— Зачем ты взяла книгу?
Она засмеялась, повертела книгу в руках и сказала:
— Я хотела вспомнить. Хорошенькое одно стихотворение. Только не помню ни начала, ни конца, и чье оно, тоже не помню.
Она говорила спокойно и просто, как будто мы с ней в одном классе учимся. И даже улыбалась.
— Слушай, как ты сюда залезла?
Она подняла удивлённо брови и снова засмеялась.
— А ты?
Так вот в чём дело! Она подумала, что я тоже влез сюда. Откуда ей знать, что я здесь работаю, униформы же у меня никакой нет и на лбу не написано. Я открыл рот, собираясь сказать, что я здесь ночной сторож. Но, во-первых, говорить девчонке, что работаешь на такой тупой стариканской работе — это как-то ну совсем не понтово. А во-вторых, я успел сообразить, что если она сюда влезла не впервые (меня ведь предупреждали об этом!) и думает, что я влез сюда тем же путём (кто знает, может они всем районом здесь тусуются), то я смогу узнать у неё как именно они сюда залезают и зачем.
— Я? Я как ты.
Она окинула меня взглядом с головы до ног, снова удивлённо вскинула брови:
— Я тебя раньше не видела.
— Я тебя тоже, — ответил я как можно наглее, помня, что лучшая защита — это нападение. Она пожала плечами, тряхнула головой, уселась на диван и стала листать книгу. Потом подняла глаза и нетерпеливо похлопала по сидению рядом с собой.
— Ну?
Я поколебался минуту, но потом всё-таки подошёл и сел рядом. Она порылась в кармане юбки и вытащила слипшийся комочек каких-то карамелек или леденцов. Отковыряла кусочек, сунула в рот, потом протянула мне.
— Хочешь?
На смуглой ладошке лежала кривая кучка сплавившихся леденцов с налипшими шерстинками и каким-то сором.
— Нет, спасибо.
— Не хочешь — как хочешь. Меня кстати, Машенька зовут.
Так и сказала. Не Мария, не Маша. Машенька.
— Коля, — представился я, радуясь, что не надо её липкую ладошку пожимать. — Часто тут бываешь?
— Всегда.
Ну не наглость? Всегда! Почему девчонки всегда врут? И всегда едят что-то сладкое?
— Не боишься тут одна бывать?
— А ты не боишься? — она делала вид, что ищет в книге своё стихотворение, или что там ей надо было, а сама косила на меня глазом и хитро улыбалась.
— Ну, ты всё-таки девочка.
Она, наконец, перестала притворяться, что читает, положила книгу на пол и повернулась ко мне.
— Все самые интересные книги написаны про мальчиков, ну или взрослых уже мужчин. И поэтому ты думаешь, что мне здесь не место?
Прекрасный образец кривой женской логики. Я вообще не понял, что она имеет в виду. Может, сюда залезает какая-то мальчишеская компания, а её не берут с собой?
— Тут по-твоему что, ночное общество книголюбов? — спросил я, забыв, что сам пытаюсь стать «внедрённым агентом». Машенька снова подняла тонкие темные брови и пожала плечами. Нужно было срочно исправлять положение:
— Так ты стихи любишь?
— Да. А ты? Хочешь, я угадаю? Конечно, как все мальчики, ты здесь ради «Робинзона Крузо»?
Серьёзно? Что за детский сад? Мы «Робинзона Крузо» читали, кажется, в начальной школе, на внеклассном чтении. Нет, не спорю, сама история неплохая, но книгу я не осилил. Потом посмотрел фильм с Томом Хэнксом. Он там типа современного Робинзона, один на острове и всё такое. Так что я, конечно, представляю себе, что это за книга, но чтоб прямо сесть и читать «Робинзона» в свои шестнадцать… Видимо, на лице у меня всё это отразилось, потому что Машенька сказала:
— Не угадала? Странно, у нас всем мальчикам очень нравится… Ну что же тогда? Дай подумать. Жюль Верн?
— В точку! Ты не поверишь, но последний раз, когда я пришел в библиотеку за книгой, это был именно Жюль Верн, — сказал я, и это была абсолютная правда. Что же это у неё за странные друзья, которые готовы ночью влезть в районную библиотеку ради «Робинзона Крузо»?
— Поняааатно, — протянула она, встала и снова пошла к книжному стеллажу, — Я всё-таки хотела найти то стихотворение, а ты займись уже чем-нибудь наконец. Только знаешь что, сдвинь, пожалуйста, немного этот диванчик, чтобы мне больше света было.
«Займись чем-нибудь наконец»?! Я знал её буквально пару минут, но как же она меня бесила! Невыносимая девчонка! Самое глупое, что я сделал всё, как она просила: сдвинул диван под контрольную лампу, отошел к другому стеллажу и сделал вид, что выбираю себе книгу. Правда, бдительности я не терял: выбрал такую позицию, с которой мне хорошо было видно Машеньку. Эта глупая девчонка не собьёт меня с толку, я прекрасно помнил, что должен узнать, как она смогла забраться в зал. И никаких симпатий! Я не поведусь как Киану Ривз с теми сёрферами, никакого сочувствия к обаятельным преступникам!
Машенька тем временем азартно искала нужное ей стихотворение. Вытаскивала с полки книгу, листала, прочитывала немного и клала книгу туда, куда дотягивалась: на диван или просто на пол. Скоро вокруг образовалась уже целая гора небрежно брошенных книг, и я посчитал нужным сказать:
— Слушай, я не буду за тобой тут убирать. Ты так ничего не найдёшь.
— Да? — она, кажется, разозлилась или, может, расстроилась, потому что не могла найти то, что искала, — А ты что там ищешь? Майн Рида, или, может, Конан Дойля?
— Может быть, — ответил я неопределённо.
— Конечно! Только на этом стеллаже книги для садоводов-любителей! — сказала она ехидно, засмеялась и плюхнулась на диван. Я посмотрел — да, точно, «Золотые правила садовода», «Энциклопедия садовых цветов»…
— Ой! — вскрикнула вдруг Машенька, — ой, как больно!
— Что случилось?
— Я порезалась! Порезала руку книжным листом! Ой, как больно! У тебя что, никогда так не было? Ну что ты стоишь? Ну придумай же что-нибудь! Принеси мне хотя бы воды!
Я слегка засуетился. Машенька пищала, как раненная мышь, и хотя я понимал, что это пустяковый порез, но всё-таки — чтобы просто её успокоить — побежал в подсобку, налил в чашку воды и бегом вернулся в зал.
На подлокотнике криво сдвинутого дивана красовался комочек леденцов, повсюду лежали раскрытые книги. А Машеньки не было. Я обошел весь зал — окна закрыты, тишина. Поднялся на второй этаж. Проверил все двери. Никаких следов невыносимой девчонки. Пришлось вернуться, поставить диван на место, выкинуть липкие леденцы, собрать и поставить книги на полки. Попадись она мне ещё! По крайней мере, теперь я разгадал половину загадки. Я знал, кто залезает сюда ночью, и о каких беспорядках говорили библиотекарши. В следующий раз я уж точно не поведусь на её спектакли и прослежу, как она лазает сюда. А может, сразу вызову полицию!
Из-за этого происшествия я почти не спал ночью, так что днём все-таки вырубился на несколько часов. Подскочил в шесть вечера, испугался, что опаздываю и побежал в библиотеку. Пришел даже раньше, чем обычно. В зале на первом этаже ругались.
— А я вам говорю, что это не читатели! Я прекрасно знаю, что поэзию почти никто не берёт. Посмотрите статистику, наконец, если хотите спорить со мной! — грозно звучала Алина Алексеевна, — Эти стеллажи — это ваша ответственность! Вы что, не можете расставить книги по алфавиту?
На глазах второй библиотекарши, Валентины, отчество которой в голове у меня никак не задерживалось, уже были слёзы. Обе стояли перед стеллажом поэзии, где совсем недавно я видел Машеньку. Что делать? Рассказать им?
— Что случилось? — спросил я на всякий случай.
— Здравствуйте, молодой человек! — Алина развернулась ко мне и я понял, что в порыве справедливого гнева, она страшна, как стадо слонов. Или буйволов. Ну, не знаю, какие там животные несутся страшной толпой и сметают всё на своём пути. Как в «Короле Льве».
— Таким, как вы, молодой человек, даже объяснять бесполезно! Ваше поколение книг не читает и в библиотеку не ходит. Уж откуда вам-то знать, что книги здесь расставляют по алфавиту!
Блин, а ведь она попала в точку. Вчера ночью, когда я собрал книги, которые Машенька раскидала, я распихал их по полкам просто так, на свободные места. Мне и в голову тогда не пришло расставлять их в алфавитном порядке. Тем более что я слишком зол был на Машеньку.
— Я выполняю все свои должностные обязанности, почему вы всё время ко мне придираетесь? — взвизгнула Валентина.
— Вы? Вы выполняете? Да когда в последний раз вы работали с каталогом? Или обзванивали должников? А теперь ещё новая мода — всё списывать на каких-то ночных призраков!
— Маньяк! — обрадовалась Валентина, — Да, это он! Я же говорила! Вот вы же сами сказали, что поэзию сейчас почти никто не читает. Правильно. Это маньяк читает стихи. Маньяк приходит в библиотеку ночью и читает стихи!
— Это не маньяк! — смело выступил я. Нужно было рассказать. Просто сказать правду про маленькую проказливую девчонку и повиниться в том, что я не вызвал полицию.
— Что, теперь у вас есть новая версия? — Алина развернулась ко мне всем корпусом и вдруг переключила всё своё негодование на меня. — Ну конечно! Просветите же нас, серых и отсталых. Вы, наверное, всё уже в своём интернете нашли. Погуглили или как это там у вас называется. Вы, молодой человек, знаете что, не указывайте мне, как нужно работать. Я здесь проработала уже 35 лет. Мы работали без всяких там компьютеров (это слово она произносила презрительно и чётко проговаривала «е», а не «э» — «компьютЕров»). Не было никаких электронных каталогов, мы работали с простыми рукописными карточками. И каждую книгу знали! Когда работали с читателями, то каждую книгу вносили вручную в формуляр. И был порядок. Да, молодой человек, у нас был порядок!
Она друг всхлипнула, приложила руку к груди и засеменила из зала в служебное помещение.
— С ней бесполезно говорить, — Валентина тоже всхлипывала, — Меня вообще никто здесь не слушает. Вот даже вы, Коля, мне не хотите верить, — вдруг с ней произошло то же, что с Алиной, только наоборот: от всхлипывания она резко переключилась на возмущение:
— Но ничего, вот вы увидите, вы все увидите, что я была права! Вы увидите, но тогда будет поздно!