Ночная пуля — страница 6 из 9

отическому, наслаждение.

Настолько погрузился в письмо, что не заметил, как вошла Элла.

- Я принесла тебе кобальт, - говорит она сухо, протяги­вая мне тюбик. - Без него не удастся изобразить спинку кита!

"Спинку"... Так нежно про эту громадину! Элла очень опыт­на в этих вопросах, и я прислушиваюсь к ее советам. У нее очень красивые ключицы и совершенно волшебная длинная ложбин­ка, идущая вдоль спины. Особенно когда она упирается руками в буфет.

- Помнишь этих лысых собак? Ну, похожих на борзых? На картинах старых мастеров? - спрашиваю я.

- Грейхаунды, - отвечает Элла. Мне кажется, что нет та­кого, чего бы она не знала. Восхитительная женщина! - У нас их практически нет. Две-три, от силы. Фантастически дорогие! Михалыч хотел такую, прямо извел!

- Я бы тоже не отказался. И вообще было бы неплохо по­жить некоторое время в какой-нибудь старинной картине. На большом столе окорока, большие стеклянные бокалы с вином, не­плохо приготовленная дичь. Вдобавок обнимаешь пышную женщи­ну, одетую в коричневое бархатное платье с большим белым кружевным воротником... И главное - полная неподвижность!

- Неужели ты думаешь, что кто-нибудь принимает тебя за Льва Николаевича? - неожиданно ошарашивает меня Элла. - По­смотри на себя в зеркало! У того были большие усы, крупные черты лица! Он был ниже среднего роста! И ты! Вы же антиподы!

"Что-то случилось! Интересно, что?" - думаю я, медленно вытираю руки, чтобы выиграть время, не торопясь, иду к швей­ной машине. Она стоит у меня на видном месте. Материал по­стоянно заправлен. Меня такими выпадами не собьешь! Сажусь за столик, начинаю шить, строчка получается изрядно кривой.

Элла выносит из прихожей куртку.

- Посмотри на мою! - говорит она. – Ее шил Лев Николае­вич! Ты что, сможешь такую же?!

- Ты просто недоверчива, мой дарлинг! Конечно, смогу! Просто сейчас я отрабатываю новую модель. К тому же нет ни подходящей материи, ни ниток! Да и не до жиру сейчас! Кто в наше время будет покупать произведения швейного искусства? Так, для себя что-то изобретаю. Чтоб, так сказать, не заржавел в бездействии инструмент! - говорю первое пришедшее в голову. - Ни у кого даже в мыслях не возникает... м-м-м... такого странного подозрения!

- Чушь! - с чувством произносит она. - Форменная чушь! Ты им просто необходим... как игрок, партнер! А Михалыч от тебя без ума! Он говорит, что только ты его понимаешь, а боль­ше никто! А из старых жильцов больше никого и не осталось!

- Подожди, - пытаюсь сбить ее с толку фактами. - А Аня, ну, Анна Петровна с первого этажа? Скажешь не из аборигенов?

- Причем тут Нюрка! Она помешана на мужиках! Ей до лам­почки, кто ты! Лев Николаевич или еще кто! - Элла закрывает лицо руками. Плечи и спину ее сотрясают беззвучные рыдания.

- Из-за тебя погиб Валентин! - слышу ее шепот.

"Вот оно оказывается, в чем дело!"

- Это бестактно! - говорю я с деланной обидой. - Ты бы хотела, чтоб убрали меня? Так? - немного помолчав, добавляю: - Я же люблю тебя!

- Ты решил, что я тебя заложу? - она смотрит на меня, неприятно прищурив глаза. - Поэтому?

- Ну, ты даешь! - удивляюсь я. - Подумала, что я боюсь этих молокососов?

Неожиданно резко швыряю нож. Он втыкается в буфет рядом с Эллой. Надо отдать ей должное. То ли трудная жизнь с Михалычем так ее закалила, то ли природная выдержка. Ни один мускул не дрогнул на ее лице.

- Они же не профессионалы! Здоровые, энергичные, жесто­кие, но этого же мало! - пытаюсь вразумить ее я и сразу же встречный вопрос: - Он действительно Женькин отец?

- Ты спятил? - равнодушно интересуется она.

"Или она прекрасно владеет собой, или... я ничего не понимаю…"

- Зачем тебе надо было выдавать себя за Льва Николаевича? Ну, сказал бы, родственник, друг, знакомый, будешь жить во время их отъезда!

- Да, ты права! - соглашаюсь я и добавляю в недоумении - И зачем это я?

- Прекрати! - обрывает Элла, подходит к картине. - Это у тебя здорово получается! Ты - талант! Неужели, правда, что ты никогда до этого не писал маслом?

- Не только маслом, но и не рисовал никогда! - уверяю ее.

- Поразительно! - задумчиво разглядывает она леща, похо­жего на кита. - Как назвал?

- Пока никак... Возможно... "В чреве китового леща". Или просто "В чреве". Еще не решил. Кстати о птичках. Серега знает, что я стопроцентный Лев Николаевич! Ты не находишь крайне подозрительным, что только ты одна меня не признаешь? А?

- Ладно, оставим этот разговор! Если тебе нравится или еще почему-то, то ради бога! Ты талант, можешь себе позво­лять...

- Я, прежде всего, портной, модельер, если угодно, а по­том все остальное, - снова сажусь за швейную машину, и опять получается отвратительно.

- Что-то с аппаратом, - бурчу я.

- Ты знал, что Валентин занимался ядерной физикой?

- А он вроде как-то говорил, инженер, в лаборатории...

- Не притворяйся! Надоело!

- Ты просто не в духе! - покачиваю сокрушенно головой. - Теперь кажется, что знал, а может, и не знал... Ты все время пытаешься меня поймать! И зачем это тебе? – пытаюсь снова обидеться, но выходит неубедительно. Что-то настойчиво пытается соединиться в моей бедной голове. Снова вижу фотографию в ее спальне, на тумбочке. Отец... в университете...

- А где твои зеленые трикотажные штаны? - интересуюсь я.

- Можно без пошлостей? - отзывается она.

- Нет, правда! И велосипед с двойной рамой и рваной сет­кой на заднем колесе?

- Истлели наверно... - неуверенно говорит Элла. - А ве­лосипед украли.

- Отец твой ведь профессором был, физиком, а может ака­демиком? - уточняю для проформы, хотя и так все ясно. - Дач­ный поселок-то, небось, научных работников был? А? То-то! А ты - Лев Николаевич!

- Ты думаешь... Валентина из-за этого...

- На той твоей фотографий вокруг отца, наверняка, любимые ученики! И самый, самый - Ильич! Или все же Михалыч? Нет, скорее он его потом обошел! Когда добивался твоей руки! А позже картинки стал писать...

- Ты из безопасности? - брезгливо интересуется она.

- Я сам по себе... Специалист по ядерным установкам ни­чем не лучше специалиста из контрразведки. Оба слегка цинич­ны, а работают... потому что интересно.


8. Крючки для Эн

Невозможно понять, сколько сейчас времени. Часы оста­новились. "Что опьянеет сильнее вина? - тихо напеваю, спускаясь по лестнице, в такт шагам. - Женщины, лошади, власть... - и заканчиваю, перепрыгивая через четыре ступеньки: - и война!" До квартиры Ильича еще два лестничных пролета, стараюсь ид­ти, как можно тише. Власть, всласть... Лошади, игра, азарт, женщины опять-таки, тут как тут... Не ждали! Осторожно встав­ляю ключ в замок. Самая сильная власть, которая тянет каждо­го к смертной черте... Вхожу внутрь, ложусь на диван, закры­ваю глаза. Жутко лежать в чужой квартире на диване человека, которого уже нет. Пытаюсь ухватить свое ощущение. Наверняка душа покойного еще где-то здесь. Кажется, она уходит лишь на девятый день в иной мир... Коллекционеры стремятся к совер­шенству. Собрать все виды медалей, которыми наградили... в Крымской кампании. Коллекционером движет сильная неутоленная страсть. А если умудришься достичь заветной цели, то... ка­тастрофа! Жизнь лишается смысла...

Начинаю дремать, чутко, стараясь не пропустить время вечерней игры. Рассчитываю на интуицию. Вращается дверная ручка. Неслышно отворяется входная дверь. Видимо, не один я такой любопытный. Есть, есть еще заинтересованные лица! Щел­кает выключатель. Загорается вполнакала единственная лампоч­ка в добротной бронзовой люстре, источая желтоватый слабый свет. Не хватает напряжения в сети. Именно такой светильник должен быть у загадочного коллекционера. Странно, что не об­ратил днем на него внимания. Застыла гримаса на лице Эн. Жестко смотрит на меня черный кружок револьверного дула. За­пястье другой руки небрежно перевязано ниткой жемчуга.

- Вот так встреча! - восклицаю с вежливым изумлением.

- Встреча как встреча... - цедит недовольно в ответ Эн.

- Да опусти ты свой пугач! На меня такие игрушки не дей­ствуют, - предлагаю я.

- Это настоящий... - неуверенно возражает она, отводя револьвер.

- Не настоящий, а как настоящий, - поправляю ее снисхо­дительно.

- Все-то ты знаешь! - огрызается Эн.

- Опыт, моя милая! Был наемником... - делаю паузу и за­канчиваю с вздохом: - в Африке!

- То-то пострелял вволю! - задирается Эн, думая о чем-то своем.

- Было дело, - соглашаюсь миролюбиво. - Но невинной кро­ви на мне нет... в отличие от некоторых.

- Я тут ни при чем! - оправдывается она и тихо добавля­ет: - Так и знала, что ошибка... Какой он к дьяволу особист!

- Ну, почему сразу - ошибка? Давай вместе рассуждать, - предлагаю я. - Чтобы собрать уникальную коллекцию много на­до иметь денег? - и, не дожидаясь ответа, заканчиваю: - Мно­го! Или же обширные связи и возможности! Так что вполне мог быть ответственным работником спецслужб! Вполне!

- Ты же знаешь, что это не так! - Эн присаживается на край дивана. - Если бы ты меня тогда не спас...

- Да будет вам! Вы уже со мной расплатились! - дразню ее я.

- Давайте без цинизма! - улыбается она.

- Пожалуйста! - охотно соглашаюсь. - Я тебе просто помог проникнуть в дом. И не надо ненужной романтики! Ты бы и без меня как-нибудь умудрилась к нам проскочить. Верно?

- Верно-то верно! Но трудно бы было! - вздыхает Эн.

- Ты стала проверять Михалыча. Убедилась, что он насто­ящий художник! Но!.. - делаю драматическую паузу. - Допусти­ла ошибку! Ответственный работник, как ты его называешь, особист, вполне может профессионально рисовать! Естественно, в свободное от работы время!

- Ты хочешь сказать, что это Михалыч? - безразлично ин­тересуется Эн, беря меня за руку.

- Ты легко заглатываешь самые простенькие крючки, - до­вольно смеюсь я. - Это можно объяснить лишь молодостью. Толь­ко ей одной!

- Завидуешь? - парирует она. - По-моему, вы тут все свих­нулись на почве секса! - пытается она меня уязвить.