шь бы не думать о том, что моя мать умирает и я бессилен ей помочь. Я видел ее каждый день, зная, что однажды ее не станет, и когда наступит новый, ее уже не будет. Что я проснусь, и она уже не улыбнется мне, как делала это все эти годы. не спросит сварить ли мне кофе. Многое станет иначе, в тот день, когда я ее потеряю. Так и было, Эмма…
– Боже… – заткнула свой рот рукой, чувствуя, что сейчас разревусь.
– Ты выпьешь со мной чай? Это не очень длинная история, так что не задержу надолго. Если тебе интересно, – криво улыбнулся.
Сейчас мне почему-то казалось, что мы поменялись местами и он очень нуждается во мне. Я не могла поступить иначе.
И просто не хотела!
– Да, конечно.
Встали и направились на выход. Я закрыла комнату, сразу взяв свои вещи. Поднялись на лифте, на его этаж. Секретарша услужливо спросила, что я буду, и мы скрылись за дверью его кабинета.
Глава 9
Александр
Никогда не думал, что буду открывать душу перед кем-то. И это не для того, чтобы ее задобрить. Эмма должна понять, что люди иногда, говоря – белое, имеют ввиду – белое, а не полутона.
Если уж помогать, то она должна мне доверять, а как это сделать, если не через себя?
Я уверен, что стычка с Кристиной ее откинула вновь назад, но я не позволю.
Вошли в кабинет, и девушка стала осматриваться. Но не с восхищением, знаю, что она видела роскошь. Успела пожить в ней. Она смотрела с простым женским интересом.
– Присаживайся на диван, – предложил, когда она стала переминаться с ноги на ногу.
– Спасибо.
Вот вроде бы и волнуется, и в тоже время спокойна и уверенна в себе.
Мария расставила нам чай и удалилась.
Сидели не шелохнувшись. Я смотрел на нее, и не знаю почему не мог оторвать взгляд. Словно пропадал в ее бездонных глазах. О, да, они определенно затягивали.
Кажется, мы оба даже не дышали. Эмма быстро пришла в себя и направила весь свой интерес печенью с чаем, за что я был ей благодарен.
– Ты сказал, что… ты, – пытается подобрать слова.
– Сказал. В то время, когда болезнь прогрессировала мы с отцом, не находили себе места. И рядом друг с другом между нами вырастала словно стена ненависти. От того, что мы теряем ее. Вот она задорная, веселая и улыбчивая, как девчонка. А потом… бах… и уже другая. Она боролась. Старалась бороться, не верила в иной исход. И заразила нас этой уверенностью. Может быть где-то на подсознательном уровне мелькали мысли, что все бесполезно, но все же мы думали, что будет иначе.
Закрываю глаза, в попытке отогнать тот образ матери, когда перестала быть похожа на себя и чувствую прикосновение к руке. Легкое, невесомое. Будто бабочка, случайно пролетая мимо задела крылом.
Переворачиваю ладонь и скрепляю наши руки, переплетая наши пальцы. Смотрю на этот замок и перевожу взгляд на нее. Улыбается, еле заметно и гладит подушечкой большого пальца мою кожу.
Сглатываю и перевожу дыхание.
– Мы боялись. Я боялся. Знал, что в любой момент приду домой, а ее там не будет. И однажды просто взял, и поехал в клуб с одним другом. Он часто баловался всяким дерьмом. Предлагал мне, но я умел веселиться и с трезвой головой. В тот раз не отказался. Накрыло так, что все забыл. Напряжение тех месяцев отпустило, и я понял, что мне это нравится. Что кокс помогает мне справиться. Потом был второй раз, третий… а после я уже сам купил. Там же было толпа сучек, готовых на все за бабки или просто от желания нюхнуть порошка. Ссоры с отцом стали чаще. Я перестал стесняться в выражениях. Знал, что неправ, что мама не заслужила подобного от нас двоих, но я уже не хотел просто сидеть как он и ждать. Я говорил себе одно и то же, каждый раз выходя из дома, что я просто устал. И до сих пор не могу ответить себе на вопрос «От чего я тогда устал?». А еще, я потерял столько времени, которое мог провести с ней, находясь под кайфом, или в компании тех, кто был рядом, потому что у меня есть деньги или потому, что они просто погрязли в этом и тянут за собой меня, а я не сопротивляюсь.
Воспоминания давили на меня таким комом угрызений, стыда, что захотелось вновь скрыться от посторонних глаз.
Но не стал. Продолжал сидеть и пялиться в одну точку, прокручивая каждый день тех месяцев. Самых страшных в моей жизни.
– А, как ты… как смог побороть все это?
– Я втянулся, Эмма. Меня засосало, так быстро, что я бы не выпутался сам, я в этом уверен. Мне помог отец. Однажды, когда мама уже лежала на ИВЛ, я пришел к ней в больницу, готовый скорее уйти. Отец остановил меня и сказал два предложения, как я понял, это были ее слова: «Она думала, что ты ее любишь! Думала, что была хорошей матерью». Да, эти слова до сих пор звучат проклятым эхом в голове, напоминая мне о том, насколько хреновый я сын. Я бросил ее тогда, когда был обязан быть рядом. А она до последнего думала о том, что я ее не любил.
– Это не так, – протестующе и с небольшим всхлипом сказала Эмма. Посмотрел на нее, такая хрупкая, такая маленькая. Слезы, как два кристалла застыли в ее глазах, намереваясь скатиться по щекам.
– Но ей, я об этом так и не успел сказать. Она меня тогда уже не слышала.
– Она прекрасно знала какой ты, Саш. Она твоя мама, – улыбнулась так открыто и так мило. Впервые за все время она действительно улыбалась, а не имитировала подобие губами.
– Надеюсь на это.
– А что было потом?
– Потом? – задумался о том, что случилось и понял каким уродом был и что могло произойти, стало паршиво. Больше, чем уже было до этого.
Кивнула, сжав мою ладонь и накрыла сверху второй рукой.
Сделал вдох и продолжил.
– Я уехал тогда. В кармане еще оставался порошок. Не стал заезжать в клуб, прямиком домой направился. Поднялся в свою комнату и вдохнул почти все что было. Тогда я не думал ни о чем. Ни о том, что мама в тот день после моего ухода умерла. И отец поехал домой только потому, что не смог до меня дозвониться и рассказать об этом. Он планировал остаться на ночь с ней, а ее не стало. Я не перестаю думать о том, что если бы она осталась жива, то не было бы меня. Меня душит и убивает эта мысль, который год. Нашел он меня на кровати с закатанными глазами. Не представляю, что отец тогда пережил. Просто не представляю.
Да. Тогда, очнувшись в больнице я даже не понял, что произошло. Но я никогда не забуду лицо отца. Сначала он не верил своим глазам, что я жив, а после, стал таким злым. «Ты не имеешь права умирать, сын. Не имеешь такого права, оставлять меня. Не позволю». А я и не хотел ему перечить, ведь это вышло случайно. Но я решил, что с меня хватит.
Стоило мне замолчать, как Эмма вдруг встала, и сделав шаг к креслу, в котором я сидел наклонилась и обняла меня.
Я даже растерялся на мгновение, но быстро пришел в себя, ответив тем же.
Сжал ее тонкую талию. Она реально была маленькой и хрупкой, мои ладони охватывали почти всю ее спину.
– Спасибо, – села на место и словно стесняясь опустила глаза.
– У каждого своя история, Эмма. Но дерьма в жизни достаточно.
– Я хотела извиниться.
– За что?
– Тогда… Вчера, ты пришел не вовремя. Я… Прости, что застал в таком виде и в том состоянии. Мне ужасно стыдно.
Прячет свое лицо. Забавная и милая.
Протянул руку, слегка коснувшись ее подбородка и заставил посмотреть на меня.
– Не извиняйся, Эмма. А лучше просто подумай, что может быть пришло время перестать стыдиться. Может, пришло время что-то менять?
Кивнула.
– И я тут подумала, что если ужин в силе, то… то я приду с удовольствием.
Похоже тронулся лед. «Твою мать», поверить не могу.
– Это будет отличное начало, Эмма.
Эмма
– Конечно в силе. Надеюсь, ты не против компании, одного занудного старика? Мой отец давно не ужинал в обществе дамы, за семейным столом.
Ого, не ожидала. Хотя идти в ресторан, мне хотелось еще меньше, так что думаю можно позволить себе один вечер забытья?
– Конечно нет.
– Тогда договорились. В субботу, будь готова к шести. Нам ехать на окраину города.
– Хорошо. Спасибо.
– И не думай ничего с нарядом. Даже джинсы и футболка будут, кстати.
Почему-то меня немного задели его слова. Я почувствовала себя оборванкой. Хоть это и так на самом деле, но кольнуло неприятно.
– У меня есть несколько приличных платьев, – сказала немного резче, чем планировала, и встала чтобы уйти.
Он поймал меня за руку и поравнялся со мной, встав с места. Подошел слишком близко, явно нарушая мое личное пространство. Мне хотелось протестовать, но я была зла на себя, на него.
Не знаю почему. Почему, именно сейчас почувствовать себя ущербной и грязной так унизительно? Впервые за это время. Впервые этот стыд, такой обжигающий.
– Эмма, я взрослый, прямолинейный человек. Мой отец такой же. Если я захочу сказать тебе что-то, я скажу и не нужно додумывать за меня, – слова звучали угрозой. Жестко и сильно. А у меня не нашлось аргументов ему воспротивиться.
– Сказала, чтобы ты не думал, что я совсем уж…
– Ужин с моим отцом, в нашем доме – последнее место куда стоит приходить наряженной. Поверь, – внезапно улыбнулся, а я поймала себя в который раз, за это время разговора, что пялюсь и словно изучаю его черты лица и привычки.
Мне срочно нужно прийти в себя.
– Я… кхм… я поняла. В субботу, – двигаюсь к двери спиной. – Тогда до свидания. В смысле пока. До субботы.
– Ты завтра не работаешь? – с долей иронии спросил, приподняв бровь.
Как мальчишка.
– Что? Нет, почему? Работаю. Пятница же. Но я прихожу раньше тебя, а ухожу позже, так что не пересечемся.
– Тогда, до встречи Эмма.
– Ага, – кивнула и пулей выскочила.
Пискнула в ответ секретарше и помчала на выход.
Мне нужен хорошенький такой, пинок под зад. Потому что идиотка внутри меня вдруг стала смотреть не на тех мужчин.
Время до субботы тянулось, как жвачка. Одергивала себя, заставляя быть реалисткой, и понять, что это лишь ужин. Акция добра, от начальника. Короче, что угодно.