Потому-то Губанов не пишет ничего о Праге.
Неподцензурная культура старалась существовать автономно. Любой выход на официальные инстанции – обесценивание собственного дара. Напомним ещё раз губановское[527]:
Я вам не белый и не красный
Я вам – оранжевый игрок.
Для него адекватным ответом государственному произволу стало асоциальное поведение. Это похоже на детское «назло маме отморожу уши», но порой бывает так, что ничего другого и не остаётся.
Нина Давыдова вспоминала:
«Это было в печально знаменитом 1968-м, может быть, осенью, уже после ввода советских войск в Чехословакию. Какая-то квартира на Комсомольском проспекте. Лёня Губанов стоит на подоконнике, окно раскрыто настежь. Вышел, кажется, на спор, выпито было всеми уже много – и дешёвого тогда сухого, и неизменного портвейна. Губанов стоял над людьми, над ситуацией. Глумится? Нет. Это естественное – противостояние – против или за? – за всех…»[528]
Дмитрий Цесельчук приводит ещё один похожий эпизод[529]:
«Удивительно, но я тоже увидел Леню на подоконнике, точнее за подоконником квартиры Леши Пахомова (в СМОГ входил – Аркадий), точнее даже не Губанова, а его ботинки и икры, за которые его держали страждущие стихов почитатели. Все тело было уже там – за пределами проема. – Слава богу, квартира на первом этаже, – помню, подумал, – хотя сломать шею, если ноги выскользнут, – пара пустяков. Когда его затащили обратно и пристроили на полу под подоконником, так что он сидел, не съезжая, опираясь спиной о стену, рот его вдруг медленно, но вполне членораздельно выплюнул: “Я чек на Ваш череп…”[530]»
Я – чек на ваш череп,
где черви курчавы,
я – челюсть качелей,
я – чары овчарок.
Я – чёрный чеканщик
черешен и чана,
депеша, чей кашель
венчал англичанок.
Я – блюдо на судно,
чей вымпел запачкан,
где больно, но чудно,
в живых – одна мачта!
Для многих наши танки в Праге стали последней каплей. Оттепель закончилась – начались заморозки. Людмила Сергеева писала так:
«После венгерских событий рухнули все мои надежды на справедливость и гуманность советской власти. Травля Пастернака из-за присуждения ему Нобелевской премии, Берлинская стена, возведённая посреди города в 1961 году, Карибский кризис, буйство Хрущёва в Манеже против молодых художников, а потом и писателей, суд над “тунеядцем” Иосифом Бродским, арест Синявского и Даниэля за то, что опубликовали свои произведения на Западе, наконец, Прага 1968 года только подтверждали безнадёжный диагноз»[531].
Сохранилась открытка этого года. The Beatles. На обороте – обращение к Владимиру Бережкову, где среди прочего Губанов пишет, что Евтушенко взял у него 20 стихотворений. Видимо, должна была состояться ещё одна попытка легализации неподцензурного поэта. Но в такое время – это гиблое дело.
Неужели все эти события – чисто русская (советская) история? Что происходило в это же время в цивилизованном мире?
Мы задали этот вопрос Юрию Кублановскому, потому что он успел увидеть результаты мировых культурных сдвигов и в СССР, и в Европе. Он начал размышлять так[532]:
«Оттепель закончилась в 1968 году, когда советские танки вошли в Прагу, но не стоит забывать про сексуальную революцию, которая скинула Де Голля и которая привнесла свою идеологию в такую мировую вседозволенность и свободу для сексуальных меньшинств – то есть для беспредела. Я говорю про новую идеологию, которая пришла на смену остаткам христианской морали, которые худо-бедно до этого поддерживали западную цивилизацию».
23 августа 1968 года в Чикаго молодые люди, называющие себя йиппи (yippie), во главе с Джерри Рубином провели у памятника Пикассо пресс-конференцию, на которой потребовали от американского правительства зарегистрировать в качестве кандидата в президенты – свинью по кличке Pigasus (такая игра слов: pig – свинья, Pegasus – мифический крылатый конь).
До этого они грозились разбросать гвозди по автострадам и слить ЛСД в городской водопровод, выступали против войны во Вьетнаме (даже останавливали поезда!) и за легализацию марихуаны и психоделиков.
То есть йиппи такими экстравагантными способами показывали, насколько молодёжь устала от внутренней и внешней политики США. В англоязычном мире есть поговорка «When pigs fly», аналогичная нашей «Когда рак на горе свистнет». Pigasus`а выдвигают на пост президента – вот оно, случилось, пора!
После августовских выборов 1968 года начались судебные процессы над протестующими. Организовалось дело «чикагской семёрки» (лидеры йиппи Эбби Хоффман и Джери Рубин, лидер «Чёрных пантер» Бобби Сил и ещё четыре человека). На слушаниях дела молодые бунтари продолжали эпатировать: Рубин одевался «всемирным партизаном» и сидел на заседаниях суда, держа в руках игрушечную винтовку М-16. Хоффман сначала изображал из себя индейца, а после начал приходить в рубашке, сшитой из флага США.
А как обстоят дела в Европе? Бунтуют Франция, Италия, Германия, Польша и т. д. – где-то с большим успехом, где-то с меньшим.
Всё началось с университетов. Во Франции молодёжь вышла на улицы с лозунгом «Запрещать запрещено!». Париж был разукрашен самыми удивительными граффити: «Будьте реалистами, требуйте невозможного!», «Ты нужен шефу, а он тебе – нет», «Под булыжниками мостовой – пляж!», «Алкоголь убивает – принимайте ЛСД», «Пролетарии всех стран, развлекайтесь!», «Вся власть воображению!».
Вскоре к молодёжи подтянулись профсоюзы. Была объявлена бессрочная забастовка. Появились политические требования: отставка де Голля и реализация формулы «40-60-1000» (рабочая неделя в 40 часов, выход на пенсию в 60 лет, минимальный оклад – 1000 франков).
В Великобритании The Beatles записывает самые популярные (в том числе пацифистские) песни «All You Need Is Love», «Revolution 1», «Back in the U.S.S.R.», Джон Леннон и Йоко Оно после знаменитой пастельной демонстрации – «Give Peace a Chance».
Наверное, дело не только и не столько в «кровавой гэбне» и «совке», сколько в… Не знаю в чём. Можно назвать это мировым кризисом, заговором, реакцией человечества на солнечные вспышки – чем угодно. Всё будет далеко от истины.
Молодёжь решила заявить о своих правах. Старый мир патриархальных устоев устроил две мировых войны и разогнался в гонке вооружений. Чтобы Земля осталась в целости и сохранности, на авансцену вышли те, кто обычно – в силу возраста – предпочитает кураж и веселье серьёзным вопросам. И они превратили политическую повестку в абсурдное (на самом деле очень здравое!) действие.
У нас это получилось не хуже и не лучше, но… иначе. Пять минут свободы на Красной площади – и обратно в коммуналки, на кухни, в мастерские художников – творить для вечности.
9. Конец прекрасной эпохи (1969–1975)
Пора снимать янтарь,
Пора менять словарь,
Пора гасить фонарь
Наддверный…
Евгений Евтушенко
Отношения Губанова с шестидесятниками, в частности с Евтушенко, укладываются в известную идиому кошки-мышки или, если хотите, в ролевую модель Волка и Зайца из мультфильма «Ну, погоди».
Образы мультипликационных персонажей иногда очень верно совпадают с образами советской массовой культуры, где Губанов – хулиган, с бандитской чёлочкой и стиляжьим галстуком, напевающий песенки Высоцкого (он часто носит с собой гитару, но играть на ней не умеет), а Евтушенко – всемирно известный представитель советского бомонда, не вылезающий из телевизора мажор, которому всё сходит с рук, а своего невезучего оппонента он как будто не замечает.
Попытку Волка догнать и съесть Зайца можно трактовать как желание неподцензурного поэта обогнать своего подцензурного коллегу и стать первым в Стране Советов. Но каждый раз он терпит крах, и его частенько забирают либо милиционеры, либо санитары.
В одной из серии Волк пытается «по-смогистски» выкурить Зайца из телефона-автомата, но закуривает так много сигарет, что это его отравляет (в кавычках и без) – и он ощущает чувство полёта. После же сам оказывается запертым, снимает трубку и звонит Зайцу:
– Алло, Евтух?
– Евтух, Евтух!
– Ну, Евтух, погоди!
В другой серии Волк теряет свой мотоцикл. Тот кружится по автостраде. Герой никак не может его поймать – это напоминает неконтролируемый поток сознания Губанова.
Появляются и другие диковинные пересечения: Кот-фокусник, достающий Зайца из шляпы, – не кто иной, как Вознесенский, подтрунивающий над Евтушенко – над его «братом-близнецом» и закадычным другом-врагом. А Кот и Заяц, как вы помните, по восточному календарю – одно животное. Оба поэта, кстати, одного года рождения – 1933 – правда, Евтушенко только по паспорту.
Характерен эпизод с псами, поющими песенку «У попа была собака». Они представляют собой вариацию на ливерпульскую четвёрку «The Beatles», только без четвёртого участника. Символизируют они западную культуру. Попеременно им подыгрывает, то есть выходит на контакт, то Заяц Евтушенко (и тогда выходит отличная музыка), то Волк Губанов (и тогда получается какофония – всё как в жизни). Песенка же характеризует положение Губанова, оказавшегося – как это у Саши Соколова было? – между собакой и волком.
Когда Волк появляется на спортивном стадионе, участвует в беге с препятствиями, правда, в компании детей. Эта ситуация может напомнить официальные публикации Губанова в «Часе поэзии» и в «Юности», несоразмерные его дару.