– Курьера подстрелили. Прямо на ступенях лестницы, – объяснил он. – Первый выстрел угодил мимо цели. – Он указал на разбитое окно.
– А курьер… – Я осекся, боясь закончить фразу.
– В чулане. За вешалкой с костюмами мистера Саттона, – сказал Тьерс так, будто это было в порядке вещей и не заслуживало внимания.
– Ему сильно досталось? – потрясенно спросил я.
– Потерял много крови, но рана чистая. Если не будет лихорадки, через месяц встанет на ноги. Мы его уложили в постель и как следует укрыли. Сейчас схожу в Адмиралтейство, сообщу о несчастном случае, а потом попрошу доктора Уотсона, чтобы взглянул на парня. – На лице Тьерса появилась легкая загадочная улыбка. – Мы ведь не хотим, чтобы эта история просочилось наружу, не так ли?
– Господи, конечно нет! – воскликнул я.
– Вот именно, – многозначительно произнес Тьерс.
Он взял совок, лежавший перед плитой, который я заметил только теперь. Совок был полон осколков.
– Мигом вернусь, – сказал он и вышел, чтобы выбросить содержимое совка.
Оставшись один, я стал расхаживать по кухне. От запахов хлеба и жареного мяса у меня проснулся зверский аппетит. Мне вспомнилось, что Холмс упомянул о завтраке, и у меня даже слюнки потекли. Я ощущал жар, исходивший от плиты, надеялся, что скоро наконец удастся поесть, и в то же время поражался собственной черствости. Поистине, у меня совсем не было сердца, коли я мог думать о еде, когда в соседней комнате лежал раненый адмиралтейский курьер. Неужто, работая на Холмса, я стал безразличен к человеческим страданиям? Мне не хотелось в это верить.
Вернулся Тьерс. Он повесил совок на место и вытер руки.
– Я рад, мистер Гатри, что вы не теряете головы, если можно так выразиться, – сказал он, отрезая полдюжины ломтиков бекона и укладывая их на сковородку, чтобы обжарить.
Я удивился:
– Почему вы так говорите?
– Хвала Господу, вы не стали распускать нюни, – говорил Тьерс, переворачивая бекон, который уже начал шипеть. – С этим турком не так все просто. Попомните мои слова! – Он открыл дверцу духовки, заглянул внутрь и объявил: – Почти готово.
– А курьер? Что вы думаете об этом… несчастном случае? – спросил я.
– Ему посчастливилось остаться в живых, – заметил Тьерс, доставая тарелки. – Разумеется, мне жаль, что ему досталось. Но он служит своей стране. Бывает, люди расплачиваются за это куда серьезней.
Он выдвинул ящик, в котором хранились столовые приборы.
– Вы не достанете салфетки, Гатри? Они во втором ящике слева.
Я вынул салфетки и протянул их Тьерсу. Он указал на приготовленный поднос:
– Положите сюда, сэр, если вам не трудно.
– Мистер Саттон еще не пришел? – спросил я, подумав о том, что случилось с курьером.
– Нет, – ответил Тьерс. – Он ловкий малый и постарается хорошенько замаскироваться.
– Ему уже сообщили?
Я слегка недоумевал, каким образом его сумели известить о происшествии.
– Нет, не сообщили, – ответил Тьерс.
– Значит, вы выставили петуха?
С помощью этого условного знака Холмс иногда предупреждал Саттона о необходимости изменить внешность. Маленький красный флюгерный петух знавал лучшие дни, но вполне годился для оповещения и не привлекал к себе излишнего внимания.
– Почему вы не послали ему записку?
– Он уже уехал из театра, – ответил Тьерс. – Увидев условный знак, он примет меры предосторожности.
Он вынул из духовки блюдо с разогретыми булочками, достал из ледника сливочное масло и разместил все это на подносе для завтрака.
– Джем и сливочное масло. Не подать ли нам мед, как вы думаете? Турки любят мед.
Не дожидаясь ответа, Тьерс отправился в кладовку и принес оттуда горшочек с медом.
– Подам на всякий случай, – сказал он.
Тут до меня дошло, что я просто стою рядом с кухонным столом и ничего не делаю.
– Может, мне заглянуть к курьеру? – спросил я.
– Пожалуй. Отнесите ему попить. – Он вручил мне кружку с ароматным пуншем – травяным настоем, приправленным медом и бренди: – Заставьте его выпить это.
– Хорошо, – сказал я и отправился в чулан за кухней.
Стойка с одеждой для маскировки, использовавшейся Холмсом и Саттоном, занимала почти всю стену длинной темной каморки. Окна, выходившие на заднее крыльцо и переулок, намеренно не протирали, чтобы снаружи не было видно, что́ хранится в чулане. Правда, в столь поздний час это не имело никакого значения. Тусклого света газового рожка хватало только на то, чтобы не запнуться о шеренгу обуви, выстроившуюся под вешалкой. Я раздвинул костюмы, висевшие на вешалке, и протиснулся между серо-голубым сюртуком и кучерской накидкой.
Курьер лежал на узкой койке, у изголовья которой на столике стояла свеча. Его плечо обмотали бинтами, сквозь которые проступала кровь. Он был очень бледен, над верхней губой и на лбу виднелись капельки пота. Глаза его были полузакрыты, дыхание затруднено. Он был чуть моложе меня. Светло-каштановые волосы аккуратно прилизаны, на переносице виднеется след от очков.
Я поправил одеяло, подтянув его повыше, и, наклонившись к раненому, произнес:
– Ну вот, так вам будет теплее.
Курьер открыл глаза, но не сумел сфокусировать взгляд.
– Что? – пробормотал он. – Кто?
– Я Патерсон Гатри, личный секретарь Майкрофта Холмса. Он отправил меня проведать вас.
Это было недалеко от истины, и я не испытывал угрызений совести оттого, что немного приврал.
– Я принес питье. Выпейте – сразу станет лучше.
Я поднял кружку повыше, чтобы он ее увидел.
– Тьерс только что приготовил это для вас. Я помогу вам.
Опустившись перед койкой на одно колено, я свободной рукой приподнял его голову, чтобы он смог пригубить ароматный пунш.
– Вот так. Попробуйте, будьте молодчиной.
Курьер отхлебнул из кружки, которую я поднес к его губам. По подбородку потекла струйка, и я разозлился на себя за то, что не захватил салфетки, чтобы промокнуть ему рот. Он вздохнул, и вниз побежала новая струйка. Раненый попытался сглотнуть и кончил тем, что закашлялся.
– Не торопитесь, – посоветовал я, держа кружку так, чтобы пунш не пролился, пока он опять не сможет пить.
– Простите, – пробормотал курьер и снова опустил голову на подушку.
Испугавшись, что дела принимают дурной оборот, я положил руку ему на лоб. Он застонал.
– Лежите спокойно, – сказал я, поднимаясь на ноги. – Вам здорово досталось.
– Да, – едва слышно согласился он. – Холодно.
– Представляю себе, – сказал я, припомнив, каково мне пришлось, когда меня ранило впервые. – Скоро придет врач. Не сомневайтесь, он вас в два счета выходит.
Курьер снова вздохнул. Я не знал, что еще сказать. Через секунду я развернулся, пролез сквозь вешалку с одеждой, вышел на кухню и поставил кружку в раковину.
Тьерс взглянул на нее и покачал головой.
– Он жалуется на озноб?
– Да, – ответил я, понимая, что это дурной знак.
– Будем надеяться, что Уотсон не задержится, – сказал он. – Побегу за ним.
Поднос с завтраком был почти готов.
– Буду признателен, если вы сами его отнесете, мистер Гатри.
– Разумеется. Главное, чтобы бедняга побыстрее получил помощь, – проговорил я и взял поднос.
– Скажите мистеру Холмсу, что я ушел с поручением. Он поймет.
Тьерс снял фартук и достал свое пальто, которое висело на крючке за дверью.
– Наверное, сначала загляну к Уотсону. Затем в Адмиралтейство. Боюсь, курьеру срочно нужна помощь.
– Ваша правда, – ровным голосом заметил я, не желая показаться паникером. – Лучше поторопиться.
– Я вернусь до рассвета, – пообещал Тьерс и вышел из дома через заднюю дверь, а я вернулся в кабинет.
Когда я входил, Майкрофт Холмс участливо кивал головой:
– Мистер Керем, любой разумный человек обязательно отнесется к вашим неприятностям с сочувствием.
– Вы полагаете, англичанам есть дело до турецких юношей, которых продают в бордели этой страны? – возразил мистер Керем. – Навряд ли. Я думаю, англичан, которым требуются юные рабы, не волнует, как эти мальчики становятся ими.
– Вы, безусловно, правы, – ответил Холмс с угодливостью, которая так поразила меня, что я чуть не выронил поднос. – А, это вы, Гатри, – воскликнул он, будто только сейчас меня заметил. – Очень кстати.
Я поставил поднос с завтраком на стол рядом с чайным подносом и сказал:
– Тьерс ушел с поручением. Прошу вас: яичница с беконом, булочки, джем, мед, сливочное масло, засахаренные фрукты.
Я подвинул к столу свой стул и взял себе чашку и блюдце. Теперь я был зверски голоден, так как совсем проснулся и чувствовал, что мне надо хорошенько подкрепиться.
– Дома мне подали бы на завтрак инжир и йогурт, – заметил мистер Керем. – И кофе. Но это тоже очень вкусно.
Он взял тарелку и положил себе понемногу всего, что было на подносе.
– Мистер Керем рассказывал мне о продаже «живого товара» в подпольные бордели. Думаю, то, с чем он столкнулся, весьма серьезно. На следующем совещании я обязательно поставлю в известность премьер-министра, – объяснил Холмс с несвойственной ему заискивающей интонацией. – Возможно, придется этим заняться.
Что-то в его голосе заставило меня внимательно прислушаться. Я налил себе чаю и сказал:
– Если это правда, правительство будет в шоке.
– Без сомнения, – ответил Холмс, наблюдая за мистером Керемом, который с жадностью набросился на еду. – Я и сам потрясен: у нас под носом, судя по рассказу мистера Керема, творятся такие ужасы, а мы понятия об этом не имеем.
– Преступникам ловкости не занимать, – подхватил я, подстраиваясь под его тон.
– Вот именно.
Холмс положил себе яичницу из двух яиц, три ломтика бекона и приступил к завтраку, задумчиво пережевывая пищу.
– Налить вам чаю? – спросил я, заметив, что его чашка пуста.
– Да, благодарю вас, Гатри, – ответил Холмс. Он не смотрел в мою сторону, однако я услышал, как он прошептал: – Возвращайтесь в кухню.
Я удивился, но выполнил приказ.