— Хорошенькая история… — хмыкнул его приятель, оторвавшись от утреннего выпуска газеты.
Венкаямма родилась в зажиточной семье, замуж ее выдали рано.
В доме мужа железной рукой правила свекровь. Никто не смел ее ослушаться. Провинившиеся невестки не получали обеда, да сверх того муж колотил жену по велению матери. Или же свекровь приказывала невестке натаскать сто ведер воды из колодца, и та повиновалась безропотно. Слово свекрови было законом. Муж Венкаяммы никогда не защищал жену, во всем поступал по указке матери. Так же вели себя и остальные сыновья и дочери: ведь у свекрови Венкаяммы было немалое имущество, которым она могла распорядиться по своему усмотрению.
Венкаямма сначала считала рассказы о суровом нраве свекрови досужими сплетнями, но вскоре ей довелось убедиться в обратном. Пришлось и ей таскать те самые сто ведер воды — ладони в кровь стерла, а когда пожаловалась мужу, тот еще колотушек добавил.
После смерти матери муж оставался таким же угрюмым и неласковым к жене. Не видать бы ей радости в жизни, если бы не тайная любовь к молодому соседу, хоть и недолгой была она. Сердце Венкаяммы отогрелось, она стала нежнее относиться к сыну и дочке, появились какие-то смутные надежды на будущее.
Муж умер, когда сыну было двенадцать лет, а дочери — восемь. Был он еще не старый, да пил сильно — растратил и здоровье и деньги. Осталось поле в восемь акров, сданное в аренду. Арендатор был хороший, добросовестный. Дети учились, помогали по дому. Правда, боязно было временами: заболеешь, умрешь, на кого они останутся? Но эти мысли проходили, и жилось спокойно.
Скоро главной заботой Венкаяммы стало замужество дочери. Хотелось выдать девочку за красивого, доброго, образованного человека, в зажиточную семью. Такой жених нашелся. Но Венкаямме намекнули, что без приданого не обойтись. Три тысячи рупий! Да еще свадебные расходы. Как быть?
Сын согласился продать участок в четыре акра… Родственники осуждали за продажу дедовской земли, но ведь надо было выдать замуж девушку — это священный долг.
Вскоре и сын женился. Невестка Венкаяммы не знала тех унижений, которым подвергалась в семейной жизни она сама: нравы изменились к лучшему, но у сына не было постоянной работы, а земля была продана и отдана в приданое за дочерью. Семья сына впала в нужду.
Зато дочь жила в достатке. Когда Венкаямма навестила ее, то увидела, что дом — полная чаша, дочь — нарядная, ухоженная. Зять был врачом и имел солидную практику.
Мать прогостила неделю и почувствовала, что дочь ею тяготится. Когда приходили гости, Венкаямма сидела на кухне. Дочь и разговаривала с ней, как со служанкой. Вскоре Венкаямму стала точить мысль о беспросветной нужде сына. Ведь сестра могла бы ему помочь. Он-то себя обездолил, выдавая сестру замуж. Но едва мать робко заговорила об этом, дочь ответила резким отказом: «Пусть он обратится к моему мужу, я без его ведома и пайсы не потрачу!»
Праздновали день рождения дочери Венкаяммы. Собрался полный дом гостей, обед был роскошный, с утра суетились на кухне. В этот день Венкаямма получила записку от сына. Он писал, что захворала жена, денег на лекарства нет и несчастная совсем слабя от недоедания. Венкаямма показала записку дочери. «Разве ты не видишь, как я занята!» — кинула та на бегу. Ужин затянулся до полуночи. Наконец все разъехались, ушли и слуги, нанятые на вечер. Венкаямма, усталая и поникшая, сидела на кухне. Дочь даже не зашла спросить, поела ли мать. Горой громоздились остатки угощения. Венкаямма взяла большую медную миску, наполнила ее рисом и овощами, вышла в темноту и пустилась в путь к дому сына.
ЧасоСкрипка
Раджьям не отвечала.
У Венкатаппаи перехватило дыхание от страха. Он внимательно вглядывался в лицо жены. Губы ее чуть заметно шевельнулись.
— Эй, Раджьям! — снова окликнул ее муж.
Но она не слышала: нежная музыка унесла ее куда-то вдаль.
На веранде подняли шум дети.
— А ну, замолчите! — прикрикнул на них Венкатаппая.
— Как ты меня испугал! — Раджьям пришла в себя. — Разве можно так кричать на детей?
Нахмурившись, она сердито смотрела на мужа.
— Как ты себя чувствуешь? — озабоченно спросил он.
— Прекрасно. Почему ты так странно смотришь?
— Я звал тебя, а ты не ответила.
— Я просто задумалась… — улыбнулась Раджьям.
Больно было видеть, как она исхудала. Но глаза на ее осунувшемся лице смеялись, и Венкатаппая тоже повеселел.
Раджьям только-только начала выздоравливать после тифа. Сыпь держалась целых три недели, и врачи уже потеряли надежду на выздоровление. Потом как будто стало лучше, но болезнь все еще не отступала. Снова поднялась температура, жизнь Раджьям еще долго висела на волоске, и Венкатаппая не знал ни минуты покоя. Даже теперь, когда Раджьям вышла из больницы и он ухаживал за ней и кормил точно по предписанию врачей, тревога не проходила. Когда жена спала, Венкатаппая то и дело подходил к ее постели. Он всматривался в ее лицо, вслушивался в ее дыхание и отходил, лишь убедившись, что ей не стало хуже.
— Я чувствую себя неплохо, — продолжала Раджьям. — Ем, сплю. Конечно, я еще чувствую себя очень слабой, но кто же может сразу оправиться от такой болезни? Перестань волноваться. С тех пор как мы переехали на эту квартиру, все пошло на лад.
— Хорошо, что мы переехали. И у меня на душе легче стало. Хотя платить придется больше…
— Где мы возьмем деньги — вот что меня беспокоит.
— О деньгах сейчас не думай, — прервал ее Венкатаппая.
Прежде они снимали крохотную каморку в старом, обветшалом доме. Окно выходило в грязный переулок. Соседи по дому вечно болели. В конце концов слегла и Раджьям.
Когда Венкатаппая уложил жену в больницу, на него сразу свалилась куча забот. А помочь было некому. Впрочем, Венкатаппая и дети оказались счастливцами: ведь Раджьям осталась жива.
Теперь переехали в квартиру из двух небольших комнат с верандой в недавно выстроенном каменном доме. Вокруг много новых зданий, а просторные дворы полны зелени.
— Ты выздоравливаешь — это главное. Остальное образуется, — добавил Венкатаппая.
— Но все-таки где же ты взял деньги?
— Прошу тебя, не говори о деньгах! Заботься о своем здоровье, ешь побольше.
— Да я только и делаю, что ем! Лежу без дела и ем то, что ты готовишь. Но если у нас долг, мы должны его отдать.
— Ты опять о своем!
Когда речь зашла о деньгах, Венкатаппая вконец расстроился. Хотя врач и не взял с них ни гроша, а Раджьям устроили в благотворительную больницу, расходов все равно оказалось очень много. Он попросил вперед двухмесячное жалованье, но и этого не хватило. Почти все эти деньги ушли на лекарства.
— Ладно, ладно, больше не буду, — примирительно сказала Раджьям. — Постепенно расплатимся. Хозяйство в моих руках. Как-нибудь выкрутимся.
— Вот это верно, — оказал Венкатаппая и спустился во двор.
Ему не хотелось продолжать этот разговор. Он умылся, переоделся и вышел на улицу.
Вернувшись, Венкатаппая подошел к постели жены. Мысли Раджьям снова витали где-то далеко. Комната погрузилась в полумрак, и только на лице Раджьям золотился луч заходящего солнца.
Венкатаппая немного успокоился. Наверное, Раджьям думала о чем-то приятном, может быть, вспоминала счастливые дни детства. Лицо ее так и светилось.
Уже давно Венкатаппая не видел у нее такого счастливого и безмятежного выражения лица.
В первые месяцы замужества она день-деньской смеялась и резвилась. Но не прошло и года, как судьба подарила ей ребенка, и для Раджьям началось плавание по бурному океану семейной жизни. Минуло шесть лет, и уже матерью трех детей Раджьям продолжала свой нелегкий путь.
Губы Раджьям приоткрылись. Она наклонила голову набок и чуть заметно покачала ею. Венкатаппая расхохотался.
— Над чем ты смеешься? — очнулась Раджьям.
— Ты так забавно потряхивала головой…
— А ты слышишь? Девушка поет в доме напротив.
Венкатаппая только сейчас сообразил, что доносящиеся снаружи звуки — это чье-то пение.
— Так ты слушала музыку? Вот оно что… Ведь когда-то ты прекрасно играла на скрипке.
Сквозь раскрытые окна в комнату проникал ветерок, напоенный ароматом цветов, словно колеблющийся в такт музыке.
— Дети, пойдите сюда, послушайте! — позвала Раджьям.
Старшие сыновья прибежали и остановились, прислушиваясь к пению.
— Я надеялся хоть здесь пожить спокойно, да чувствую, что вот-вот голова разболится, — проворчал Венкатаппая.
— Принеси веточку имбиря, я приготовлю тебе притирание.
Венкатаппаю передернуло от одного упоминания об этой жгучей мази. Он поспешно поднялся.
— Уже темно, куда это ты? Есть не будешь?
— Провозился до темноты. Но все равно пойду. Грехи добрым делом искупить надо.
— А ты грешил?
— Как можно жить и не грешить?
Притихшие дети внимательно слушали пение. Музыка доставляла им удовольствие. Ведь детские сердца открыты прекрасному.
— О, да вы в мать пошли! И вам нравится эта мешанина звуков…
С этими словами Венкатаппая вышел на улицу.
Раджьям медленно поднялась и повернула выключатель. Лампа дневного света на потолке, разгоревшись, ярко осветила комнату. В их прежнем жилище тусклые лампочки под покрытым плесенью потолком сгорали быстро. «Так и моя музыка, — подумала Раджьям, — недолго светила мне». Скрипка давно уже валялась в углу, смычок сломался, и его выбросили на помойку.
После стольких лет без музыки пение этой незнакомой девушки неожиданно доставило Раджьям радость…
А вообще-то в ее жизни не происходило ничего неожиданного. Все шло своим чередом.
Шесть лет назад Венкатаппая в сопровождении, родных пришел свататься. Раджьям попросили спеть. Настала минута, ради которой, как считал ее отец, Раджьям в течение четырех лет училась музыке и пению.
Раджьям подняла смычок и запела. Но от волнения она скоро сбилась, взяла неверную ноту и, совсем смешавшись, скомкала всю пьесу.