— Нет, это не ду-у-у-ух-и-и-и! — раздраженно рявкнул Фальк, которого весь этот спектакль порядочно разозлил. — И — нет, дорогая, это не самоубийство. Вопреки тому, что показывают на сцене театров, заколоться кинжалом в сердце куда сложнее, чем это может показаться. Особенно, под таким углом.
— Какой ужас! — всхлипнула Ксения.
— Боюсь, все куда страшнее, чем вы можете себе представить, — продолжил Фальк. — Как вы понимаете, в призрак мстительной невесты-самоубийцы я не верю. Во время осмотра второго этажа я не нашел ни единого открытого окна. И мимо нас с Екатериной Петровной и отцом Нафанаилом никто не прокрадывался. А это означает, что Федор Григорьев не просто убит. Он убит кем-то из здесь присутствующих.
Василий Оттович ожидал, что это его заявление вызовет очередной взрыв всеобщей истерики. Вместо этого присутствующие, как загипнотизированные, продолжили молча смотреть на доктора. Слегка смущенный вниманием, Фальк машинально запустил пятерню в волосы, которые художественно растрепались (незаметно придав ему обаяния), и решил продолжить:
— Так уж получилось, что я могу быть уверен в невиновности Екатерины Петровны и отца Нафанаила — они вошли на первый этаж у меня на глазах. Также вне подозрений Лидия. Не потому, что она моя невеста, конечно же, а потому, что спряталась на кухне и не могла попасть оттуда на второй этаж.
— Ну, спасибо! — саркастически заметила Лидия.
— Вынужден быть объективным, — пожал плечами Василий Оттович. — Четверо людей побежали в гостиную, откуда лестница ведет на второй этаж. Одного нашли убитым. Поэтому, думаю, вы понимаете, отчего у меня и, как вы понимаете, у полиции, будут трое подозреваемых. Со столичными служителями правопорядка я дел, к счастью, не имел, но, в силу некоторого опыта общения с другими полицейскими и прокурорскими работниками, должен заметить, что чистосердечное признание облегчает участь преступника. А посему, пока мы здесь сидим и ждем городового, я бы предложил убийце сознаться и передать себя в руки сыщиков.
Сам Фальк счел тираду аргументированной и убедительной, а потому несколько расстроился, когда Ксения, Наталья и мадам Жаме промолчали. Вместо них вдруг подала голос Екатерина Петровна.
— А я, кажется, видела того мальчика, что зарезанным лежит.
— Уверены? — с интересом спросил Фальк.
— Можете мне не верить, но память на лица у меня отменная, — гордо ответила Островская. — При моем роде занятий это крайне нужная вещь. А то поставишь правило «Никаких гостей, особенно мужского пола», а некоторые как поведутся шастать…
— И что же, он здесь шастал? — уточнил Василий Оттович.
— Нет, он не шастал, — отрезала Екатерина Петровна. — Но я его видела ровно год назад. Столкнулась здесь, у главного дома. Он, ведь, тоже на льду поскользнулся тогда. Я уж думала, сейчас жаловаться пойдет, ан нет — вскочил и поспешил прочь.
— Очень любопытная деталь, — сказал Фальк. — И что же, вы говорили об этом полиции?
— Какой полиции, молодой человек, что вы? Они меня не особо-то и расспрашивали тогда!
— В таком случае дело принимает крайне интересный оборот, — задумчиво произнес Фальк.
— Почему мне кажется, что у тебя уже есть своя гипотеза о произошедшем? — поинтересовалась Лидия.
— Потому, что так оно и есть, — просто признал Василий Оттович. — Если желаете, я даже могу ее озвучить, пока мы ожидаем отца Нафанаила с полицией.
— Я, вот, желаю! — подала голос квартирная хозяйка.
— Это дело вас вообще не касается, — проявила необычную для себя резкость Ксения.
— Еще как касается, милочка! — вскинулась Екатерина Петровна. — Коль злодея быстро поймают, то я смогу быстренько освятить флигель и заявить, что все слухи про проклятия самоубийцы и призраков — это просто грязные наветы завистников!
— Если возражений нет — тогда прошу внимания, — Фальк оглядел собравшихся и начал. — Для начала необходимо уточнить, что все мои умозаключения, за редким исключением, являются домыслами. Прошу простить мне эту вольность. Но у меня на руках достаточно свидетельств, чтобы выстроить гипотетическую картину произошедшего. Вернемся к самому началу — трагедии, что собрала нас здесь. Смерти, что была объявлена самоубийством на основании оставленной записки и косвенных свидетельств. Согласитесь, полиции гораздо проще списать смерть на трагическую случайность. Не знаю, каково было первоначальное заключение судебного медика, но, как я могу засвидетельствовать сейчас, гибель Федора Григорьева, несущая очевидное сходство с происшествием годичной давности, самоубийством не является. А посему — что, если Александра также была убита? В этом случае сегодняшний спиритический сеанс играет совсем другими красками. Особенно, учитывая личность нашего медиума.
— А что не так? — обиделась Дафна.
— Следует признать, что я абсолютно несведущ в спиритическом мире Петербурга, но одно могу сказать точно — вы, сударыня, не смогли бы обмануть даже самого наивного простака, который жаждет быть обманутым. Не знаю, существует ли на самом деле мадам Жаме, но вы точно ею не являетесь.
— Она точно существует! — заявила Ксения. — Ее рекомендовали исключительно сведущие люди!
— И они свели вас лично? — уточнил Фальк.
— Эм… Нет, — растерянно признала Миронова. — Я попросила слуг найти ее адрес и отнести ей письмо.
— В таком случае, можно с уверенностью утверждать, что настоящая мадам Жаме ваше письмо не получила, и вместо нее на сеанс явилась самозванка.
— Но зачем ей это? — удивилась Лидия. — Неужели… Неужели, чтобы убить Федора?
— Тьфу на тебя! — воскликнула лже-медиум. — Еще не хватало грех на душу брать!
— Отец Нафанаил бы оценил, — поддержал ее Василий Оттович. — Нет, думаю, Федор ей нужен был живым. А что до вопроса «зачем?» — мадам… Не знаю, как вас там на самом деле…
— Людмила Николаевна мы, — солидно отозвалась недавняя француженка.
— Допустим, — согласился Фальк. — Поправьте меня, если я ошибаюсь, но речь сейчас идет не о случайной путанице, которой вы решили воспользоваться? Вас пригласили сознательно, сказали, какую роль необходимо сыграть, и, самое главное, что должны сказать ваши ду-у-у-у-ух-и-и-и-и.
— Допустим, — буркнула Людмила Николаевна, воспользовавшись словечком доктора.
— Какая низость! — воскликнула Ксения.
— О, это еще пока не низость, — оптимистично пообещал Фальк. — Низости начинаются дальше. Опять же, это мое предположение, но, учитывая обстоятельства, думаю, что в ходе сеанса мадам Жаме должна была сообщить, что смерть Александры не была самоубийством. И назвать имя настоящего злоумышленника.
— С чего вы взяли? — спросила его Наталья.
— Во время подготовки к сеансу я случайно стал свидетелем разговора между Людмилой Николаевной и Федором. Лже-медиум заявила ему, что сумма их договора изменилась. Это уже показалось мне подозрительным, но после смерти господина Григорьева я взглянул на разговор по-другому.
— То есть, Федор нанял лже-медиума? — спросила Лидия.
— Нет, думаю, это лже-медиум, услышав свое задание, подумала, что может неплохо подзаработать, взяв деньги как с нанимателя, так и с господина Григорьева, — усмехнулся Фальк. — Выдающаяся коммерческая жилка, снимаю шляпу. Ведь согласно изначальной договоренности вы должны были заявить, что именно Федор убил Александру, не так ли?
— Что?! — ужаснулась Ксения.
— Все равно вы ничего не докажете, — огрызнулась Людмила Николаевна.
— Доказывать будет полиция, сударыня, — отмахнулся Василий Оттович. — Они уж точно будут тщательно опрашивать свидетелей. И, возможно, один из них подтвердит, что видел вас с господином Григорьевым, которому вы сообщили о планах вашего нанимателя. Вы хотели получить с Федора круглую сумму за молчание, но он оказался изобретательнее.
— И придумал собственный сценарий сеанса! — радостно угадала Лидия.
— Именно, — подтвердил Фальк. — Лже-мадам пожадничала в последний момент и повысила сумму, но, видимо, Федор на нее согласился. Ведь если сеанс прошел так, как он задумал, в его распоряжении вскоре могли оказаться значительные суммы, принадлежащие его новой невесте. Ксении Мироновой. Это был бы брак, благословлённый их общей подругой с того света!
— Нет! Феденька не мог на такое пойти! — отчаянно воскликнула Ксения. — Он любил меня!
— Предположу, что он любил ваши деньги, — грустно сказал Василий Оттович. — Так же, как и деньги Александры до этого. По крайней мере, именно так считает ее сестра. И, вероятно, убийца Федора Григорьева. Правда, Наталья Аристарховна?
Взгляды всех собравшихся моментально обратились к Симоновой. Наталья же недоуменно пожала плечами:
— Не понимаю ажиотажа. Чего уж тут скрывать, я считала Федора мошенником и прохиндеем. И до сих пор недоумеваю, как кто-то мог не разглядеть его двуличную натуру. Но если вы утверждаете, что я убила его, то, надеюсь, у вас есть веские доказательства.
— Повторюсь, доказательствами будет заниматься полиция, — отмахнулся Фальк. — Уж простите, но в данный момент у вас наиболее веский мотив для убийства. И, зная это, первый вопрос, который вам зададут господа сыщики, будет звучать так: где ваши перчатки?
— Что? — опешила Симонова.
— Ну, как же, в доме ведь очень холодно, — пояснил Василий Оттович. — Я обратил внимание, что на протяжении всего вечера дамы не снимали перчатки. И у Лидии с Ксенией они до сих пор на месте. А ваши исчезли после того, как вы вернулись в столовую. Где же они?
— Я… Должно быть машинально сняла и бросила где-то…
— Несмотря на холод?
— Уж поверьте, к холоду я привычная, — фыркнула Наталья.
— Что ж, предположим, я вам поверю, — великодушно заметил Фальк. — И даже не буду предполагать, что вы постарались спрятать перчатки где-то в доме потому, что на них кровь Федора Григорьева, которому вы вонзили кинжал в сердце, чтобы отомстить за свою сестру. Но полиция, безусловно, обыщет флигель и начнет задавать неудобные вопросы.