призывам и намерениям новых лидеров появилась надежда на лучшую жизнь, которую ты лелеяла глубоко в душе и которая, наконец, вот-вот готова была осуществиться хотя бы и поздно, хотя бы и чуть-чуть, хотя бы и не для тебя, но хотя бы увидеть краешком глаза. Но ты не увидела ничего, кроме еще большей нищеты, чем прежде, повальной коррупции, воровства и бандитизма вокруг, обмана и предательства тех, у кого была надежда на новую жизнь. Мы опять проиграли выигранную войну. Только война была уже не с чужими, а со своими. От того и было как-то особенно тошно.
Я медленно окинул взглядом крошечную, узкую комнатушку похожую на поставленный боком кирпич. Поняв при этом, что уже давно говорю с тобой вслух. Простенькая мебель, которую мы с тобой покупали когда-то давно на мои первые рабочие получки, убогая утварь на столе и в буфете, детские рисунки внуков и внучек на стенах. Вот и все, что досталось тебе от щедрот родины за свою долгую и трудную жизнь. Это да издевательские ветеранские подачки в виде копеечных льгот и столь же унизительных копеечных подарков к некоторым редким праздникам. Более или менее терпимая пенсия и та превратилась ни в что.
Была ли ты счастлива? Ты никогда об этом не говорила. Похоже, что все же была. Нужно просто вспомнить твое лицо, когда ты нас всех наряжала на первомайскую демонстрацию или хлопотала вокруг девочек перед их выпускным балом. И как мы всей семьей наряжали новогоднюю елку, а затем, изныв от предновогодней суеты, устроившись за столом с праздничными яствами, хором считали удары кремлевских курантов. Конечно же, была, несмотря ни на что.
В ночной тиши с улицы донесся хлопок автомобильной дверцы. Наверное, это приехали за тобой и чужие люди с носилками уже поднимаются по лестнице. Они прервут нашу последнюю беседу и бесстрастно унесут тебя неведомо куда и неведомо зачем. Твое тело, конечно же, не заслужило посмертного прозекторского надругательства, но я не могу ничем воспрепятствовать - закон уж у нас такой. Прости Мама Оля.
© Андрей Басов, апрель 2005 г.