Она чуть не плакала, а гости ничего не заметили. Они наперебой расхваливали Раджьям.
— Твоему мужу и работать не надо, — пошутил один.
Венкатаппая очень понравился Раджьям, и вскоре они поженились. Раджьям считала, что ей повезло, ведь ее муж был не кто-нибудь, а выпускник университета Андхры, служил клерком в Мадрасе и получал семьдесят две рупии в месяц.
Первое время после свадьбы соседки, восхищавшиеся пением Раджьям, часто просили ее спеть. Только муж не попросил ни разу. Когда же Раджьям немного освоилась в семье свекрови и могла бы продолжать занятия музыкой, было уже поздно; она уехала рожать в родительский дом.
Дети снова расшумелись.
— Вы что, деретесь? Пойдите-ка сюда! — позвала Раджьям.
Сыновья подошли к матери.
— Малыш спит? — спросила она.
— Сопит вовсю, — ответил старший.
— Вы же могли его разбудить.
Дети виновато молчали.
— Садитесь и слушайте.
Девушка все еще пела. Мелодия то текла плавно, то поднималась ввысь, замирала на верхней ноте и водопадом обрывалась вниз.
— Тра-ля-ля! — раздался вдруг громкий мальчишеский голос.
Девушка прервала пение.
— Не мешай, а то отцу скажу, — проговорила она.
— Та-ра-ри-ла-ла! — мальчик передразнил сестру, но мелодию он повторил верно. Если музыка живет в доме, даже бамбуковая палка может запеть.
— Несносный мальчишка, — рассердилась девушка.
И в доме все стихло.
Досада охватила Раджьям. Ей так хотелось дослушать, ведь девушка пела то, что когда-то любила и Раджьям.
— Мама, почему она замолчала? — спросил старший сын.
— Слышал, пришел шалун вроде тебя и помешал ей. Она рассердилась и перестала петь.
— А почему она так хорошо пела?
— Она этому училась.
— А ты так умеешь?
— Умею. Хочешь, я и тебя научу?
— Ну-у! Мужчины не поют…
— Почему же не поют? Поют. Хочешь научу?
— Научи.
— Потом.
Раджьям вытянулась на постели.
— Ну-ка, разотри мне ноги, — позвала она старшего сына.
Сын присел на постель и стал постукивать кулачками по ногам матери.
— А я руки, хорошо? — спросил младший и тоже принялся за работу.
Раджьям тихо напевала, стараясь припомнить мелодию, которую так и не закончила девушка. Но голос не слушался ее.
— Ты поешь хуже, чем она, — разочарованно сказал сын.
— Да я уж все забыла…
С веранды донесся резкий грохочущий звук, словно что-то упало на пол.
— Наверное, собака. Пойдите-ка прогоните ее.
Мальчики убежали и тут же вернулись.
— Это кошка. Она скинула сито на пол, — сказал старший.
— Хорошо, что заново готовить не придется. Впрочем, сейчас такие времена, что впору и после собаки есть. Почему вы оставили открытой дверь на веранду?
— Ты же позвала нас слушать музыку!
— Да, конечно, но нужно было прежде закрыть дверь, — спокойно объяснила Раджьям.
В комнату вошел Венкатаппая.
— На дворе луна, и цветы так пахнут…
Раджьям внимательно посмотрела на мужа.
— Может, ты завел себе кого-нибудь, пока я болела? Ты как-то странно себя ведешь… А что это у тебя?
Раджьям заметила под мышкой у Венкатаппая бумажный сверток.
— Сейчас покажу. — Венкатаппая развернул бумагу.
Там оказалось сари с широкой золотой каймой и шелковый материал на кофточку.
— Решил истратить оставшиеся деньги на что-нибудь стоящее, пока они по мелочам не разошлись.
Но Раджьям не дотронулась до подарка.
— Где ты взял деньги?
— Обещай, что не рассердишься.
— Что, ты натворил что-нибудь?
— Когда тебе стало совсем плохо, я впал в отчаяние. Пришел мой приятель, посмотрел и посоветовал мне… Я и дал ему…
— Что дал?
— Ты еще не поняла… Этот человек сам пошел и продал ее за двести семьдесят рупий. Мне и во сне не снилось, что за нее дадут такие деньги. Я думал, она старая… А говорят, чем старее, тем ценнее…
Раджьям наконец поняла. Она обвела глазами комнату.
— Не ищи.
— Нет ее? — печально вздохнула она.
— Прости меня, я поступил неправильно, — подавленно произнес Венкатаппая.
Раджьям постаралась скрыть свое огорчение.
— Ты поступил верно. Любой на твоем месте сделал бы то же. Ведь ты не на себя деньги истратил!
— У нас только сыновья, вот я и решил…
— Не переживай. Я уж больше никогда играть не буду. Богиня музыки была благосклонна ко мне. Она ушла, но до последней минуты охраняла меня. Скрипка спасла мне жизнь и еще сделала прощальный подарок — это сари.
Глаза Раджьям наполнились слезами.
Венкатаппая развернул сари и накинул край ей на плечо:
— Сносу не будет!
— Да, память надолго останется, — задумчиво проговорила Раджьям.
Калипатнам Рама РаоМест нет
Луна еще не поднялась. Город был чужой и неуютный, словно дом свекрови.
— Мне нужен номер.
Администратор гостиницы поднял голову и взглянул на Нукарадзу. То, что он увидел, ему совсем не понравилось. Нукарадзу определенно не был преуспевающим дельцом или счастливым молодоженом, а деревенская девчонка рядом с ним совсем не была похожа на его жену. Следовательно…
— Нет.
— Чего нет?
— Мест нет.
Администратор был доволен собою: отказав этому проходимцу, он спас, так сказать, дворец от осквернения.
Нукарадзу и в голову не пришло, что его подозревают в каких-то неблаговидных намерениях. Он с недоумением посмотрел на администратора, а потом разозлился: кто он, собственно, такой, чтобы так разговаривать!
Но администратор уже погрузился в изучение своих бумаг. Нукарадзу понял, что его яростный взгляд не достигает цели, а впустую скользит по напомаженным волосам служителя, и повернулся к гостиничному слуге.
К сожалению, на том даже досаду нельзя было сорвать: настолько он был убог и грязен, что при взгляде на него злость Нукарадзу перешла в отвращение.
Нукарадзу повернулся и пошел к выходу. Ботинки его простучали по ступенькам. Девушка как тень выскользнула за ним.
Не успели они скрыться из виду, как администратор сказал:
— Каждый сукин сын тут будет…
Слуга испуганно взглянул на дверь: как бы не услышали. А то еще вернется да вмажет как следует за такие слова.
— Как ты думаешь, Девуллу, кто он? — продолжал администратор.
— Не знаю, кто он, а вот девчонка — точно его жена.
— Ты с ней знаком, что ли?
— Нет, но у нее на шее талиботту[2], — неуверенно сказал Девуллу.
— У каждой на шее талиботту! Разве на ней написано, кто именно ее надел?
«Можно подумать, что ты, мерзавец, перед тем как жене на шею талиботту надеть, написал на ней свое имя!» — подумал Девуллу. Но смолчал, накинул на плечи шарф и вышел.
Когда Девуллу спустился по ступенькам гостиницы, улица была запружена машинами, автобусами, рикшами. Кто возвращался из кино, кто спешил туда. У табачной лавки стояли те самые парень и девушка. Она с любопытством разглядывала это скопище людей, но взгляд парня все еще был прикован к гостинице. «Бедняги!» — подумал Девуллу.
Девуллу поел, закурил, обмотал голову шарфом, засунул под мышку одеяло и вышел из своей хижины. Луна уже поднялась высоко. Девуллу задумчиво взглянул на нее. «Наверно, уже половина одиннадцатого», — подумал он.
Каждый раз, выходя из дома, Девуллу старался определить время, а когда предоставлялась возможность, сверялся с часами. Обычно он не ошибался.
Девуллу взглянул с вершины холма на блестевший огнями город. «Да, половина одиннадцатого», — еще раз повторил он. Холм этот находился на северной окраине города. За хижинами, сгрудившимися там, виднелись виллы богачей. На западе, примерно в миле от границы города, была расположена фабрика, а сразу за ней — небольшой поселок. Среди холмов вилась дорога, ведущая от города к фабрике, а оттуда — на северо-запад, к железнодорожному разъезду. Сейчас по ней, то появляясь, то исчезая за поворотом, ехали два грузовика — один к городу, другой к станции.
Во многих домах уже погасили свет. Город погружался в темноту. Девуллу медленно плелся к гостинице. По дороге его обогнала пара: видимо, они возвращались из кино. На руках у женщины спал грудной младенец, мужчина нес на плечах ребенка постарше. Женщина задыхалась от быстрой ходьбы, но говорила без умолку, перебирая смешные сцены из фильма.
«Интересно, что с тем парнем и с девушкой? — подумал Девуллу. — Может, они нашли себе комнату в какой-нибудь другой гостинице? А может, и нет. Если они здешние, то сходили в кино и отправились домой, а если приезжие, то коротать им, горемыкам, ночь на улице. А впрочем, нынешние не такие глупцы, какими в свое время были мы».
Девуллу нравилось, что молодежь не унывает и относится к жизни легко и весело. Какой-нибудь парнишка, который работает всю неделю на бензоколонке, в воскресенье скидывает с себя промасленное тряпье, надевает чистую отглаженную рубашку и весь день проводит с друзьями. Они беседуют, слушают веселую музыку, а вечером идут в кино. И если нет дешевых билетов, то не моргнув глазом покупают дорогие, словно забыв о тяжелой неделе, ожидающей их.
Девуллу знал одного такого парня. Его звали Потирадзу. Он работал мастером на строительстве той самой гостиницы, в которой теперь служил Девуллу. Потирадзу и сам умел работать, и других заставить мог. Хотя Потирадзу не был старшим мастером, он заправлял всеми делами на стройке. Рабочие любили его; правда, он мог и накричать, но он же и защищал их, не оставлял в беде. Потирадзу прекрасно знал, что, как говорится, выше головы не прыгнешь и что рабочий, сколько б ни копил, на каменный дом не накопит. Но мириться с таким положением он не желал. Он убеждал их: «Мы не должны этим сукиным детям кланяться. Подумайте-ка, кто кому нужен — мы им или они нам? Мы строим дом. Подрядчик, мастера, рабочие — все вместе. А когда он будет выстроен, что нам достанется? Подрядчик-то с этого кое-что получит. Значит, мы ему нужны, верно? Ты, я, он — пока есть мы, рабочие, есть и подрядчик. Не было бы его — те, кому наши руки нужны, сами бы нас сыскали. Да этот паршивец нас бояться должен!»