Энджела покраснела. Какой ужасной бывала иногда эта мисс Эллис! Зато на губах у Полин заиграла довольная улыбка. Она была умнее Энджелы – наверное, только в этом Полин её и опережала. Заметив это, Энджела помрачнела и оглянулась на Элисон, ища поддержки. Та сразу одарила подругу ободряющей улыбкой и скорчила гримаску за спиной у мисс Эллис.
И всё же уроки на открытом воздухе явно не задались. Клодин взвизгивала каждый раз, когда мимо пролетало какое-нибудь насекомое, а стоило птице внезапно выпорхнуть из кустов, она вскрикивала так, что все содрогались.
В конце концов француженка вскочила и с подвыванием перебежала к другому концу длинного стола, за которым сидели все ученицы.
– Ну что теперь? – устало спросила мисс Эллис, которой это до смерти надоело.
– Это зверь, который делает ж-ж-ж и кусается! – испуганно выпалила Клодин.
– Пчела, – раздражённо ответила учительница. – Она тебя не ужалит. Сядь, ты мешаешь остальным.
Следующим был муравей, который мирно полз по ноге Клодин. Увидев его, она издала такой вопль, что все так и подскочили на своих местах.
– Клодин! Я отправлю тебя в класс, если ты взвизгнешь ещё хоть раз! – в отчаянии воскликнула мисс Эллис. – Ну что ещё случилось?
Клодин трясущимися руками развязывала подвязку на чулке, попеременно поскуливая и бормоча что-то на французском. Оказывается, бедный муравьишка каким-то образом забрался к ней в чулок. Среди учениц поднялся смех, и учительница рассерженно застучала по столу.
– Клодин, что ты устроила? Ты что, чулки снимаешь?
Но та ничего не слышала. Она как зачарованная смотрела на муравья, не смея ни дотронуться до него, ни отвести полный ужаса взгляд. Наконец Бобби пожалела её и лёгким щелчком ловко скинула муравья в траву.
– А-ах! – выдохнула Клодин. – Merci bien[6], Бобби́! Какой кошмарный случай!
– Кошмарный случай будет, если ты снова мне помешаешь, – сказала мисс Эллис так сурово, что Клодин испуганно заморгала, а потом тихо села, завязывая чулок. – Ты дождёшься, что я отправлю тебя в здание, – пригрозила учительница.
Клодин задумалась. Ей сейчас больше всего на свете хотелось уйти в дом, подальше от всех этих ползучих и летучих тварей. Она выждала некоторое время и, когда учительница склонилась над тетрадью Хилари, проверяя ошибки, завизжала так, что её соседка Полин подпрыгнула от неожиданности и опрокинула чернильницу, расплескав по столу чернила.
Мисс Эллис вскочила с места, утратив обычное спокойствие.
– Клодин! Это невыносимо! Сейчас же отправляйся в школу, в учительскую гостиную и подойди к любой учительнице, которая не занята. Скажи, что я тебя наказала, и попроси разрешения посидеть возле неё, пока ты будешь делать задание по математике. И, если ты сделаешь хотя бы одну ошибку, мне будет что сказать по этому поводу. Я тобой крайне недовольна.
Клодин не стала спорить. Подхватила учебники с тетрадями и, пока учительница не передумала, бодро и весело припустила к зданию школы. Дорис прыснула в кулак, но мисс Эллис так на неё глянула, что она мигом затихла.
И только тут до мисс Эллис дошло, что Клодин, как обычно, добилась своего, пусть и не самым честным способом.
«Интересно, – подумала она, – кто из учителей сейчас сидит в гостиной? Скорее всего, мисс Роллинз. Это хорошо. Мисс Роллинз – очень строгая, она сумеет прижать девчонке хвост».
Но, к счастью Клодин, в учительской гостиной сидела вовсе не мисс Роллинз. Маленькая француженка робко постучалась, гадая, кто же окажется в комнате; хорошо бы – учительница рисования, она весёлая и остроумная. Клодин открыла дверь и вошла – и увидела свою тётю Матильду.
Мадемуазель наслаждалась уютом и одиночеством. Она сняла свои огромные туфли без каблуков, расстегнула верхнюю пуговицу на блузке с высоким стоячим воротничком – ведь сегодня было так жарко! – и тихонько клевала носом над тетрадями. И тут в дверях внезапно возникла ладная фигурка племянницы.
– Почему ты здесь, Клодин? – строго спросила мадемуазель по-французски.
Девочка скороговоркой, громко и жалобно, принялась перечислять ужасы, с которыми она столкнулась во время урока на открытом воздухе, – как её мучили многочисленные летучие и ползучие мелкие твари, как они кусали, и жалили, и делали жизнь Клодин совершенно невыносимой. А ещё солнце палило вовсю, и наверняка теперь её лицо покроется безобразными веснушками, и что об этом скажет дорогая мамочка? Как же тяжело учиться в английской школе с её бесконечными уроками физкультуры, плаванием в холодной воде, играми с мячом, прогулками на природе и…
Мадемуазель сочувствовала Клодин всей душой. Она тоже не любила загорать, а насекомых и прочих всяких лягушек ненавидела и боялась до судорог. Тётушка ахала и охала и, конечно, забыла спросить, по своей ли воле племянница явилась в учительскую или была наказана. Скоро обе уже вовсю трещали по-французски, вспоминая любимую Францию, где девочек воспитывали, как и полагается воспитывать девочек, обучая шитью и вышиванию, и не заставляли их, в отличие от маленьких англичанок, носиться за мячом как сумасшедших.
Поэтому позже, когда мисс Эллис спросила у мадемуазель, отчитала ли та Клодин за плохое поведение, француженка лишь изумлённо и растерянно вытаращила глаза.
– Бедная маленькая Клодин! – проговорила она наконец. – Не будьте к ней слишком строги, мисс Эллис. Француженке совсем непросто привыкнуть к английским обычаям.
– Одним словом, вы с Клодин ласково похлопали друг друга по спине, – хмыкнула мисс Эллис, – а потом вы поверили всему, что наговорила вам эта безобразница. Да ещё помогли ей сделать задание по математике! Ведь до сих пор не было ни разу, чтобы она выполнила все примеры без ошибок.
Мадемуазель смутилась. Она действительно помогла Клодин сделать математику и поверила всему, что говорила племянница. Не могла же Клодин солгать своей любимой тёте! Нет-нет, это невозможно!
Но, поразмыслив в спокойной обстановке, мадемуазель поняла, что лукавая умница Клодин запросто может приврать и, если будет нужно, именно так и поступит. Мадемуазель обожала Клодин и считала её самой лучшей девочкой на свете, но иногда у неё закрадывалась мысль: а не слишком ли хитроумна её племянница? Не слишком ли часто она получает то, чего хочет? Проблема была в том, что никто не догадывался о том, чего хочет Клодин, пока она это не получала, а тогда становилось уже поздно что-то менять.
– Эта мартышка Клодин вытворяет всё, что пожелает, и никто ей слова не скажет, – заметила Бобби, когда девочки собирали свои вещи после урока математики. – Спорим, она отлично провела время в школе, пока мы занимались.
Так оно и было. После утренних занятий сияющая Клодин подошла к мисс Эллис и очень мило извинилась:
– Ах, мисс Эллис, мне так стыдно! Вы, англичане, ничего не боитесь, вы всегда такие спокойные и никогда не теряетесь. А я – глупенькая французская девочка, вы уж простите меня. В следующий раз я постараюсь вести себя лучше. Моя тётя очень, очень меня ругала, и я так плакала, так плакала, видите, у меня до сих пор глаза красные!
Мисс Эллис не заметила у Клодин никакой красноты. Она знала, что мадемуазель ни капли не рассердилась на племянницу. И всё же, глядя на извиняющуюся девочку, она не сумела сдержать улыбку.
– На этот раз я тебя прощаю, Клодин, – сказала она. – Но в следующий раз держись!
Глава 8Четверть продолжается
Все девочки в классе знали, что Клодин врёт как дышит, часто берёт вещи без спроса и списывает без зазрения совести. Но, несмотря ни на что, она вызывала симпатию. Клодин была весёлой, щедрой и никогда ни на кого не обижалась, хотя запросто могла бы затаить обиду на Энджелу, которая так и норовила сказать ей гадость, или на Полин.
Энджела относилась к Клодин так же, как к Айлин, – она считала, что обеих держат в школе из милости.
– Их просто пожалели, – презрительно говорила Энджела подруге. – Вот уж не думала, что таких берут в школы вроде Сент-Клэр.
Если подобные разговоры слышали Бобби, Хилари или близняшки, они обязательно пытались пристыдить Энджелу.
– Послушай, – как-то сказала ей Пат, – мы, так же как и ты, не любим Айлин, но не забывай, что её мама работает здесь экономкой. Какая разница, чем она платит за обучение дочери, деньгами или своим трудом. В любом случае это полноценная плата, так что Айлин взяли вовсе не из милости и не из жалости, как ты выражаешься. И меня уже тошнит от того, как ты задаёшься.
Энджела, которая страшно не любила, когда её называли задавакой, с шумом захлопнула книгу.
– Задаёшься! – возмутилась она. – Вы всегда говорите это тем, кто принадлежит к высшим слоям общества! Придумайте что-нибудь новенькое.
– Да пожалуйста, – тут же ответила Бобби. – Ты считаешь, что Клодин здесь тоже из милости… Так вот, вместо того чтобы сообщать об этом нам, сказала бы Мамзели или самой Клодин. Но ты же струсишь. Ты цепляешься к Айлин, потому что она от тебя зависит и не может дать сдачи, но боишься сказать в глаза Клодин то, что думаешь, потому что она в ответ запросто расцарапает твоё ангельское личико или натравит на тебя Мамзель.
– Ты невыносима! – вспылила Энджела. – Я попрошу маму забрать меня отсюда в День середины четверти. И вообще, когда мама сюда приедет и увидит, с кем я вынуждена общаться, она сама заберёт меня в тот же день!
– Хорошо бы она и правда догадалась так поступить, – вздохнула Бобби. – Но, к сожалению, она этого не сделает. Знаю я этих мам. И будешь ты доставать нас до конца четверти.
У Энджелы вскипели на глазах злые слёзы. Всю жизнь её только баловали и хвалили и никто никогда не говорил ей ничего подобного. Она одновременно разозлилась, обиделась и расстроилась. Торопливо сморгнув, чтобы плачем не испортить цвет лица, Энджела кинулась на поиски подруги. Элисон всегда умела её утешить. Легкомысленная девочка не замечала недостатков Энджелы и видела только её ангельскую внешность и красивые, дорогие вещи. Бедняжка Элисон совершенно не умела выбирать себе друзей.