В шатёр вошёл забрызганный грязью вестовой, в котором трудно было узнать Никиту.
— От государыни — господину фельдмаршалу!
— С каких это пор депеши от государыни возят волонтёры? — проворчал Апраксин, промокая салфеткой рот.
Депеша от государыни была для него полной неожиданностью.
С помощью адъютанта тучный фельдмаршал тяжело поднялся, надел очки, затем объявил всем, находящимся в шатре:
— Государыня велят наступать немедля и шлют нам своё материнское благословение. Их величество верят, что не посрамим мы святого знамени, русской чести и славы Отечества!
— Виват! — неуверенно прокричали генералы в ответ, видно, не очень-то они верили своему фельдмаршалу.
Тот осмотрел всех поверх очков, серебряной зубочисткой ковырнул под зубом, а потом крикнул с неожиданным пылом:
— Да я этого Фридриха, как орех, расколю! — Апраксин сел и добавил рассудительно: — Если, конечно, Господь даст.
— Конница рвётся в бой! — пылко вскричал генерал от кавалерии. Мы Фридриха на аркане притащим. Кавалерийским ударом решим баталию! — он с трудом приподнялся с кресла, ноги генерала затекли, и он поморщился от боли.
— Чур тебя! — замахал короткими руками Апраксин.— Кавалерию в бой не пускать! Гросс-Егерсдорф не конец, а начало кампании. Кавалерия — наше золото! Её надо сохранить для главного удара. Ты слышишь? — заорал он на приунывшего генерала.— Отведи-ка ты кавалерию за лесок, в лощинку. И без приказа — никуда! — Фельдмаршал вдруг встал.— Пока вы свободны, господа генералы. И вы, сударь,— добавил он, обратившись к Никите.
Все вышли. В шатре остались только фельдмаршал и его адъютант. Апраксин с горестным видом смотрел на оставленный завтрак: так испортили настроение, что и есть не хотелось.
— Дай-ка мне, голубчик, вчерашнюю депешу, что голубиной почтой доставлена,— сказал Апраксин, указывая на клетку с голубкой над его головой.
Адъютант вынул из потайного кармашка узкий, скатанный в трубочку листик бумаги.
— «Совет для Ганнибала,— прочитал вслух Апраксин,— побереги хлебало. Пётр». Их высочеству не откажешь в предусмотрительности. Попади эта записка к Бестужеву, наследник всё бы обратил в шутку. А перевод сей эпистолы прост — не лезь на рожон, оборони нас Господь выиграть у Фридриха баталию.
— Да мы вроде и не лезем,— негромко сказал адъютант.— Как бы Фридрих не полез. Внезапность — его стратегия.
— А государыня вот требует битвы и победы,— продолжал фельдмаршал, словно не слыша адъютанта и потрясая только что полученной депешей.— Я сейчас, как витязь из русской сказки: направо пойдёшь — коня потеряешь, налево пойдёшь — сам жив не будешь.
— А если прямо пойти? — в голосе адъютанта против воли прозвучала ирония.
— Русский витязь прямо не ходит,— вздохнул Апраксин.— Пальни-ка, голубчик, «тревогу» из трёх пушек.
С приказом «пальнуть тревогу» ординарец поскакал к холму, на котором стояли медные пушки и гаубицы. Путь ординарца лежал между двух линий, в которые выстроилась русская армия на Егерсдорфском поле в ожидании противника.
Солдаты в передних рядах стояли в полной боевой готовности, при орденах и медалях, блестели начищенные кивера и гренадерские шапки, знамёна были расчехлены. Конец линии терялся в тумане.
Ординарец подскакал к пушкам.
— Приказ фельдмаршала! — прокричал он грозно и решительно.— Пали тревогу в три ядра!
Пушкари с готовностью, рьяно кинулись исполнять приказание.
Туман в лощине, где расположилась русская кавалерия, был особенно плотным. Кавалеристы собирались завтракать. Дымились костры и походные кухни. Повара шуровали половниками в огромных котлах. Кто-то брился, другие стирали рубахи в неглубоком ручье.
Корсак и Белов умывались у ключа, негромко переговариваясь.
— Как деревня-то называется, где пруссаки стоят? — спросил Саша.
— Гросс-Егерсдорф, кажется,— отозвался Алеша.— Натощак и не выговоришь.
В этот момент грохнули три пушки на холме.
— Тревога!!!
Лагерь сразу пришёл в движение. Кавалеристы натягивали на себя мокрые рубахи, кто-то тащил под уздцы лошадей, пристёгивались к поясам сабли; шум, ругань, суета…
В тумане показался резвый всадник в несколько странном, неуставном обмундировании.
— Стой! Стрелять буду! — завопил нервно караульный.
— Не стрелять! Свои! — отозвался Никита, и тут же из тумана послышались радостные голоса:
— Никита, неужели ты?! — завопили Саша и Алексей.
— А как же я без вас? — с восторгом отозвался Никита.— Еле нашёл!
Разговор был рваный, не до пространных бесед, лошади под ними танцевали от нетерпения.
— У Бестужева был? — спросил Саша.
— Был. Привёз приказ о наступлении.
— Слава Богу!
— А что Брокдорф? Где он? — торопливо спросил Никита.
— Брокдорф в ставке у Фридриха,— Алёша махнул рукой в сторону леса.— Здесь и возьмём его на шпагу.
— Стр-р-р-о-о-йсь! — Знакомый уже нам генерал от кавалерии отдал приказ. Потом растёр больные ноги и плюхнулся в походное кресло.
Лошади стали выстраиваться в боевой порядок.
Апраксин сидел в том же шатре, вместо тарелок перед ним теперь лежала карта с нанесённым на ней планом боевых действий. Фельдмаршал подслеповато в неё всматривался. Взгляд его выражал откровенную муку и растерянность. Рядом, почтительно склонившись, стоял адъютант.
— Вас ждут генералы, ваше высокопревосходительство…
— Гули-гули-гули…— заворковала неожиданно голубка и затопотала по клетке.
— А может, лучше «поберечь хлебало»? — Апраксин с ненавистью посмотрел на голубку.— Вели бить «зорю». А голубку эту зажарь мне на ужин… с брусникой!
Играют отбой тревоги…
— Почему отбой?
— Фельдмаршал недокушал обед…
— Нет, это стратегия… Пугаем пруссаков,— объяснил генерал.
— Их, нешто, испугаешь?
— Спешиться! — с разочарованием приказал генерал, не вставая с походного кресла.
Ординарец закрыл ему больные ноги медвежьей шкурой.
Кавалеристы стали слезать с коней. Повара опять вернулись к кострам… Вперёд вышел полковой священник в тёмной сутане и начал читать утреннюю молитву. Кавалеристы нараспев повторяли за ним «Отче наш…». По рядам пошли миски с горячей кашей…
Ставка Фридриха разительно отличалась от шатра русского главнокомандующего. Штаб короля размещался в палатке, убранство которой соответствовало характеру Фридриха — аскета и полководца. На столе была разложена большая карта, изрисованная стрелками и кружками, металлические плошки с изображением пушек и конницы указывали на расположение войск противника. Фридрих рассматривал карту, нетерпеливо ударяя стеком по ботфорту, рядом стояли Брокдорф и Фогель, несколько поодаль — прочие генералы.
— Русские дали отбой,— доложил, вбегая в палатку, вестовой.
Фридрих вскинулся, как боевой конь.
— Апраксин не подвёл! Наш час настал. Лучшее время для нападения, когда противник спит, ест или молится. А ещё лучше, когда он не знает, что делать! — он посмотрел на Брокдорфа, и тот ответил королю преданным взглядом.— Наступаем, как всегда, повзводно, скорым шагом, в обход атакуемого фронта. Затем бьёт по флангам мощным огнём артиллерия. Меня считают гением кавалерийских ударов,— продолжал король, иронически вскинув бровь,— а весь мой «гений» совсем в ином: шесть выстрелов в минуту и ещё одно заряжение. Только и всего. Что скажете о плане кампании, Брокдорф?
— Честно, ваше величество?
— Я не признаю другого ответа.
— Ваша кухня становится однообразной.
— А почему я должен готовить для русских новые блюда? Апраксин не такой гурман. Пусть ест, что дают. Когда наши гаубицы ударят по русской пехоте, наступит паника. В дело вступят чёрные гусары храброго Раппа — храбрый Рапп готовно подался вперёд — и гонят русских до самой польской границы. Далее мы заключаем мир на выгодных условиях и выведем русских из игры.
— Вы довольны собой, ваше величество, это внушает веру,— осторожно заметил начальник штаба Фогель.— А вас не смущает расположение русской кавалерии?
Вы, Фогель, всегда умеете испортить настроение,— поморщился король.— Мне не нравятся русские лошадки в лощине. Но полагаю, они не выступят… Вперёд, мои генералы!
Прусские генералы вышли из шатра, прусские артиллеристы бросились заряжать пушки, прусские солдаты начали расчехлять штандарты и знамёна…
Саша, Никита и Алёша доедали кашу, когда в ручей, подняв фонтан грязи, ударил первый снаряд.
Воздушной волной выбило тарелку из рук Алёши, Никиту обдало грязью, Саша, как истинный воин, успел плашмя растянуться на земле…
Что тут началось!
— Ложись!
— Вставай!! — заорал генерал и сполз с кресла.
— Беги!! — кричал перепуганный безусый мальчишка-драгун.
— По коням! — загремел бас взводного. Кавалеристы бросились ловить лошадей.
— Прозевали! — с досадой орал Саша.— Пропустили пруссака!
— Почему не было сигнала тревоги?! — недоумевал Никита, всовывая ногу в стремя.
— Говорю, прозевали! Обхитрили нас немцы! Держись рядом, князь, не пропадёшь! — азартом вспыхнули Сашины голубые глаза.
Из-за леса неслись грохот пушек, звон стали, крики и вопли людей, гремели выстрелы. Там разгорелся бой!
Кавалеристы выстроились в ордер-баталию.
Лошади перебирают копытами, прядут ушами — они чувствуют близкий бой и волнуются. Но ещё больше возбуждены кавалеристы:
— Скоро нас пустят?..
— Поспеем к шапочному разбору!
— Что там Апраксин?! — злится Саша.— О чём думает?!
— Тебя не спросили! — прикрикнул на него генерал.— Без приказа ни с места! — он проезжал на гнедом жеребце мимо строя.
— К своим бы на подмогу! — переживал Алёша, прислушиваясь и воображая картину боя.— Слышишь, крики приближаются? Кажется, наших теснят!
— Самое время ударить! — вскричал Белов.— Стоим, как истуканы! А там всё кончится!
— Успокойся, на всех хватит!
Никита, как человек штатский, только вертел головой, вникая в перепалку друзей…
И опять совсем близко в лесу грохнул чужой снаряд.