Обдумывая просьбу, Саймон медленно, неопределенно кивнул.
– Должно быть, хочет вернуться к индейцам, – заключил он после задумчивого молчания.
– Несомненно.
– Знаю одного такого человека, – продолжил скрипач. – Его называли нидерландским кайова, и был он абсолютно белобрысым. Никто понятия не имел, где и когда его похитили, в том числе и он сам. Я увидел его, когда играл на танцах в Белнапе. Парень сбежал от солдат, которые возвращали его… неизвестно куда, и продолжает жить с индейцами.
– Кажется, я что-то о нем слышал, – заметил капитан и побарабанил пальцами по колену. – Страшно представить, до какой степени изменяется сознание похищенных детей. Однако я взял на себя ответственность и должен сдержать слово.
Саймон поднял скрипку и провел смычком по струнам. Загрубевшие от столярной работы пальцы с широкими плотными кончиками уверенно прошлись по грифу, и зазвучала знакомая мелодия песни «Красавица из Виргинии»: «Она покинула нас, и все мы скучаем по милой красавице из Виргинии». Он оборвал игру и извинился:
– Простите, как-то само собой получилось. Мой ответ: согласен. Сейчас пойду и разыщу Дорис. – Он задумался, где может быть невеста. – Возможно, ухаживает за больной леди Эверетсон. – Саймон зевнул, прикрыв рот скрипкой так, как все остальные люди прикрывают ладонью, и сделал вывод: – Боюсь, капитан, вы взвалили на плечи слишком тяжелый груз. – Он постучал смычком по ботинку.
– Имеете в виду, тяжелый для старика?
Саймон встал, склонился к футляру, завернул инструмент в кусок навощенного шелка и бережно уложил в бархатную колыбель. Защелкнул оба замка и выпрямился.
– Именно так: груз, тяжелый для старика.
Под нескончаемым мелким дождем капитан, Саймон и Дорис вернулись в дубовую рощу. Под кронами пожелтевшей, но так и не облетевшей листвы, под тентом и боковыми шторами повозка оставалась сухой. Джоанна времени даром не теряла – приготовила настоящий ужин: испекла кукурузные лепешки, поджарила бекон, сварила кофе, а теперь сидела между длинными скамейками, скрестив ноги на манер индийских йогов. В свете фонаря на борту повозки ярко блестели золотые буквы: «Целебные воды».
Все трое нырнули под полог. Дорис сняла промокшую соломенную шляпу и бодро поздоровалась:
– Привет!
Джоанна взглянула на капитана с таким выражением, словно хотела спросить, видит ли и он это явление в женском обличье, и без единого слова тут же опять посмотрела на незнакомку.
Дорис принесла небольшой сверток. Аккуратно достала и с улыбкой протянула девочке куклу с фарфоровой головой и нарисованными темными глазами, одетую в настоящее платье в коричневую и зеленую клетку и обутую в нарисованные на фарфоровых ногах черные туфельки. Джоанна высунула из-под пледа грязную руку, сначала взяла куклу за ногу, а потом бережно сжала пальцами тоненькую талию. Странное маленькое существо напоминало священную фигурку, которую доставали из деревянного сундука только во время танца в честь Солнца. Пристально посмотрела в нарисованные глаза, поставила куклу на одну из боковых скамеек, повернула к ней руки ладонями вперед и что-то произнесла на языке кайова.
Саймон хмыкнул. Спрятавшись под натянутым пологом, он пытался стряхнуть с волос воду. Скрипку благоразумно оставил в своей крошечной комнатке над колесной мастерской. Одет он был в старый латаный-перелатаный пехотный китель образца сороковых годов с высоким стоячим воротником.
– Боже мой! Кажется, она разговаривает с куклой.
Скрипач поднес ладони к горячей печке и, чтобы размять суставы, несколько раз сжал и распрямил пальцы. Дорис достала из ящика оловянные тарелки.
– Похожа на эльфа, – заметила негромко, расставляя тарелки там, где им нашлось подходящее место: на ящиках и даже на откидном борту. – На волшебное создание из сказки. Они ведь живут среди людей, только мы их не видим.
Саймон торжественно взирал на светоч своей жизни.
– Дорис, – наконец серьезно произнес он, – твоя ирландская сущность проявляется самым неожиданным образом.
– Не смотри на девочку в упор, – строго распорядилась Дорис. – Пусть делает, что хочет.
– Она думает, что это идол, – пояснил Саймон.
Капитан тем временем перегнулся через борт, что-то разыскивая в саквояже и прислушиваясь к разговору.
– Да, возможно, – согласилась Дорис.
Она разложила еду по тарелкам, отыскала все имеющиеся столовые приборы – две вилки, ложку и нож – и только после этого подняла голову и посмотрела на Джоанну: одинокую, дважды захваченную в плен, унесенную бурным потоком событий. На глаза навернулись горячие слезы, и Дорис смахнула их тыльной стороной ладони.
– И все же вряд ли это так. Кукла похожа на нее: ненастоящая и в то же время почти настоящая. Надеюсь, понимаете, о чем я. Можно надеть на нее любой наряд, но она все равно останется такой же странной, потому что прошла через два сотворения.
Дорис поставила перед девочкой тарелку. Волосы ее были по-ирландски темными – настоящего, редкого иссиня-черного цвета, а руки миниатюрными, но крепкими, привычными к тяжелой работе.
– Наше первое сотворение заключается в восстании души из животного мира и обращении к свету. Да пребудет с нами Бог. А чтобы пройти сквозь второе сотворение, приходится полностью оторваться от первого. Порой душа не выдерживает и разбивается, и тогда мы не знаем, куда идти дальше. А душа мучается и спрашивает, в чем смысл ее жизни.
Капитан достал бритвенный прибор, пробрался в дальний конец повозки, повесил зеркало на крючок и принялся бриться.
– Мисс Диллон, откуда вы все это знаете?
– В Ирландии это всем известно. Во время голода дети видели, как умирают родители, и мысленно продолжали жить с ними в ином мире. А когда возвращались в реальность, теряли себя и не знали, что делать дальше.
Дорис расправила подобранную мокрую юбку и посмотрела на Джоанну, которая аккуратно брала руками куски бекона и отправляла в рот.
– Не знаю, что с этим делать. – Капитан вернулся, убрал бритвенный прибор и уселся на бочонок с мукой. С трудом, хрустнув суставами, согнул непослушное тело и занялся разборкой газет. Необходимость зарабатывать деньги никто не отменял. Высокие рассуждения чрезвычайно интересны, но прежде всего необходимо убедиться, что в банку из-под краски исправно падают монеты. А уже после этого можно сколько угодно выслушивать душещипательные истории о растерянных детях с многочисленными горестями и проблемами.
– Газеты ничего не пишут ни об осиротевших детях, ни о жизни бедняков, – продолжала Дорис. – В ваших газетах огромные дыры. Никто не замечает этих людей. Только Бог их видит.
Капитан съел свою порцию, положил вилку и нож на тарелку крест-накрест, а тарелку поставил на откидной борт.
– Да, уверен, что Он видит всех обездоленных. Во всяком случае, возвращает девочку в семью. А мне предстоит довезти бесценный груз до Кастровилла и передать с рук на руки дяде и тете.
– Кто ее родные?
– Немцы.
– Ах! – Дорис на миг закрыла лицо ладонями, а потом уронила руки на колени. – Значит, ребенок должен знать три языка. – Она вытерла ладони о мешковину. – Оставьте Джоанну нам, капитан. Мы ее вырастим.
Саймон перестал есть, изумленно разинул рот и вскинул брови.
– Она очень похожа на мою младшую сестру, которая умерла, – добавила Дорис.
– Дорогая! – воскликнул Саймон, обретя дар речи. – Значит, в следующем месяце мы поженимся уже с ребенком.
Дорис пожала худенькими плечами.
– Ну и что? Священник уже всякое повидал на своем веку. Его ничем не удивишь.
«Куда бы эта девочка ни попала, она не доставит ничего, кроме трудностей и проблем. Сам по себе приемный ребенок никому не нужен. Если только в качестве прачки», – подумал капитан, но произнес совсем другие слова:
– Мисс Диллон, ваше предложение весьма великодушно, но я, как уже сказал, должен доставить девочку родственникам и твердо намерен это сделать, тем более что получил за работу пятьдесят долларов золотом.
На лице Саймона отразилось глубокое облегчение. А Джоанна тем временем забилась в угол и спряталась под толстым красно-черным одеялом.
Глава 7
В дальней комнате масонской ложи капитан Кидд сменил дорожную куртку на парадный костюм. Надел приличный однобортный черный сюртук по колено, жилет и белую полотняную рубашку с вышитой шелком лирой того же цвета, то есть слегка пожелтевшей. Картину завершали важные детали: черный шелковый аскотский галстук и невысокий цилиндр. Аккуратно убрав дорожную одежду в саквояж, капитан вышел в зал и поставил фонарь «бычий глаз» слева от себя, на деревянный ящик с надписью «Пиво Килмейер – 50 бутылок» – так, чтобы свет падал на газеты.
Поприветствовал публику и прислушался к звону монет: люди бросали в банку монеты по десять, пять, два цента, цент, а иногда даже двадцать пять центов и сами отсчитывали сдачу. Народу собралось очень много. Нависшие над Спаниш-Фортом тучи по-прежнему орошали городок мелким серым дождем. Капитан развернул номер «Лондон дейли ньюс». Сначала необходима порция серьезных новостей, а в заключение можно позволить себе читать занимательные истории о далеких чудесных странах. По такому принципу строились все выступления, и слушатели оставались довольны. Луч фонаря падал на лицо и сквозь линзы очков оставлял на щеках круглые пятна света. Капитан читал статью о Франко-прусской войне: о том, как в битве при Виссембурге разъевшиеся на сосисках грубые толстые немцы безжалостно колотили благоухающих туалетной водой элегантных французов. Предугадать исход сражения не составляло труда. Публика сосредоточенно слушала. Еще бы: новости прибыли из самой Франции! О Франко-прусской войне здесь никто не слышал, зато всех заворожило то обстоятельство, что весть перелетела через Атлантический океан и попала в Северный Техас, в городок на берегу вышедшей из берегов Ред-ривер. Местные жители понятия не имели, как она сюда добралась, какие неведомые земли преодолела, кто ее принес и зачем.