– А как же гости, медсестра?
– Сестра питалась полуфабрикатами, заказывала себе месячный запас через интернет-магазин. А для гостей раз в год еду привозили из ресторана. Но этой штуки там точно не было, я сам видел в записи, как охранник принимал судки.
– Какой штуки?!
– Ах, да! Я же еще не рассказал тебе, каким экзотическим способом убрали Панина. Значит, так. К девяти вечера гости разъехались, медсестра взялась убирать со стола, а Панин ушел к себе отдыхать. Через несколько минут Киселева – это фамилия сестры – услыхала крик, и практически одновременно сработал ее приемник. Панин носил на запястье приборчик, который отслеживал его пульс и подавал сигнал, если тот выходил за рамки допустимой нормы. Приемник ловил сигнал, начинал верещать, и Киселева мчалась к пациенту.
– Остроумно, – оценил Игорь.
– Угу. Короче, услышав крик и сигнал, медсестра бросилась к хозяйскому кабинету. Дверь оказалась заперта – как и дверь смежной с кабинетом спальни. Тогда Киселева побежала в свою комнату, примыкающую к спальне Панина и имеющую с ней общую дверь-купе, которая не запиралась в принципе. Но Панин заклинил ее изнутри, сунув ножницы между роликом и рельсом. Киселева дергала дверь, звала парня, требовала, чтобы он открыл, но Панин не реагировал, хотя она слышала его вскрики, а позже – стоны. Потом прибежал охранник, которого сестра вызвала по селектору, они вместе выбили дверь… И заорали сами. Спальня кишмя кишела разозленными пчелами. Летали по всей комнате и просто тучей вились над прикроватной тумбой. Доблестный охранник в панике бросился было наутек, но Киселева остановила его и потребовала, чтобы он помог ей вытащить Панина, который упал без сознания на пороге кабинета. К тому времени, как медсестра с охранником добрались до него, парень уже был мертв.
Ошеломленный Игорь не сразу нашел, что сказать.
– Ни фига себе, зверство какое! – выдавил он наконец. – Неужели гуманнее убить не могли?
– И не говори! – яростно поддержал его Михалыч. – Доберусь до убийцы, непременно уроню ей на ногу что-нибудь тяжелое. Эти твари всю следственную группу мне перекусали. Нам-то с танатологом всего по парочке укусов досталось. А криминалиста, который чертову тумбу должен был на предмет отпечатков и прочего осмотреть, едва до смерти не зажалили. Пришлось везти в больницу, а потом – среди ночи! – разыскивать пчеловода, чтобы этих бестий утихомирил.
– Нашли?
– Нашли. Мужик здорово нам помог. А заодно рассказал, как эту подлость можно было осуществить технически. Оказывается, в начале-середине июня пчелы часто покидают ульи и сбиваются в рой. Как-то это связано с окончанием весеннего цветения. Сбиваются в кучу и повисают гроздью где-нибудь на дереве. А пасечники стряхивают их в роевню. Этой такой ящик-ловушка, вроде сита – круглого или квадратного, площадью около пятнадцати квадратных дециметров и высотой около двух. Когда пчелы оказываются внутри, роевню закрывают и транспортируют рой к новому улью. Так вот, наша убийца раздобыла где-то такую роевню с пчелами, пронесла тайком в спальню Панина и устроила из его прикроватной тумбы улей.
– Что, засунула туда сито?
– Да нет же! Говорю – устроила улей. Вынула из задней стенки тумбы пластмассовые заглушки, чтобы организовать вентиляцию, поставила пару рамок с сушью…
– А это что за зверь?
– Пустые соты, отстроенные пчелами. Если их не поставить, пчелы, скорее всего, улетят в другое место. Короче, убийца постаралась сделать так, чтобы пчелы начали эту тумбу обживать, и только потом пересадила туда рой из ловушки.
– Пересадила? – ужаснулся Игорь. – Но они же должны были ее искусать!
– Нет, Игорек. Роевые пчелы не жалят. У них зобики забиты медом, который они берут с собой, вылетая из улья. Убийца для того и поставила в тумбу рамки с сотами, чтобы пчелы сложили туда свои запасы и вернулись в нормальное обороноспособное состояние. И, судя по тому, что они устроили, когда Панин полез в свою тумбочку, ее расчеты оправдались. Какова дьяволица, а?
– Да-а… – Игорь потянулся к стакану, но тот почему-то оказался пуст. А он и не заметил, как они с Михалычем "уговорили" бутылку. – Схожу-ка я за добавкой. У меня еще две беленькие припасены, на рыбалку берег…
– Вот и оставь на рыбалку! – отрезал Михалыч. – Ты мне сегодня трезвый нужен. Кто будет детективную загадку решать?
– Ты что, серьезно?
– Серьезнее некуда. Я уже ночами спать перестал, голову ломаючи. Надо мной все следственное управление будет потешаться, если я эту заразу не выведу на чистую воду. Понимаешь, ведь совершенно точно известно, что убийца – одна из пяти дамочек. Я их всех уже по два раза допрашивал – и ничего. Опозорюсь ведь, если не прищучу мерзавку!
Игорь хотел было повиниться, что слегка преувеличил свои дедуктивные таланты, но глянул на мрачную физиономию Михалыча и смекнул, что сейчас не самое подходящее время для исповеди. Нужно хотя бы попытаться решить задачку.
– А почему все-таки ты так уверен, что убийца – одна из них? Разве не мог тот же охранник незаметно пробраться в дом?
– Исключено. Весь периметр дома просматривается видеокамерами. Записи мы изучили вдоль и поперек. В день убийства в дом входили только эти пять баб. А раньше рой принести не могли. Мужичок-пчеловод уверяет, что пчелы обязательно себя обнаружили бы.
Игорь задумался.
– Значит так, – сказал он после долгой паузы. – Не знаю, что там у тебя с мотивами, но реальная возможность, по-моему, была только у медсестры. Остальные бывали в доме раз в год, а она там жила, знала привычки хозяина, могла заранее присмотреть мебель под улей, заблокировать дверь между комнатами, потянуть с оказанием помощи.
Михалыч смерил его скептическим взглядом.
– Думаешь, я всего этого не понимаю? Да вот закавыка: у медички не было возможности раздобыть эту штуку и притащить ее в дом. Она неотлучно находилась при Панине. Одиннадцать месяцев в году. Не шлялась по магазинам, не бегала на свиданки, не посещала врачей и парикмахеров. Вообще не отлучалась из дома, понимаешь? Только когда сопровождала Панина в санаторий, а потом уезжала в отпуск. Отпуск, кстати, она всегда проводит в N – с братом-инвалидом, которого мать привозит в реабилитационный центр на ежегодный курс лечебных процедур.
– И что, при брате она тоже находится неотлучно? Или мать иногда все-таки ее подменяет?
– Не знаю, не выяснял. Зачем, если этот злосчастный рой слетел не позднее двенадцатого июня? Двенадцатого Киселева весь день провела в машине с Паниным; шофер, который вез их из Финляндии, это подтвердил. Пару раз выходила – в туалет, перекусить, туда-сюда – но выходила налегке и возвращалась так же. А уж после того, как они добрались, ей и вовсе было не вырваться.
– Слушай, а чего это она пашет, как рабыня? Почему Панин не нанял вторую медсестру ей на смену?
– Да раньше так и было: сестрички дежурили по сменам. Неделю одна, неделю – другая. Но напарницы Киселевой менялись, как перчатки; одни сбегали сами, других выставлял Панин. В конце концов, он предложил Киселевой эксклюзивный контракт, и она согласилась. Ей деньги нужны – лечение и содержание брата обходятся дорого. И это, кстати, еще один довод в ее пользу. Неизвестно, посчастливится ли ей найти такого же щедрого работодателя. А по завещанию ей ничего от Панина не достанется.
– А кому достанется?
– Четырем остальным подозреваемым. Сорок процентов сестре, сорок – кузине и по десять – тетке и матери.
– Поэтому ты и считаешь сестру и кузину Панина самыми многообещающими кандидатурами?
– И поэтому, и потому, что они-то как раз могли протащить в дом роевню. Девчонка привезла виолончель – или футляр от нее. Самого инструмента никто не видел, потому что играть она, несмотря на уговоры матери, отказалась. На основании того, что Юрий-де не любит музыку.
– А чего ж тогда инструмент волокла?
– По настоянию матери. Так, во всяком случае, они говорят. А на самом деле вполне могли оставить инструмент дома, а в футляр поместить роевню.
– Да ну… Как бы девчонка организовала улей? Потащилась бы с футляром в хозяйскую спальню?
– Легко! Футляр стоял в гостиной, а гости с хозяином сидели на веранде. Время от времени дамы по разным нуждам отлучались – на кухню, в ванную, поговорить по телефону, поплавать в бассейне у дома. Панин же с веранды никуда не выходил.
– Ладно, с девчонкой и ее маменькой все ясно. А что сестра Панина?
– Сестрица приехала с тортиком собственного сочинения. Тортик – небольшой такой блин, сантиметров двадцати в диаметре и не больше трех в высоту. А коробка, в которой он приехал, размерами как раз годится под роевню. По словам сестрицы, большая коробка ей понадобилась, чтобы обложить форму с тортом сухим льдом. Лед, как ты понимаешь, испарился. Видеть его никто не видел, потому как распаковывалась сестрица на кухне в гордом одиночестве. Коробку она, между прочим, увезла. Сказала, что не хочет оставлять за собой мусор.
– Так. А мамаша Панина?
– Мамаша подарила юбиляру два здоровых дорогущих чемодана. Один открыла и продемонстрировала всем присутствующим, другой оставила стоять в той же гостиной. Но Панину я как раз готов исключить. Уехала-то она без чемоданов. А роевни ни в доме, ни на участке нет, мы там все прочесали. Кроме того, маменькина доля наследства слишком мала. Живой сыночек ей за пять лет такую сумму отстёгивал.
Игорь поразмышлял, чего бы спросить еще, и не нашел.
– Я же не видел ни места преступления, ни подозреваемых, – сказал он тоскливо.
– Подозреваемых я тебе хоть сейчас могу показать: сделал себе кино из записей с видеокамеры. – Михалыч удалился в комнату и через пару минут вернулся на кухню с включенным ноутбуком. – Любуйся. Это утро. Киселева вышла развесить белье после стирки. Видишь, возвращается с пустым тазом…
– А что это у нее сбоку болтается?
– Саквояж с медикаментами. Постоянно таскала за собой, потому что однажды уборщица его куда-то переложила, а у Панина тем временем случился астматический приступ. Чуть не задохся, пока чемодан искали.