а кошель.
Колдун замер. Глаз у него уже не было, но я откуда-то точно знала, на что уставился обгоревший труп, и проворно цапнула кошель, быстро распуская завязки. Если уж один вид остановил мертвяка, так может, содержимое и вовсе прогонит?..
На донышке валялась погнутая медная монетка. Больше ничего.
Неупокойник, будто опомнившись, потянулся к ней. Почерневший в огне череп оказался совсем близко, и от накатившего запаха меня чуть не стошнило. Но мертвяк проводил отсутствующими глазами мою руку — и не сдвинулся с места.
От страха горло сжалось, и из него вместо прочувствованного призыва на помощь вырвался только сиплый возглас. Я попыталась хотя бы отползти подальше, но снова поскользнулась и с хриплым взвизгом скатилась с мусорной кучи, забившей протоку. Аттракцион вышел так себе, зато колдун остался наверху, и я успела вскочить и броситься бежать — откуда только силы взялись?..
Босые ноги превратились в кровавое месиво, в боку противно закололо, а проклятый мертвяк неутомимо трусил следом, постепенно догоняя. Добежать до города я бы не успела, но мне повезло: единственный вырвавшийся у меня крик привлек-таки внимание отряда храмовников, высланных в патруль за городскую стену. Конечно, искали они вовсе не меня, а пропавшего на болотах товарища, который, возможно, еще был жив…
Товарищу я очень сочувствовала, но себя было жальче.
- Помогите! — голос еще не вернулся, но на жуткий сип храмовники среагировали даже быстрее, чем на крик. — Неупокойник! Спасите меня!
Не прекращая хрипеть, я метнулась за спину к ближайшему послушнику. Тот помянул всуе свое божество и брезгливо сморщил нос, чтобы через мгновение оказаться прямо перед мертвым колдуном, которого, впрочем, явно интересовала только я. Пока растерявшийся храмовник тянулся за священным писанием, неупокойник успел зайти к нему за спину, протянуть сгоревшие руки… и застыть, выжидательно уставившись на свой потенциальный ужин.
- Что за… — остальные члены отряда тоже потянулись было за книгами, но, увидев поведение колдуна, остановились, недоуменно рассматривая единственного на их памяти мертвяка, который не попытался посягнуть на загнанную добычу.
Добыча удивленно пискнула и машинально сжала в кулаке погнутый медяк.
- Там… у третьего стока в болото… там еще один, в рясе! — сбивчиво проинформировала я и замолкла, пытаясь восстановить дыхание.
Один из храмовников, обманчиво худой парень в укороченной рясе с потемневшей от сырости лентой через плечо — должно быть, десятник, — скупо кивнул и кивком отослал половину отряда, а сам осторожно подошел ближе. Колдун стоял, не шелохнувшись, и все так же протягивал руки, словно пытался выпросить у меня милостыню.
- Первый раз вижу что-то подобное, — признался десятник, помахав ладонью перед остатками лица неупокойника. Колдун никак не отреагировал, и храмовник, пожав плечами, затянул молитву.
В то же мгновение кулак будто обожгло изнутри, и я с шипением разжала пальцы. Погнутая монетка переливалась всеми цветами радуги, и там, где сияние касалось мертвеца, он тихо таял — и даже не сопротивлялся, будто сам хотел такого исхода. Минута — и от неупокойника, сподвигнувшего меня на рекордный по протяженности кросс, осталась только горстка сажи пепла. Дождь быстро прибил ее к земле, стирая последние следы.
Оставшаяся пятерка храмовников со значением переглянулась.
И без того дрожавшие колени ослабели и подогнулись, не выдержав; я упала и разревелась — не то от страха, не то от облегчения, размазывая по лицу дождевую воду пополам с грязью, но успокаивать меня было некому. Десятника одолело профессиональное любопытство.
- Где ты это взяла?
Пережитый ужас давил на виски, мешая думать, но соображалки все-таки хватило, чтобы не сознаваться:
- П-подали, — пуще прежнего разревелась я. А то как бы не отобрали.
Глава отряда неверяще смотрел на мою руку. Между грязных пальцев мирно угасало радужное сияние, дивно оттеняя обломанные ногти, и я отчего-то смутилась.
- Подали… вот так просто… — выдохнул десятник и, резко развернувшись к самому молодому храмовнику, велел: — Бегом в собор. Буди настоятеля. Скажи, что артефакт, который искал колдун, все-таки нашелся.
Мальчишка шмыгнул носом, с недоумением глядя на место, где останки неупокойника уже смешались с болотной грязью, тут же сморщился, уловив мой запах, и припустил в город, то и дело оглядываясь на бегу.
- Как тебя зовут? — спросил десятник у меня. На монетку он вроде бы не покушался, и я спрятала ее в рукав.
- Бланш.
Он кивнул, нехорошо сощурившись, словно мог что-то заподозрить, но ответил как ни в чем не бывало:
- Обращайся ко мне «брат Раинер», — велел он. — Идем в храм, Бланш, — святоша ласково улыбнулся, но руку протягивать не стал.
Я недоверчиво посмотрела на него снизу вверх, не спеша подниматься.
- А зачем?
Вопрос был излишним.
- Быстро! — разом растеряв и ласковую улыбку, и по-отечески покровительственный тон, рявкнул брат Раинер.
Не рискуя и дальше испытывать его терпение, я резво вскочила на израненные ноги и послушно потопала следом за десятником, прихрамывая на правую ногу.
Первое, чему учат ночные улицы, — простая истина: если ты слаб, приказам сильных подчиняться нужно без промедления.
Храм в городе смотрелся чуждо. Огромная башня, холодно сверкающая омытыми ливнем стеклами, — он выглядел так, будто среди приземистых покосившихся избушек какой-то великан с альтернативным чувством прекрасного воткнул здоровенный айсберг. И бережно подпер шестью щупальцами темных одноэтажных галерей.
В Нищем квартале никто не знал, кто построил храм. Словно он уже был здесь, когда кочевой народец тангаррцев счел, что было бы неплохо окопаться на холме и показывать с его вершины кукиши тем, кто не успел взять высоту. Сами тангаррцы залепили все окрест дощатыми сараями и деревянными домишками, отчего показывать кукиши было безопасно только тем врагам, которые так и не освоили огонь, но нашествие в случае чего можно было переждать в храме.
Я подозревала, что с верхних этажей вид на пылающий город мог бы стать незабываемым.
К мощеной площади перед храмом вели широкие ступени, тоже совершенно не свойственные местной архитектуре. Перед ними я замялась, неловко переступив саднящими ногами. Дальше начиналась территория дневных, и ночным туда соваться не стоило. Я пришла не попрошайничать и не промышлять, но все же…
- Чего застряла? — недружелюбно буркнул Раинер, не потрудившись даже оборачиваться. Похоже, расстояние до меня он определял по тому, насколько легко ему дышалось.
- А я… мне правда туда можно? — на всякий случай уточнила я, опасливо поглядывая на главный вход: храмовники заменили двери, и две резные деревянные створки феерично вписывались в металлически-стеклянный фасад.
- Туда — нет, — невольно хмыкнул Раинер, сворачивая к незаметной дверке в торце дальней галереи.
Я выдохнула с нескрываемым облегчением (хотя бы на площадь соваться не надо!) и покорно потрусила следом. Облегчения хватило ровно на четыре ступеньки.
- Что это там… было? И зачем я — в храм?..
На этот раз Раинер все-таки остановился — по большей части для того, чтобы окатить меня ледяным взглядом и брезгливо скривиться.
- Не в храм. К настоятелю. Быстро!
Волшебное слово снова показало себя во всей красе, и я, нахмурившись и теребя погнутую монетку, поплелась за Раинером. Храмовник больше не оборачивался, целеустремленно пройдя через галерею во внутренний двор собора, огороженный забором — массивным, чугунным, похоже, сохранившимся еще со времен постройки здания.
Настоятель ждал нас под причудливо выкрутившим ветви дубом с пожелтевшими листьями и темным от воды стволом. Дождь разыгрался не на шутку, и под деревом лило ничуть не меньше, чем снаружи, но именно тут стояла скамейка — уже очевидно тангаррского происхождения. На ней восседал седой мужчина в мокрой насквозь рясе, и даже потоки мутной воды, бодро сбегающие с его волос за шиворот, не мешали ему выглядеть донельзя величественно и подавляюще.
- Брат Раинер. — Настоятель только чуть склонил голову, а десятник опустился на одно колено. Я тотчас рухнула рядом на оба, больно ударившись и прикусив губу. — Брат Аурель сказал, что вы нашли не только артефакт, но и активатор, — тут он неодобрительно покосился на меня, и я вжала голову в плечи. — Я правильно понимаю?..
- Да, наставник, — не поднимаясь, отозвался храмовник. — Артефакт ожил в руках Бланш и испарил Гранда.
Я задумчиво заломила брови, не поднимая лицо, но потом сообразила — Грандом, наверное, звали колдуна.
Настоятель оглядел меня уже внимательнее и брезгливо скривил губы. Склонил голову набок. Вздохнул.
- Как выглядит артефакт?
Раинер быстро повернулся ко мне, явно намереваясь поторопить тычком в бок, но, покосившись на отсыревшие лохмотья, передумал. Я подавила злорадную ухмылку и протянула руку с недобровольно пожертвованной милостыней вперед. Сама. Идея спорить с этим жутковатым стариком на его территории казалась мне более чем глупой.
Хмурое небо расчертил фиолетовый зигзаг молнии, жадно вцепившийся в шпиль храма. Свет резко очертил лицо наставника и слишком тонкое запястье, выглянувшее из-под сырых лохмотьев. От грома дрогнул многовековой дуб, бесславно растеряв остатки пожухлых листьев.
Погнутая монетка уже не сияла всеми цветами радуги — зато зловеще переливалась полночно-синим с жутковатым черным ореолом. Капли дождя обтекали протянутую руку, будто опасаясь приближаться к тому, что лежало на доверчиво раскрытой ладони, и мне стало не по себе. Настоятель устало хмыкнул и прикрыл лоб узловатой рукой. На его макушке запутался в сединах одинокий листик.
- Орден Арката существует с основания Тангарры, — невпопад сказал наставник, — вот уже две сотни лет. В библиотеке лежат четырнадцать книг с жизнеописаниями настоятелей… четырнадцать! И ни один из них, — он отнял руку от лица и в упор уставился на меня, — никогда не принимал в Орден женщин.