидел вчерашний парень. Кажется, я ошибся с возрастом. Теперь с убранными назад патлами он казался совсем мальчишкой.
— Эй, — позвал его, и он вскинул на меня взгляд. Испуганный, загнанный и сдавшийся. — Тебя как зовут?
— Кай…
И голос совсем юный.
— Ты откуда? — присмотрелся к подростку. Левую руку он уязвимо поджимал к боку. — Рука сломана?
Он мотнул головой:
— Какая тебе разница, медведь…
А говорит нормально, по-человечески. Удивительно. Обычно эти оборотни двух слов связать не могут. За редким исключением.
— Твой отец белоглазый?
— Мать.
Я не сдержал удивления, и мальчишка хмыкнул, закатив воспаленные глаза. Помеси с человеком у белоглазых были возможны преимущественно в одном случае — когда оборотни воруют человеческих женщин себя в пару. Но чтобы наоборот…
Эти ублюдки тут собирали не бешеных оборотней. Я, волчонок — мы оба были даже слишком нормальными, но что у нас общего?
Мы оба бегали вдалеке от тех, кто мог бы помочь. А значит — могли попасться в ловушку.
— Давно тут?
— Я не помню, — поник он снова.
— Тебе больно? — Он шмыгнул носом и кивнул. — Что с тобой делают?
Но тут раздался окрик охранника, и тяжелая дубинка прошлась со скрежетом по металлическим прутьям. Я поморщился, но отступил. Бросив взгляд на мальчишку, решил, что медлить нельзя. Сегодня ночью, когда вернется Ари, буду выдираться с ней. И этого тоже надо будет забрать. Потому что еще одни сутки здесь он может не протянуть…
Сегодня меня снова таскали по кабинетам, а к общим процедурам добавили тестирование. Попытались, по крайней мере. Я не сказала ни слова, рассматривая колени, пока молодой парень пытался меня разговорить.
— Вы так и будете молчать?
— Мне так и не показали обещанный договор. Ради чего мне говорить — непонятно…
Он картинно вздохнул, поднялся и вышел, оставляя меня в кабинете одну. Я подтянула к себе колени и съежилась.
Эта ночь со зверем в клетке смешала все в душе. Не выйдет у меня его ненавидеть. Не за что. Только жалеть, как и саму себя. Он всю ночь не спал, замерев у окна, как зверь в засаде. Я вскидывалась часто и видела его, хотя совершенно точно поворачивалась к нему каждый раз спиной. Под утро решила больше не вертеться, и только тогда спокойно уснула.
Сегодня он отдал меня почти спокойно. Проводил мрачным взглядом, все так же стоя у окна, и только зарычал, когда охранник дернул меня из клетки за руку. Я даже взглянуть в глаза зверя не успела… Все, что мне осталось — его запах и память о том, что между нами было. Одно радовало — ночное чувство вины больше не мучило. Если Ру не подведет, я побегу отсюда, очертя голову.
Договора я так и не дождалась. За мной снова пришла охрана — обычная, а не та, что скручивала вчера. Видимо, в статусе опасного экземпляра мне отказали, и это было на руку.
Меня сопроводили в комнату и оставили в одиночестве со своими мыслями. И те добросовестно не давали покоя. Я старалась успокоиться, но нервная дрожь била по рукам. Когда в комнату постучали, я вскрикнула и зажмурилась, ругая себя за реакцию.
— Ариша, ты обедать-то подходи, — заглянула в комнату Ру. — Мы же договаривались вчера, что придешь. Все готово.
Смотрела она на меня при этом так, что я поняла — никакого больше ожидания. И взять с собой ничего не получится. А деньги и документы я рассовала по карманам джинсов сразу же, как только попала в комнату.
— Давай, а то остынет! — поторопила Ру, и я поспешила за ней, благоразумно молча.
Дойдя до столовой, она завела меня в знакомую подсобку и придержала за руку:
— Водителю оплачено. Главное — тихо сидеть. — Я только попыталась открыть рот, но Ру отрицательно мотнула головой и указала мне на двери в кладовую. — А подхвати мне вот эту корзину с хлебом прелым, вынесем во двор, — громко попросила, указывая под ноги.
Руки тряслись так, что впору было хватать корзину зубами, но я кое-как справилась, прижав ее к животу, и двинулась между стеллажами. Ру шла впереди, я следовала за ней. Сложно было понять, чего я боюсь больше — остаться, предать зверя или попасться на пропускном. Что будет в последнем случае — страшно подумать.
Когда у меня забрали хлеб и, быстро подхватив под локоть, втянули в кузов, я даже ойкнуть не успела. Ру только крикнула что-то напутственное, а меня в кромешной тьме осторожно повели между коробками. Я не видела, кто это был, услышала лишь:
— Садись сюда. — И едва не споткнулась о бортик какого-то ящика. — Сиди тихо. Пригни голову.
Голос надтреснутый, почти старческий. Я еле успела выполнить приказ, как слабые проблески света пропали, и я осталась в кромешной тьме.
Наверное, я не забуду этот день и этот страх никогда, если мне удастся выбраться…
Но время шло, завелся двигатель, тронулся грузовик. А мне все казалось, сердце громыхает так, что его услышат даже снаружи. Остановка на досмотр вышла короткой. Кто-то открыл грузовой отсек ненадолго, послышались голоса, но так же быстро все снова стихло, и вернулась тьма.
И началась бесконечная дорога. Сначала гравийка каждой своей неровностью чеканила на моих ребрах отметины, а потом начался асфальт, и я растеклась по поддону лужей. Было зябко, твердо, холодно и страшно. Впереди ждала неизвестность…
…Но стоило закрыть глаза — я видела его. Зверя. Как стоит у окна с прямой спиной, вцепившись в прутья, и смотрит на свободу. И сердце начинало незнакомо ныть.
— Прости, — зачем-то прошептала я в темноту.