— Если вам понравился видеокуб, который вы посмотрели, то вам должна понравиться и наша музыка, — сказал Лео. — Я только что узнал, что Хеди поет в хоре, и собираюсь присоединиться к ней.
— У Лео чудесный баритон, — заметила Хеди. Они улыбнулись и придвинулись друг к другу. Было очевидно, что несмотря на всю необычность обстановки, Лео и Хеди сейчас гораздо больше увлечены друг другом, чем окружающими.
Джефф нетерпеливо ерзал на своем месте. Мысли о Норби не давали ему покоя — особенно твердое намерение робота отправиться на Джемию, если излечение окажется невозможным.
— Вы знаете, где ваша мать нашла ружье, из которого она стреляла в Норби? — спросил он.
— Я спросила ее на следующий день. Она сказала, что ружье лежало в трубке. Когда я спросила «в какой трубке?», она ответила «в той, что сейчас за мной» и отказалась объяснять, что это значит. Большую часть времени она вообще молчит. Мы с Горацием очень беспокоимся за нее. Мы вызывали врача, и он сказал, что она не больна, а только впала в глубокую депрессию. Но от лекарств ей только становится хуже, и она не хочет принимать их.
— Трубка, — задумчиво повторил Норби. — Что-то, имеющее цилиндрическую форму. Должно быть, оно и удерживалось защелками за дверцей шкафа на корабле. Мак забрал трубку с собой и либо обнаружил там ружье, либо положил его туда потом.
— Хеди, вы отведете меня к своей матери? — спросил Джефф. — Я должен поговорить с ней, иначе мы не сможем выяснить, что это за трубка. Может быть, эта трубка где-то сохранилась, и инструкции лежат там. Хотелось бы изучить их, прежде чем экспериментировать с ружьем.
— Я пойду с тобой, Джефф, — сказал Рембрандт. — Я должен увидеть драконью скульптуру, сделанную моим дедом, и мне хочется прогуляться по вашему Центральному парку зимой.
Все принялись говорить одновременно. Фарго с жаром доказывал, что Рембрандту нужно оставаться в укрытии; Лео утверждал, что он не может обеспечить безопасность столь видного гостя; Норби кричал, что Рембрандт должен остаться с ним, а сам он никак не может идти в Дом Хиггинсов из опасения еще больше расстроить Мерлину; Джефф напомнил о том, что Другие не носят обуви, а в парке холодно и мокро. Но тут вмешалась Хеди.
— Думаю, галоши Фарго подойдут Рембрандту по размеру, — сказала она. — Я вылечу на такси, чтобы заранее подготовить свое семейство к приходу гостей. Пожалуй, я скажу, что друг Джеффа — актер, играющий в новом фильме о привидениях, который хочет посетить Дом Хиггинсов для вдохновения. Гораций обожает видеофильмы о домах с привидениями, а мама… что ж, она была актрисой и должна понять.
— Как Рембрандт сможет замаскироваться под актера, если у него четыре руки и три глаза? — спросил Фарго.
— Куда делась твоя предприимчивость, Фарго? — спросила Хеди. В ее глазах вспыхнул бойцовский огонь. Джефф вспомнил свою первую встречу с Хеди — отважной воительницей, разгонявшей злодеев своим зонтиком.
— Рембрандт может надеть лыжную маску, под которой Первый Ментор прятал свой третий глаз, — предложил Джефф. — Тогда он будет выглядеть просто странным лысым типом, особенно если он вдобавок наденет твою накидку, Фарго. Все будут принимать его за актера. Ты знаешь, как много картин сейчас ставится на Манхэттене.
— Тогда вам придется взять меня, — заявил Норби.
— Ты должен остаться дома, Норби. Пожалуйста, Первый Ментор, присмотри за ним!
— Да, Джефф. — За все это время Первый Ментор не проронил ни слова. Казалось, он благоговеет перед Рембрандтом, внуком того существа, которое создало джемианских роботов.
— Следует ли мне взять с собой ружье? — спросил Джефф. — Его вид может подтолкнуть Мерлину к нужным воспоминаниям.
Фарго выразительно пожал плечами:
— Это уже решайте вы с Рембрандтом. Я заметил, что он так и не попросил тебя показать ружье.
— Я рассказывал тебе, как оно подействовало на меня, — сердито проворчал Джефф. — Оно опасно!
— Ты много чего рассказывал, — небрежно заметил Фарго. — Но на меня это не произвело особенного впечатления. В твоем распоряжении находится самый замечательный робот во вселенной…
— Бывший, — поправил Норби.
— …и ты никогда не пользовался им для дурных целей и не обращался с ним как с обычной вещью. С какой стати ты должен вдруг потерять власть над собой и превратиться в злодея?
— Послушай…
— Этого не случится до тех пор, пока ты сам не захочешь, — твердо заключил Фарго.
— Фарго, я не… — Джефф помедлил. — Постой, о чем мне это напоминает? Я как будто пытаюсь вспомнить что-то очень важное, что-то связанное с ружьем…
Он сбегал в свою комнату, открыл ящик стола и вернулся с инопланетным ружьем, осторожно держа его на вытянутых руках.
— Это устройство имеет совершенно чуждый облик, — медленно произнес Рембрандт.
— Оно определенно сделано не на Земле и не в любой из колоний Федерации, — поддакнул Лео.
— Думаю, Рембрандт имеет в виду, что ружье не было сделано Другими, — сказал Норби. — Джефф, как ты реагируешь на него сейчас?
Джефф замер.
— Подождите. Пожалуйста, все помолчите минутку!
Он закрыл глаза и сосредоточился на своих ощущениях.
Он как будто держал в руках нечто, обладающее огромной силой, однако эта сила была неопределенной… Нет, более того! Неожиданно Джефф понял, что сила зависит от личности того, кто держит ружье в своих руках. Он мог управлять мощностью импульса и… да, воздействием ружья, если бы знал, как это делается. Но самое странное заключалось в том, что он уже испытывал подобное ощущение раньше, особенно в детстве, хотя сейчас он не мог вспомнить, при каких обстоятельствах.
— С тобой все в порядке, Джефф? — спросил Норби.
— Мне так хочется вспомнить! Сила… огромное удовлетворение… огромное счастье…
— Джефф! — Лео тряс его за плечо. Джефф открыл глаза.
— А? Нет, все в порядке.
— Наверное, будет лучше запереть эту проклятую штуку в ящике стола, — озабоченно произнес Фарго. — У тебя такой вид, словно ты нашел волшебное кольцо, принадлежавшее древним богам.
— Может быть, так оно и есть, — отозвался Джефф. — Или будет, как только я разберусь в своих ощущениях.
— Ты начинаешь беспокоить меня, — сказал Рембрандт. — Возможно, я совершил ошибку, отправившись в эту экспедицию.
Хеди встала.
— Джефф и Рембрандт, вам пора одеваться, — деловито сказала она. — Норби нуждается в помощи. Моя мама повредила его, и если у нее есть какие-то сведения о том, как ему можно помочь, мы должны постараться узнать их. Теперь, когда врач сказал, что физически она вполне здорова, я готова говорить с ней более решительно.
— Но как Гораций отреагирует на Рембрандта? — поинтересовался Лео.
— Думаю, он будет вне себя от восторга. Он покажет Рембрандту драконью скульптуру, а я тем временем отведу Джеффа к маме.
Прогулка была долгой. По пути через парк Джефф показывал Рембрандту все свои любимые местечки, и к тому времени, когда они подошли к Дому Хиггинсов, островерхая крыша была озарена лучами заходящего солнца.
— Закат, — произнес Рембрандт, словно пробуя на вкус незнакомое слово. — Нет, Джефф, для этого явления нужно придумать более изысканное определение.
— Закат не всегда бывает красивым. Иногда идет снег или дождь, особенно зимой на Манхэттене.
— Окончание дня на поверхности планеты, сопровождаемое темнотой ночи, всегда прекрасно, как и сама жизнь.
— Жизнь слишком коротка, — пробормотал Джефф, с особой остротой ощутив, что тот энергичный молодой Мак, с которым он разговаривал, уже давно умер, а его прекрасная дочь превратилась в полубезумную старуху, пытавшуюся уничтожить робота, которого она считала своим врагом.
— Да, по сравнению с нами ваш век недолог. Однако жизнь всех биологических существ — лишь краткое мгновение в необъятной вселенной.
— Ты считаешь, что даже самая короткая жизнь может внести свой вклад в развитие вселенной?
— Да, Джефф Уэллс. Поэтому я и стал художником.
Дверь отворилась, и на пороге появился сияющий Гораций.
— Добро пожаловать в Дом Хиггинсов, сэр. Если вы не получите здесь вдохновения для своего фильма, то вы не получите его нигде больше. Прошу вас отойти в сторону: сейчас я продемонстрирую вам таланты нашей горгульи.
Джефф подтолкнул Рембрандта к двери, когда Гораций дернул за веревку. Из открытой пасти горгульи немедленно хлынул поток кроваво-красной воды.
— Я подкрасил воду, — с гордостью сообщил Гораций.
Джефф снова вывел Рембрандта наружу и указал на горгулью, злобно ухмылявшуюся в сгустившихся сумерках.
— Как ты думаешь, мог твой дед сделать и эту вещь? — прошептал он по-джемиански.
— Нет, — ответил Рембрандт. — Несомненно, это одна из скульптур Моисея Мак-Гилликадди, отражающая его своеобразное чувство юмора.
Они вошли в холл, и Рембрандт остановился перед каминной полкой.
— Да, это работа моего деда, — сказал он, разглядывая барельеф. — Думаю, он тоже повеселился на славу, когда работал.
— Ты хочешь сказать, что это устройство…
— Нет. Просто скульптура, работа над которой доставила ему удовольствие. Но в этом доме находится еще что-то… непонятное. Оно не создано моим дедом и вообще не имеет отношения к Другим. Что-то похожее на то ружье.
— Пожалуйста, — умоляющим тоном произнес Гораций. — Я знаю, что актеры приезжают к нам со всей Солнечной системы, но не могли бы вы говорить на Универсальном Земном языке? Так хочется послушать!
— У нас серьезный разговор, — сурово сказал Джефф. — Ты не должен никому рассказывать, кто мы такие и зачем мы пришли сюда.
— Но я и не собираюсь! Кроме того, мне не с кем разговаривать, кроме вас, мамы и Хеди. Кому я могу проболтаться?
— Джефф, иди сюда! — позвала Хеди с лестничной площадки. Она включила свет, и все увидели портрет Мерлины Минн.
— Хотя вид человеческого лица непривычен для нас, я понимаю, что это женщина исключительной красоты, — сказал Рембрандт. — Непонятно, почему портрет кажется мне чуждым, хотя лицо женщины явно человеческое.