— Триста пятьдесят.
— Папка, что ли зарплату получил? — спросила Лида голосом, в который уже заранее начали прокрадываться нотки возмущения.
— Не знаю, — робко ответила Маруся.
— Конечно, ты не знаешь, — с негодованием воскликнула Лида, — конечно! Я зато очень хорошо знаю, на что они «Несквик» покупают! То-то я мать всё по телефону спрашиваю: «Купили вы мебель?» А она мне: «Нет ещё. Присматриваемся, прицениваемся». Они прожрут десять миллионов! Скорее всего, пять уже прожрали!
— Послушай, Лидушка, должны же они что-то есть.
— Должны. А я-то при чём! Я что супермиллиардер?! Я эти деньги им дала на мебель, понимаешь ты, на мебель! Я из-за этого себе столько всего не купила! Так, ты домой скоро собираешься?
— Как всегда, в конце января, — пожала плечами Маруся, — после сессии.
— Ладно. Очень хорошо. Скажи им, чтобы немедленно покупали мебель. Немедленно!
— Лидушка, а может, лучше ты сама съездишь, обо всём с ними поговоришь, а? Ты ведь дома уже сто лет не была. И мама в письме жалуется.
Лида скривила рот, опустила глаза и заныла:
— Ну вот чего ты от меня хочешь? Чего ты мне душу травишь? Ведь знаешь же: не поеду я туда. Не поеду.
— Но почему?
— Потому что тошно мне там и скучно. Мне дома хуже, чем зверю в клетке. Потому что пойти там некуда, поговорить не с кем. А ещё родители пристают с вопросами о моих планах на будущее и с советами дебильными. А то как пристанут: расскажи нам о себе. Расскажи про то, расскажи про это, расскажи про пятое, расскажи про десятое. А про что мне им рассказывать? Про рынок? Или, может, про Анвара? Или про то, как
меня изнасиловали в прошлом году? Нет, спасибо, зареклась я домой ездить!
— А они нас так любят, — только и проговорила Маруся.
— Я их тоже люблю, — начала в ответ оправдываться Лида, — но что делать? Ни меня, ни их не изменишь. Вот мне двадцать шесть лет, а они всё ещё, наверно, считают меня невинной девушкой. Так пусть и дальше считают! И мне спокойнее, и им. Уж кому-кому, а не мне выводить их из этого заблуждения.
Прошло ещё несколько минут, Лида выкурила ещё сигарету.
— Оля Васильева приходила, — тихим голосом сказала она, — халат предлагала. Недорого. Двести тысяч. Вот, думаю, может, взять? Он ей великоват, а мне, вроде, как раз. Он ей, понимаешь, в плечах как-то широк. Да и на мне он, честно говоря, не очень хорошо сидит. И неплохой халат такой, махровый. Не знаю, брать, не брать. Наверно, не возьму. Брать надо только то, что совсем идеально подходит. — Лида на несколько минут погрузилась в задумчивость, потом сказала: — А я себе новые тени купила. Сейчас я тебе покажу, похвастаюсь. Так, где они у меня? А, здесь, на холодильнике. Смотри, и коробочка такая, приличная. Двадцать три тысячи всего, представляешь! Причём их много тут! Это у нас на рынке одна женщина предлагает. Хочешь тебе возьму?
Маруся одним глотком допила чай и сказала:
— Ладно, Лидушка, пойду я. Поздно уже.
— А может, ночевать останешься?
— Да нет, — отказалась Маруся, сославшись на какое-то срочное домашнее задание.
— Ну как знаешь, — вздохнула Лида.
Маруся вышла в прихожую, обулась, надела куртку и взяла с тумбочки свой пакет.
— Постой, — сказала Лида, — на, возьми. — И как всегда смущаясь, протянула Марусе пятидесятитысячную бумажку. — Ты у нас теперь, конечно, девушка богатая, но это никогда не повредит. Больше, извини, дать не могу.
— Спасибо, — сказала Маруся, пряча купюру в карман.
Она возвращалась от сестры на метро. Колёса бешено выстукивали однообразную исступлённую мелодию. Пассажиров было уже совсем немного — несколько человек в вагоне. Реклама, густо обклеивавшая вагон, была ярка и резала утомлённый взгляд. Марусино лицо было тупо и ничего не выражало. Она была погружена в свои мысли. Точнее, это были даже не мысли, а лишь секундные проблески дремлющего сознания.
Входя в общежитие, Маруся привычным взглядом осмотрела людей, стоящих возле лифтов, надеясь увидеть Лизу среди них. Зайдя в лифт, она нажала кнопку не своего этажа, а того, на котором жила Лиза. Однако, пока Маруся ехала в лифте и шла по коридору, в её душу начали закрадываться страх и робость.
Но вот она у двери. Она даже уже занесла руку, чтобы постучать. Сердце бьётся так, что в ушах стоит гул, как от боя часов. Все другие ощущения отсутствуют начисто. Кажется, что если бы в этот момент Марусю стали жечь калёным железом, она всё равно не почувствовала бы ничего, кроме этого бешеного сердцебиения. За дверью гудит чей-то бас, скорее всего, Валин, доносятся невнятные голоса, слышится смех. Тем, кто там — весело. Им весело без неё. В сущности, это их единственный грех.
Маруся нерешительно опустила руку и с чёрным от печали лицом пошла к себе.
Устало поднимаясь по лестнице, она замечталась. Ей представилось то, за воплощение чего она отдала бы всё на свете. Впрочем, мечта эта казалась ей тогда неизмеримо большей явью, чем, например, то, что она была сегодня у сестры, или то, что она поднимается по лестнице…
…Вот она поднялась на свой этаж и уныло подходит к двери, суетливо доставая из кармана ключи. И вдруг из темноты выныривает знакомая фигура. Это Лиза.
— Привет, — говорит она с робкой улыбкой.
— Привет, — просто отвечает Маруся, звеня ключами, как бы не придавая встрече особого значения, но при этом и не скрывая своей радости. Зачем её скрывать?
— Послушай, Маруся, — говорит Лиза, — извини, что я так поздно. Мне нужно с тобой поговорить. Я не помешала?
— Что за вопрос?! Какие проблемы! — бодро отвечает Маруся, галантно распахивая перед Лизой дверь. — Прошу!..
…И она действительно поднялась на свой этаж. Разумеется, никакой Лизы там не было, тёмный коридор был пуст. Но несмотря на это, настроение у Маруси улучшилось благодаря мечтанию, посетившему её на лестнице. Она вошла в комнату, тихо, чтобы не разбудить Анжелу, легла и заснула лёгким, спокойным сном.
VII.
Ну-ка, дай посмотрю, что это за книжка. Ужас, Лизка, как ты можешь это читать!
— Очень даже могу. А что?
— Тягомотина же ужасная! Дивлюсь я на тебя. Что же ты, Саша, совсем её не воспитываешь, не следишь, можно сказать, за… Эх, хорошо у вас! Но пора и честь знать. Знали бы вы, как мне не хочется отсюда уходить. Там Анжела с такой рожей сидит, хоть беги куда глаза глядят. Хорошо хоть завтра воскресенье, Анжела к родственникам едет. — Маруся задумалась и покачала головой. — Лизка-Лизка, а ведь это из-за тебя я сейчас с Анжелой живу!
— Как это? — выразила недоумение Лиза. — Причём тут я вообще?
— Если б я знала, что ты к Саше переедешь, я б себе другую комнату подыскала, — ответила Маруся, вставая с тумбочки. — Кстати, Лиза, заходи завтра в гости. Днём, пока Анжела не вернулась. Поговорить надо. Ну ладно, пока, до завтра. — Она подошла к Лизе, не торопясь погладила её по голове и лишь затем направилась к выходу. — Пока, Саша.
— Пока.
— Марусь, захлопни там дверь, пожалуйста, — сказала Лиза
Захлопнув дверь, Маруся пошла к себе, думая дорогой: «Интересно, о чём это мне надо с ней поговорить? Ладно, ближе к делу что-нибудь придумаю».
Некоторое время после ухода Маруси Саша с Лизой сидели молча. Наконец Саша задумчиво произнёс:
— Знаешь, по-моему, нам нужно прекратить с ней всякие отношения. Лучше открыто поссориться с человеком, чем так общаться.
— Да знаю не хуже тебя! — ответила Лиза. — Но ты же видишь: повода нет, а просто так слишком жестоко.
— Так, как сейчас — более жестоко, — сказал Саша. — Здесь чем хуже, тем лучше. Пусть в конце, концов, она нас считает мерзавцами, сволочами — нам-то что с этого?!
— Да понятно, что ничего, — вздохнула Лиза. — Ну и что ты предлагаешь?
— Просто перестать общаться. Раз и навсегда. Она придёт — а мы ей: «Мы заняты. Не можем тебя принять». И всё. Главное — не надо ничего объяснять. Всё гениальное просто!
— Потрясающе! — возмутилась Лиза. — Один — два раза это, может, и сойдёт, да ты, видно, забыл, что мы с ней учимся в одной группе. Так или иначе мне придётся с ней общаться: она ведь наша староста, она выдаёт стипендию, собирает деньги на проездные. А раз придётся общаться, то нужно будет всё ей объяснять.
— Ну, в таком случае остаётся только одно: свести отношения к сугубо официальным. Сказать ей прямо, что она нас достала, — в Сашином голосе послышалась ярость, — и чтобы больше она к нам не приходила. Надеюсь, ты понимаешь, что сказать это должна ты.
— Сейчас я этого делать не буду, — твёрдо заявила Лиза, — сейчас нельзя.
— Почему, ради бога?! — раздражённо воскликнул Саша, но тон Лизы остался спокоен по-прежнему.
— Потому что я знаю Марусю. Во первых, сейчас ничего не получится, она будет ходить, обвинять, просить прощения, напиваться, но не отстанет. Во-вторых, даже если всё и удастся, она начнёт переживать, страдать, забросит учёбу. А скоро сессия. Я не хочу, чтобы её выперли. Ей-то по барабану, а я буду виновата. Я уже всё продумала, — поспешила вставить Лиза, заметив недовольное выражение лица своего возлюбленного. — Надо будет всё ей сказать сразу после сессии перед её отъездом домой. На каникулах у неё не будет возможности со мной встретиться. Она свыкнется с тем, что между нами всё кончено. Может, морально приготовится к поискам новой компании.
— Давно пора, — проворчал Саша.
— Да и вообще — дома легче всё переживается, — заключила Лиза.
Она поднялась, открыла холодильник и, отхлебнув из открытого пакета с молоком, призналась:
— Жалко мне её!
— Мне тоже, — согласился Саша, — иногда. Но в последнее время всё реже и реже. Уж больно отвратительно выглядит эта униженность, отсутствие воли… Да, пожалуй, ты была права, — добавил он, подумав. — Ну ладно, до каникул не так уж много времени осталось.
VIII.
Маруся проснулась поздно и в отличном настроении. Быстро встала, прежде всего набрала и поставила чайник, затем оделась, умылась, убрала постель и села ждать Лизу. Действительно, просто сидела и ждала, потому что взвинченное состояние психики не давало ей возможности чем-либо заниматься или хотя бы просто читать. Впрочем, Маруся не была большой любительницей чтения.