1
В лабиринте Мюллер проанализировал ситуацию и прикинул свои возможности. В окошках визиоскопа были видны изображения корабля, пластиковых куполов и мельтешение крохотных фигур. Теперь он жалел, что не смог освоить операций, регулирующих четкость изображения. Но он считал, что ему повезло, что он хоть как-то может пользоваться этой аппаратурой. Множество аппаратов в этом городе утратило свои свойства из-за износа каких-то узлов. Мюллеру удалось установить, для чего служат лишь некоторые из них, да и ими он пользовался далеко не идеальным образом.
Он следил за туманными изображениями ближних своих — людей, занятых разбивкой лагеря на равнине — и прикидывал, какую новую пакость они ему приготовили.
Он сделал все, чтобы стереть за собой следы, когда стартовал с Земли. Нанимая звездолет, он ложно заполнил маршрутный лист, указав, что летит на Сигму Дракона. Во время полета ему пришлось отметиться на трех станциях слежения, но на каждой из них он зарегистрировался как совершающий облет Галактики, трассу которого он старательно обдумал, чтобы никто не мог знать, где он находится.
Нормальный сравнительный анализ данных станций слежения должен был выявить, что все три очередных заявления — ложь, однако он рассчитывал, что до ближайшего контроля он успеет закончить рейс и исчезнуть. Скорее всего, ему это удалось, так как патрульные корабли не были посланы за ним вслед.
Вблизи планеты Лемнос он выполнил последний отвлекающий маневр, оставив корабль на орбите и опустившись на планету в капсуле. Тем временем бомба с часовым механизмом разнесла корабль. Нужно было располагать поистине фантастическим компьютером, чтобы разыскать его следы. Самому Мюллеру требовалось немного — лет шестьдесят. С Земли он улетел почти шестидесятилетним мужчиной, и в нормальных условиях мог бы рассчитывать еще по меньшей мере на сотню лет жизни, но здесь, без врачей, пользуясь лишь услугами далеко не лучшего диагностата, он знал, что будет считать себя счастливчиком, если дотянет до ста десяти — ста двадцати как максимум. Шестьдесят лет одиночества и спокойная смерть в изоляции — это все, чего он ждал от судьбы. И вот в его уголок вторглись пришельцы.
Как они его выследили?
Он пришел к выводу, что выследить его они не могли. Во-первых, он использовал все возможные средства предосторожности. Во-вторых, нет никакой причины, чтобы за ним гнались. Он не беглец. Он попросту человек, наделенный ужасной болезнью — ощущает отвращение при виде своих земных близких. Там он был позорищем, живым укором всем им. Он понимал, что величайшим благодеянием и явилась изоляция от них. Так что они не стали бы применять никаких усилий, чтобы отыскать существо, столь им ненавистное.
И все же, кто были пришельцы?
Он полагал, что археологи. Мертвый город на Лемносе без сомнения интересует их. До сих пор он надеялся, что ловушки лабиринта заставят воздержаться от исследований. Город был открыт более ста лет назад, но потом планету избегали по весьма конкретным причинам. Он сам видел останки тех, кто пытался проникнуть в лабиринт. Если он сюда и добрался, то потому лишь, что готов был принять такую же смерть, и в то же время любопытство вынудило его проникнуть в центр лабиринта и выяснить его тайны. Он добрался, он здесь, но прибыли пришельцы.
Они не проникнут сюда.
Удобно разместившись в центре лабиринта, он располагал достаточным количеством следящих устройств. Таким образом, он видел, как перемещаются из зоны в зону животные, на которых он охотился. В определенной мере он мог держать под контролем ловушки лабиринта, являющиеся по сути всего лишь пассивными ловушками, но и они могли пригодиться в войне с каким-либо врагом. Неоднократно, когда хищные звери размером со слона пытались пробраться к центру лабиринта, он сбрасывал их в подземную ловушку в зоне «С». Теперь он спрашивал себя, какие бы средства он применил против людей. Но не находил на это ответа. По сути дела, люди в нем не вызывали ненависти: он лишь хотел, чтобы они оставили его одного с тем, что могло восприниматься как покой.
Он смотрел на экраны. Он занимал низкое шестиугольное помещение — одну из жилых комнат в центре города — со встроенными в стену визиоскопами. Более года он выяснял, какие части лабиринта соответствуют изображениям на экране. Шесть экранов в самом нижнем углу показывали участки зон от «А» до «F». Камеры двигались по полукругу, позволяя патрулировать участки, примыкающие к выходам из других зон. Поскольку лишь один вход в каждую из зон был доступен, он всегда мог наблюдать за приближением хищников. То, что происходило у входов-ловушек, его не интересовало.
В верхнем ряду экранов — седьмой, восьмой, девятый и десятый — вроде бы показывали участки зон «G» и «X», наиболее близких к входу в лабиринт, самых больших и самых опасных. Мюллер решил не рисковать и не проникать в них для детального подтверждения этой гипотезы. Нет смысла, думал он, нарываться на все эти неприятности только затем, чтобы детально исследовать ловушки. Одиннадцатый и двенадцатый экраны показывали пейзаж за пределами лабиринта — равнину, на которой находился теперь корабль.
Немногие из устройств имели такую информативную ценность. Посреди центральной площади города стоял под защитным зонтиком из хрусталя двенадцатигранный камень рубинового цвета, и внутри него тикал какой-то механизм. Мюллер предполагал, что это атомные часы, отмеряющие время в единицах, принятых в то время, когда они были спроектированы. Камень подвергался определенным изменениям: рубиновая поверхность мутнела, приобретала цвет граната, а то и черный, а сам камень перемещался на своем основании. Мюллер старательно регистрировал все изменения, но еще не понял их назначения. Эти метаморфозы происходили не случайно, но их ритмику и последовательность он понять не мог.
На каждом из восьми углов площади стоял многогранный металлический столб высотой примерно в шесть метров. Эти столбы медленно поворачивались на протяжении всего года. Мюллер знал, что один полный оборот они совершают за каждые двадцать месяцев, то есть за то время, которое занимает на Лемносе один оборот вокруг солнца, но он подозревал, что эти столбы поставлены с какой-то более важной целью.
На улицах зоны «А» на равных расстояниях располагались клетки с прутьями, выполненными из материала, напоминающего алебастр, но ни одним из способов ему не удалось открыть их. Дважды за эти годы прутья втягивались и клетки распахивались. Первый раз они были распахнуты на протяжении трех суток, а потом ночью прутья вернулись на место. Несколько лет спустя клетки вновь раскрылись. Он попытался не спускать с них глаз, стремясь узнать секрет этого механизма, но на четвертую ночь задремал так глубоко, что не заметил, как они закрылись.
Не менее таинственным был акведук. Вдоль всей зоны «В» бежал замкнутый и словно выполненный из оникса желоб с угловатыми кранами через каждые пятьдесят метров. Если он подставлял под краны любую емкость, то начинала течь чистая вода. Когда же он попытался вставить в кран палец, оказалось, что отверстия там нет. Словно вода просачивалась через какую-то проницаемую каменную пробку.
До сих пор его все еще поражал тот факт, как много уцелело в этом сверхстаром городе. Археологи после исследования артефактов и скелетов пришли к выводу, что разумные существа исчезли на планете более миллиона лет назад, даже может пять-шесть миллионов. Он хотя и был археологом-любителем, научился оценивать воздействие времени. Копи на равнине были невероятно древними, а внутренние стены города свидетельствовали, что лабиринт относится к тем же старым временам, что и копи.
И все-таки большая часть города оказалась нетронутой временем. Возможно, частично этому способствовал сухой климат — тут никогда не было ураганов, ни разу не шел дождь. Песок не собирался даже на незащищенных улицах города. И Мюллер знал, почему. Спрятанные насосы поддерживали все в идеальном состоянии, всасывая любую грязь. Он собрал несколько горстей земли с огородов и разбросал их. Пару минут спустя они исчезли в щелях, которые приоткрылись у основания зданий и тут же закрылись.
Скорее всего под городом протянулась сеть неведомой машинерии — неуничтожаемые консервационные устройства, противостоящие воздействию времени. У Мюллера не было подходящего оборудования, чтобы разломать мостовую, твердость которой не могло преодолеть ничто. Самодельными инструментами он начал копать в городе, надеясь таким образом добраться до этих подземелий, но, хотя выкопал яму глубиной в три метра, а вторую еще глубже, он не обнаружил ничего, кроме почвы. Какая-то аппаратура обеспечивала функционирование видеокамер; улицы оставались чистыми, стены не крошились, и всегда были в готовности смертоносные ловушки.
Что за раса могла выстроить город? Еще труднее было вообразить себе, что эти существа вымерли. Если предположить, что останки принадлежали строителям города — город создавали гуманоидные существа полутораметрового роста, с очень длинными пальцами и ногами с двумя суставами. Но следов такой расы не было на других планетах Галактики. Или же, что тоже возможно, они попросту не совершали звездных полетов, развились и погибли здесь.
Кроме города ничто на планете не свидетельствовало о том, что некогда она была населена Может быть, за прошедшие века остальные города исчезли с поверхности Лемноса и сохранился лишь этот. Или он так и был единственным городом на Лемносе. Теперь ничто не указывало на существование других населенных пунктов. Концепция лабиринта свидетельствовала, что в последние времена это племя заперлось в своей твердыне, чтобы спастись от грозного неприятеля. Но Мюллер думал, что это только домысел. Несмотря на все, он не мог избавиться от впечатления, что лабиринт появился вследствие какой-то ошибки в развитии цивилизации, а не из-за внешней угрозы.
Или же сюда вторглись некогда чужаки, для которых преодоление лабиринта не представляло никаких сложностей и перебили всех жителей города, после чего очищающие механизмы убрали кости? Проверить это было невозможно. Вступая в город, он нашел его тихим и мертвым. Лишь животные населяли его. Мюллер насчитал примерно двадцать видов млекопитающих. Травоядные животные паслись в городских садах, плотоядные нападали на них, экологическое равновесие было идеальным. Этот город напоминал ему Вавилон пророка Исайи: «Но будут скрываться там звери, и наполнятся их дома драконами. И будут совы гнездиться в домах его, и сирены в дворцах роскошных».
Теперь этот город принадлежал Мюллеру безраздельно до конца его жизни.
До него завладеть им пытались не только люди Земли. В зонах лежало по меньшей мере двадцать скелетов людей. Три человека добрались даже до зоны «D». Но он очень удивился, когда увидел кости неведомого происхождения. В зонах «X» и «G» он нашел скелеты крупных, напоминающих драконов созданий, даже остатки космических скафандров. Ближе к центру лабиринта лежало множество останков существ какого-то иного вида, вероятно — человекообразных. Он не пытался прикинуть, как давно прибыли сюда эти создания. Эта галактическая помойка была для Мюллера приятным напоминанием, что здесь он первооткрыватель, так как человечество за свои первые двести лет выхода за пределы Солнечной системы еще не встретило никаких форм живой разумной жизни, кроме гидрян. Одно существование кладбища костей на Лемносе свидетельствовало о наличии, по меньшей мере, двенадцати различных рас. Мюллер гордился тем, что проник в сердце лабиринта.
Несколько первых лет он не удивлялся сохранности останков в лабиринте. Лишь потом он начал наблюдать за механическим безжалостным устранением любого мусора — как пыли, так и костей животных, которые служили ему пищей. Но скелеты визитеров оставались. Почему? В конце концов Мюллер сообразил, что механические мусорщики минуют трупы разумных существ не случайно. Это предостережение: оставь надежду всяк, сюда входящий.
Эти скелеты — один из видов оружия в психологической войне, которую вел с каждым пришельцем дьявольский город. Они должны были напоминать: смерть ждет тебя повсюду. Но каким образом они могли «знать», какие трупы убирать, а какие не трогать?
Сейчас он смотрел на экраны. Следил за суетой крохотных фигурок возле космического корабля.
Пусть только войдут сюда, думал он. Город много лет никого не убивал. Вот он ими и займется. Я — в безопасности.
Он был уверен, что даже если они доберутся до него, то надолго не задержатся. Его болезнь оттолкнет их. Может, им и хватит ловкости преодолеть лабиринт, но им не справиться с тем, что сделало Мюллера мертвым для его сородичей.
— А ну, убирайтесь! — громко произнес он.
Неожиданно услышав ворчание двигателей, он увидел, как площадь пересекает мрачная тень. Значит, они обследуют лабиринт с воздуха Он спрятался. Разумеется, они смогут отыскать его, где бы он ни находился. Экраны скажут им, что в лабиринте живет человек, и они, конечно, постараются наладить с ним связь, еще не зная, он ли это. А потом…
Он окаменел от тоски. Пусть они придут. Он вновь сможет разговаривать с людьми. Забыть об одиночестве. Но он хотел этого лишь минуту. Невольное желание вырваться из одиночества задавила логика: что было бы, если бы он предстал перед ними? Нет! Не приближайтесь! Не подходите!
2
— Там внизу Дик, — сказал Бордман. — Он там, наверняка. Видишь точку на том экране? Единственный живой человек. Это — Мюллер.
— В самом центре лабиринта, — сказал Раулинс. — Ему в самом деле удалось проникнуть туда.
— Как-то удалось.
Бордман перевел взгляд на экран. С высоты лабиринт просматривался довольно четко. Он различал девять зон. Он мог разобрать даже площадки, бульвары, стены, переплетения улиц. Зоны были концентрическими; каждая с большой площадью посередине. И детектор живой массы на разведывательном самолете обнаружил наличие Мюллера в ряду невысоких домов к востоку от одной из таких площадей. Но никаких проходов, соединяющих отдельные зоны, он обнаружить не смог. Даже с воздуха оказалось невозможным наметить трассу.
Бордман знал, что это почти невозможно. В блоках информации содержались отчеты предыдущих неудачных экспедиций. Кроме того, ясно, что Мюллер достиг центра лабиринта каким-то загадочным способом.
— Сейчас, Нед, я тебе кое-что покажу.
Он отдал распоряжение. От корпуса самолета отделился зонд и начал падать к городу. Бордман и Раулинс следили за ним, пока он не оказался на высоте нескольких десятков метров над крышами зданий. Но внезапно зонд исчез. Взметнулся клуб зеленого дыма — и больше ничего не стало видно.
— Все по-прежнему. До сих пор весь этот район прикрывает экран. Все, что приближается сверху — сжигается.
— Значит, даже птицы…
— На Лемносе нет птиц.
— А дождь? Или еще что-нибудь, падающее на город…
— На Лемносе нет осадков. По крайней мере на этом полушарии. Значит, экран не пропускает инородные предметы. Мы об этом знаем со времен первой экспедиции.
— Они не выслали робот-зонд?
— Если ты видишь покинутый город среди пустыни на мертвой планете, то без опасения пытаешься в этом городе высадиться. Это простительная ошибка, но Лемнос ошибок не прощает.
Он приказал снизиться. Минуту спустя они кружили над внешним валом лабиринта Они пролетали над городом раз за разом, дополняя новыми деталями схему, а Бордман, разозлившись, захотел, чтобы сейчас поток света от экрана ударил в самолет и превратил его в пепел. Он уже давно утратил привязанность к совершенству. Говорят, что нетерпеливость — качество молодых и что чем старше человек становится, тем добродушнее и терпеливее плетет он паутину своих планов, но Бордман поймал себя на том, что свое задание ему хочется завершить как можно скорее. Выслать робота, который проскользнет сквозь лабиринт, схватит Мюллера и выволочет его наружу. Сказать Мюллеру, чего от него хотят, и заставить его согласиться.
3
Капитан Хостин, который должен был вести людей через лабиринт, пришел уточнить обстановку. Он был человек дела, готовый рисковать двадцатью жизнями, в том числе и своей собственной, лишь бы добраться до сердца лабиринта.
Он покосился на экран и спросил:
— Есть какие-нибудь новые сведения?
— Ничего нового.
— Вы уже хотите садиться?
— Да, — сказал Бордман и посмотрел на Раулинса. — Разве что ты хотел бы еще кое-что уточнить, Нед.
— Я? Ну… я думаю, следует ли нам вообще входить в лабиринт. Может быть, удастся выманить Мюллера и поговорить с ним снаружи.
— Нет.
— Не удастся?
— Нет. Потому что, во-первых, Мюллер не вышел бы на нашу просьбу. Он — нелюдим. Он живьем похоронил себя здесь, чтобы быть как можно дальше от человечества. Во-вторых, приглашая его, нам пришлось бы слишком многое рассказать, чего мы от него хотим. А в этой игре, Нед, карты не следует раскрывать преждевременно.
— Не понимаю, о чем ты говоришь.
— Допустим, мы будем действовать в соответствии с твоим планом. Что мы скажем Мюллеру, чтобы выманить его из лабиринта?
— Ну… что прибыли с Земли специально за ним, чтобы он помог нам в ситуации, опасной для всей Солнечной системы. Что мы наткнулись на расу чужих существ, с которыми не можем наладить контакт, и только он один может помочь. Так как мы… — Раулинс замолчал, почувствовав свою беспомощность. — Но Мюллера вряд ли убедили бы такие аргументы.
— Вот именно. Один раз Земля уже посылала его в мир чужих, которые испортили ему жизнь. Вряд ли он захочет попробовать это еще раз.
— Так каким же образом можно склонить его к тому, чтобы он нам помог?
— Апеллируя к его чести. Ты предложил, чтобы через громкоговорители подробно объяснить ему, что от него требуется, а потом ждать, когда он выбежит и поклянется, что сделает все возможное ради милой старой Земли. Так?
— Примерно.
— Но это отпадает. Значит, мы должны проникнуть в лабиринт сами и тем заработать уважение Мюллера, чтобы убедить его в неизбежности сотрудничества.
Выражение взволнованной настороженности появилось на лице Раулинса.
— Что мы ему скажем, Чарльз?
— Не мы. Ты.
— Так что я ему скажу?
Бордман вздохнул.
— Ты будешь врать, Нед. Попросту будешь врать.
4
Они прибыли на Лемнос с соответствующим оборудованием для преодоления трудностей, которые могли возникнуть в лабиринте. Мозгом, центром системы, был первоклассный компьютер с запрограммированными деталями всех предыдущих попыток людей добраться до города.
Увы, не хватало лишь деталей экспедиции, увенчавшейся успехом. Но сведения о неудачах могли пригодиться. Центр контролировал множество вспомогательных аппаратов, управляемых на расстоянии: автоматические зонды — подземные, наземные, летающие; роботы, телескопы, датчики и т. д. До того, как начать рисковать жизнью людей, Бордман и Хостин могли провести серию проверок с их помощью. Устройств этих было несколько комплексов, так что без хлопот удалось бы заменить новыми все устройства, которые они потеряют.
До сих пор никто не начинал с изучения, природы лабиринта. Исследователи сразу же входили туда и гибли. Но теперь появлению людей должно было предшествовать детальное аппаратное изучение района. Надежды на то, что эти устройства проложат абсолютно безопасный путь не было, но это был наилучший способ, чтобы до какой-то степени разрешить проблему.
Полеты над городом дали полную картину лабиринта. Они могли не подниматься в воздух — превосходные экраны в их хорошо оборудованном лагере помогли им познакомиться со строением лабиринта. Но Бордман уперся. Сознание надежнее фиксирует непосредственные впечатления.
Раулинс высказал предположение, что, может быть, в защите есть какие-то окна. Стремясь проверить это, он под конец дня нагрузил зонд металлическими шариками и вывел его над центром лабиринта. Бинокли позволяли видеть как автомат медленно раскачивается, по одному выбрасывая из себя шарики в каждую из заранее намеченных точек. И каждый шарик падает и превращается в пепел. Они установили, что высота экрана не везде одинакова, и над зонами ближе к центру лабиринта составляет около двухсот метров, после чего постепенно уменьшается, образуя невидимый купол. Но никаких окон не было. Хостин проверил: нельзя ли его пробить. Автомат сбросил несколько шариков одновременно. Но защита выдержала и это.
Позже при помощи механических кротов они убедились, что проникнуть в город подземными туннелями тоже нельзя. Кроты раскопали песчаный грунт снаружи внешнего вала. Все они были уничтожены магнитным полем, когда находились еще на глубине в двадцать метров под лабиринтом. Автоматы, пытавшиеся проникнуть через стену вала, постигла та же судьба.
Один из инженеров-электриков предложил установить мачту, отводящую энергию, но и это оказалось безуспешным. Мачта стометровой высоты высасывала энергию с поверхности всей планеты, голубая молния скакала, но и это не оказало никакого влияния на защитное поле. Мачту развернули в надежде на короткое замыкание. Защита вобрала в себя все и, казалось, может вобрать еще больше. Никто так и не смог объяснить источник энергии этого поля.
— Наверное, он связан с энергией движения планеты, — сказал специалист. Но понимая, что это объяснение ничего не дает, отвернулся и начал ворчливо отдавать распоряжения в микрофон.
Три дня исследований показали, что город недоступен с воздуха так же, как и из-под земли.
— Есть только один способ пробраться туда, — сказал Хостин. — А именно — пешком через главные ворота.
— Если обитатели города хотели быть в безопасности — спросил Раулинс, — то почему, по крайней мере, одни из ворот они оставили открытыми?
— Может быть для себя, а может они милостиво давали пришельцам шанс. Хостин, вы направили в главные ворота зонды?
Утро было серым. Ветер резкими порывами несся над равниной. Из-за облаков время от времени проглядывал плоский апельсиновый диск.
Нед стоял перед одним из пультов, расположенных в паре километров от внешней стены, и наблюдал, как техперсонал подготавливает аппаратуру. Он чувствовал себя несколько не в своей тарелке.
Даже пейзажи мертвого Марса не угнетали его так, как вид Лемноса. Мир Лемноса — это селение мертвых. Когда-то в Фивах Раулинс вошел в гробницу наместника фараона и, пока остальные туристы рассматривали росписи на стенах, он не отрывал глаз от холодного каменного пола, где лежал мертвый майский жук. И с тех пор Египет остался для него лишь воспоминанием об этом мертвом жуке. Как же вообще такой живой, энергичный и полный человеческого тепла Дик Мюллер мог пойти на добровольное изгнание именно здесь, в печальном лабиринте?
Потом он вспомнил, что произошло с Мюллером на Бете Гидры IV, и согласился, что даже у такого человека могли оказаться конкретные причины, чтобы поселиться на Лемносе. Грязное дело, грязное — подумал он. Вечная болтовня, что цель оправдывает средства. Издалека он видел, как Бордман стоит перед основным пультом, дирижирует людьми, которые размещаются веером вдоль стены города. Он начинал понимать, что позволил втянуть себя в какую-то паршивую историю. Бордман, старый хитрый лис, на Земле не вдавался в детали и не объяснил, каким именно способом он намерен склонить Мюллера к сотрудничеству. А тем временем это может оказаться чем-то подлым. Он попросту представил это поручение как великолепную прогулку. Бордман никогда не углублялся в подробности, пока его не вынуждали обстоятельства, решил Раулинс. Принцип номер один: не разъяснять свою стратегию никому. Таким же образом, как участие в заговоре.
Хостин и Бордман приказали разместить несколько десятков роботов у каждого из входов в лабиринт. Уже ясно, что единственно безопасной дорогой являются северо-восточные ворота, но роботов у них было больше, чем надо, и они хотели получить все возможные данные. Пульт был нацелен только на один участок — Раулинс видел схему этой части лабиринта на экране перед собой и мог следить за всеми тупиками и поворотами. Ему было поручено наблюдать за тем, как там будет пробираться робот, а каждый из пультов контролировал не только человек, но и компьютер, причем Бордман и Хостин следили за ходом операции во всем объеме.
— Пусть входят, — распорядился Бордман.
Хостин отдал приказание, и робот вошел в ворота города. Глядя теперь через объективы робота, Раулинс в первый раз увидел, как выглядит сразу за входом зона «Z». Слева бежала голубая стена, сделанная как бы из блоков фарфора. Справа с массивной плиты свисала занавесь из металлических нитей. Робот миновал этот заслон из нитей, которые задрожали и забренчали, и направился вдоль голубой стены. Дальше стена изгибалась и поворачивала, образуя что-то вроде вытянутого холла без крыши. Во время последней попытки проникнуть в лабиринт — это была четвертая экспедиция на Лемнос — здесь шли двое людей: один из них вошел в «холл» и благодаря этому уцелел, другой остался снаружи и погиб.
Робот вошел в проход. Через мгновение из мозаики, украшающей стену, ударил луч красного света и обвел близлежащее пространство.
В наушнике Раулинс услышал голос Бордмана:
— Мы уже потеряли четырех роботов прямо в воротах. Что с твоим?
— Согласно программе, — доложил Раулинс. — До сих пор все в порядке.
— Скорее всего мы потеряем его в течение шести минут с начала входа. Сколько прошло времени?
— Две минуты пятнадцать секунд.
Робот выглянул из-за стены и быстро двинулся по мостовой. Мостовая разделилась. Одна — каменным мостом в один пролет дугой изгибалась над какой-то полной огня ямой. Над второй дорогой нависал столб каменных блоков, неустойчиво нагроможденных один на другой. Мост выглядел более безопасным, но робот начал карабкаться на блоки. Раулинс передал вопрос: почему? Робот ответил, что моста вообще не существует. Раулинс вгляделся в изображение прохода по мосту и увидел, как призрак робота поднимается на пролет, потом качается, пытаясь сохранить равновесие. Ловко, подумал Раулинс и содрогнулся.
Тем временем робот перебрался через нагромождение блоков неповрежденным. Прошло три минуты восемь секунд.
Дальнейший путь шел прямо. Это была улица между башнями без окон. В начале четвертой минуты робот миновал светлую решетку и отскочил в сторону, благодаря чему не был размозжен копром в форме зонтика. Восемь минут спустя он обогнул трамплин, ловко избежал удара копий и оказался в желобе, столь длинном, что скольжение, хотя и очень быстрое, заняло сорок секунд. На сорок первой секунде робот выпрыгнул из желоба.
Все это давно уже встретил на своем пути Картиссан, с той поры мертвый. Он продиктовал рапорт об именно таких происшествиях в лабиринте. Он просуществовал в нем пять минут и тридцать секунд, и его ошибка была в том, что он не выскочил из желоба на сорок первой секунде. Но что произошло с ним дальше, не известно.
Раулинс перевел изображение на желоб и увидел: в конце желоба открылась широкая щель и поглотила призрак робота. Тем временем робот осторожно продвигался к чему-то, что могло быть проходом в лабиринт.
Раулинс сказал:
— Мы уже на седьмой минуте и все еще продвигаемся вперед, Чарльз. Прямо перед нами я вижу ворота в зону «G». Не следует ли теперь тебе взять моего робота под контроль?
— Если вы продержитесь еще две минуты, я так и сделаю, — ответил Бордман.
Перед воротами робот задержался. Он включил свой гравитон и создал энергетический шар. Толкнув его в ворота, он подождал, но ничего не произошло. Словно бы успокоенный, робот двинулся к воротам сам. Когда он проходил их, створки внезапно сомкнулись, расплющив его. Экран погас. Человека такая ловушка превратила бы в пыль.
— Мой робот влип, — сообщил Раулинс. — Шесть минут сорок секунд.
— Так, как и предвидели, — послышался ответ. — У нас робот пока продвигается. Переключайся и смотри.
На экране показалась общая картина. Раулинс после недолгих поисков отыскал трассу робота и значок на границе между двумя зонами и убедился, что этот робот пробрался дальше остальных. Так или иначе, но он продолжал путь во второй зоне.
Схема исчезла. Раулинс видел изображение лабиринта. Чуть ли не грациозно этот металлический цилиндр высотой с человека лавировал среди изгибов лабиринта в стиле «барокко», миновал золотистую колонну, от которой доносилась верещащая музыка со странной тональностью, потом световой пруд, наконец, паутину и кучу побелевших костей. Раулинс только мельком заметил эти кости, это были останки человека.
С большим восторгом он следил за путешествием робота. Будто он сам шел там, избегая смертельных ловушек. Шла уже пятнадцатая минута. Вторая зона лабиринта. Видны широкие аллеи, изящные колоннады, длинные галереи. Гордясь ловкостью этого робота и совершенством его датчиков, он перестал волноваться. И потому получил болезненный удар, когда одна из плит тротуара внезапно поднялась, и робот исчез между крутящихся колес какой-то могучей машины.
Следующий робот был направлен через главные ворота — безопасные. Благодаря полученной информации, он избежал всех опасностей и находился сейчас в зоне «G», почти на границе с зоной «Т». Робот шел точно тем же путем — тут обходя, там перепрыгивая — и провел в лабиринте восемнадцать минут без последствий.
— Хорошо, — сказал Бордман. — На этом месте погиб Мортенсон. Правда?
— Да, — ответил Хостин. — В последнем его рапорте сообщалось, что он стоит вон там, около пирамиды. Потом связь прервалась.
— Значит, начнем собирать свежую информацию. Мы убедились, наши сведения точны. Входом в лабиринт служат главные ворота. Но сюда…
Робот без программы стал продвигаться медленно, поминутно останавливаясь, чтобы во все стороны раскинуть сеть для сбора данных. Он искал открытые двери, замаскированные отверстия в мостовой, аппаратуру, лазеры, Масс-детекторы, источники энергии.
Таким путем он прошел двадцать три метра. Далее робот сообщил, что Мортенсон был раздавлен каким-то катком приведенным в действие его неосторожным шагом. Далее робот миновал еще две ловушки поменьше, но не смог справиться с дезориентационным экраном, который нарушил работу его механического сознания. И в результате его разрушил удар молота.
— Следующий робот должен будет отключить все свои цепи, пока не пройдет этого места, — проворчал Хостин. — Идти наощупь с отключенным зрением…
— Может, человеку там было бы лучше, чем машине, — заметил Бордман. — Мы не знаем, как этот экран может воздействовать на него.
— Мы еще не готовы высылать туда людей, — напомнил Хостин.
Бордман согласился. В путь отправился новый робот. Хостин посоветовал выслать вторую группу аппаратов для прокладывания пути в лабиринте. Одного робота Хостин послал вперед, остальных задержал для наблюдения. Головной робот, оказавшись в зоне действия дезориентационного экрана, отключил сенсорный механизм. Лишенный связи с окружающим, он не реагировал на пение сирен. Компьютер скорректировал его данные с роковым путем предыдущего робота и рассчитал новый путь. Пару минут спустя слепой робот двинулся вперед под воздействием наружных сигналов. Теперь можно было снова включить сенсорный механизм. Это удалось. Тогда пустили третьего робота с включенной наводящей аппаратурой.
— Порядок, — сказал Хостин. — Раз мы можем провести через преграду машину, значит, сможем провести и человека. Он пройдет с закрытыми глазами, а компьютер будет отсчитывать его шаг за шагом.
Головной робот двинулся дальше. Он преодолел семнадцать метров от экрана, прежде чем его прижала к мостовой серебристая решетка, из которой высунулись два электрода. Раулинс напряженно наблюдал, как гибнет очередной робот. Так и высылали робота за роботом…
А ведь скоро пойдут люди. И мы тоже пойдем.
Он направился к Бордману.
— Как выглядит обстановка? — спросил он.
— Трудная, но не безнадежная, — ответил Бордман. — Не может же вся трасса быть столь опасной.
— А если так?
— Роботов нам хватит. Составим точную карту и будем знать все ловушки. И лишь тогда попробуем сами.
— Ты пойдешь туда, Чарльз?
— Разумеется. И ты тоже.
— И какие шансы, что мы вернемся?
— Большие, — ответил Бордман. — Иначе я бы не занялся этим. Да, не простая прогулка, Нед. Но не стоит пугаться. Мы только приступили к обследованию лабиринта. Пройдет несколько дней, и мы начнем ориентироваться в нем.
Раулинс молчал.
— А ведь у Мюллера не было никаких роботов, — сказал он, наконец. — Каким же чудом он преодолел все это?
— Не знаю, — буркнул Бордман. — Я полагаю, что он счастливчик от рождения.