дозревал…
Более тщательный анализ записной книжки, найденной у тетушки дома, показал, что в ней содержится описание дел, раскрытых Холмсом на разных этапах его карьеры. Одно из них, по всей видимости, проливает некоторый свет на происхождение великого сыщика. Два других описывают поездку Холмса и Уотсона в Восточный Теннесси, где уже много десятилетий подряд проживает моя семья. Именно в этой поездке они и повстречали мою прабабушку Ребекку Уотсон Маркум, ее сына (моего дедушку) Вилли Маркума и его дочурку (мою тетушку) Вилму. Так было положено начало событиям, благодаря которым мы и обнаружили записную книжку Уотсона в вещах тетушки. Первый рассказ, правда, не отличается таинственностью, присущей детективам, однако именно в ходе этой встречи Холмсу удалось выполнить один старый завет.
В этой поездке Холмс и Уотсон познакомились также с моим вторым дедом Рэем Рэтбоуном и очутились в самой гуще событий, которые, если бы не они, так и могли пройти незамеченными. (Если вам кажется маловероятным тот факт, что Холмс и Уотсон бывали в Восточном Теннесси да и вообще ступали по той земле, на которой я ныне живу, задумайтесь об их путешествиях в те места, где проживали другие редакторы записей Уотсона. Взять хотя бы поездку в Канаду, описанную канадскими писателями Рональдом Вейманом и Стивеном Гаспаром, а также многочисленные путешествия в Миннесоту, повествование о которых редактировал Ларри Миллетт. Несомненно, многие британские редакторы записей славного доктора в свое время также обнаружили, что Уотсон с Холмсом бывали у них на родине. Да я и сам таков же: если мне до сих пор не довелось побывать в Англии, довольно утешительно считать, что мои любимые герои когда-то путешествовали по знакомым мне местам.)
Итак, заглянув в мой родной город, Холмс и Уотсон посетили несколько местечек, которые я имею счастье созерцать и поныне, в том числе обследовали те из них, где я учился (в период получения как первого высшего образования, так и второго). Удивительно, но они даже побывали в одном из мест моего прежнего жительства и провели какое-то время на той самой ферме, на территории которой позднее был построен мой нынешний дом.
В записной книжке, вызволенной из дома тетушки, ближе к концу было два письма на имя моего деда Вилли Маркума. Автором одного из них был Уотсон, другого – сам Холмс. Уотсон в своем письме сообщает, что собирается превратить свои записи в полноценные рассказы, а также послать своему дальнему родственнику Вилли описание дела, в котором тот принял непосредственное участие. Холмс же описывает трагические события, которые привели к тому, что моему деду была направлена записная книжка целиком. Оба письма включены в эту книгу в качестве постскриптума.
По всей видимости, записная книжка и письма действительно были отправлены моему деду, а по его смерти сохранены моей тетушкой Вилмой, которая, наверное, даже и не поняла, что к чему. Жаль я не могу спросить у нее, помнит ли она о встрече с героями моих рассказов. К сожалению, Вилли Маркум умер в 1968 году, а дедушка Рэй Рэтбоун – в 1976-м, год спустя после того, как я принялся за учебу и коллекционирование всего, что могло быть связано с великим сыщиком. Увы, они никогда не расскажут мне о том, какое именно отношение имели к делам, описанным Уотсоном в его записной книжке. Надеюсь, они не стали бы возражать против публикации этих заметок.
Я бы хотел посвятить эту часть сборника своей жене Ребекке, которая всегда терпеливо относилась к моему увлечению миром Холмса и Уотсона, своеобразному беспрестанному возвращению в детство, а также своему сыну Дэну, самому крутому парню на свете, всегда имеющему про запас отличную историю. Благодарю вас обоих за все, что вы сделали для меня!
Холмс и Уотсон в Теннесси
Дело о просьбе брата
Я уже где-то упоминал, как в мае и июне 1921 года мы с Шерлоком Холмсом путешествовали по США: из Нью-Йорка – в Джонсон-Сити, Теннесси, и дальше – за Голубой хребет к Линвиллу, что в Северной Каролине. Именно там мы с Холмсом очутились в самой гуще событий, имевших непосредственное отношение к его давней вражде с семейством Мориарти[1].
К 4 июня нам так и не удалось ничего разрешить, и в течение ближайших недель оставалось просто ждать, как будут разворачиваться события. Часть этого времени мы с Холмсом потратили на изучение живописных окрестностей Линвилла: располагающейся неподалеку Грандфазер-Маунтин, а также живописных городков Блоуинг-Рок и Бун. Несколькими месяцами ранее скончалась моя третья жена, и я совершенно не торопился возвращаться в Англию. Впрочем, я знал, что и у Холмса нет такой потребности.
В какой-то момент я поведал другу подробности своего путешествия в Америку, которое совершил вместе с женой в прошлом декабре. В ту пору я занимался исследованием собственного семейного древа и уже умудрился отыскать ветвь, представители которой эмигрировали в США много лет назад, совершив путешествие из Вирджинии в глушь северной части Теннесси. Хотя я пытался быть ненавязчивым на тот случай, если Холмсу мои планы придутся не по душе, он тут же их разгадал.
– У меня нет никаких возражений против того, чтобы перебраться через горы и некоторое время погостить в Теннесси, – сообщил он. – Если честно, я и сам в ближайшее время собирался предложить вам нечто подобное, поскольку меня ждут кое-какие дела, которые я довольно долго откладывал.
Далее Холмс уточнил, где живут мои родственники.
– Полагаю, термин «родственники» вряд ли уместен в данном случае, – ответил я. – Представители этой ветви рода Уотсонов покинули Шотландию так давно, что для установления степени родства между нами придется прочесать информацию по множеству поколений. Так или иначе, ветвь, о которой идет речь, по всей видимости, осела в небольшом городке на границе северной части Теннесси под названием Онейда. Ни с кем из них я пока еще не связался, и у меня на примете есть лишь одна персона, с которой я мог бы вступить в контакт. Хотя, вполне возможно, она уже вышла замуж и сменила фамилию.
Эту беседу мы с Холмсом вели на крыльце гостиницы «Грин-парк» в Блоуинг-Роке. На протяжении последних дней, покуда мы обследовали сельскую местность, «Грин-прак» служил нашим опорным пунктом. Я покачивался в кресле. Холмс склонился к своему атласу США, лежавшему у него на коленях. Он скользил пальцем по странице, прокладывая маршрут, и что-то тихонько бормотал. Наконец он выпрямился и заявил:
– Все намного лучше, чем я ожидал, Уотсон. Мой собственный интерес лежит не так уж далеко от Онейды. Путешествие на поезде может оказаться не из приятных, но если вы готовы, можем выехать завтра же.
– Куда же вы направляетесь, Холмс? – спросил я. – И какие прошлые дела у вас могли быть в глуши Теннесси?
– Уотсон, полагаю, вы даже и не слышали об этом местечке. Это необычная деревенька под названием Регби. Она расположена в нескольких милях к юго-востоку от Онейды. Боюсь, нам предстоит долгая поездка в экипаже. А что касается моих дел… то мне необходимо выполнить давнее обещание, которое я дал на тот случай, если когда-нибудь снова окажусь в тех краях.
– Снова? – уточнил я. – Вы что же, бывали здесь и раньше?
– Да, Уотсон, много лет назад. Но об этом я расскажу вам, когда мы уже будем ближе к Регби и я смогу освежить свою память. Должен признаться, что за давностью событий подробности видятся мне довольно смутно.
Сидя на крыльце, я размышлял о неизвестной мне поездке Холмса на юго-восток Америки. Мы были знакомы уже больше сорока лет, и, хотя нам обоим было уже под семьдесят, знаменитый сыщик не переставал удивлять меня. Мы были близки словно братья, и все же в его прошлом оставалось множество загадок. Холмс вообще отличался скрытностью – ему нравилось утаивать какие-нибудь факты, а позднее раскрывать их с почти театральным эффектом. Впрочем, сам характер его работы требовал подобного подхода. Мне лишь оставалось с благодарностью принимать счастливую возможность узнать после долгих лет кое-какие сведения о том, что произошло в период путешествий Холмса по Америке.
На следующее утро (запись в моем дневнике говорит о том, что это было 7 июня 1921 года), чтобы успеть на поезд, мы с Холмсом выехали довольно рано. Наш состав следовал через горы, и я наслаждался пейзажем – в сущности, я никогда ранее не видел ничего подобного. Мне приходилось бывать и на индийских высокогорьях, и в Афганистане, и в Швейцарских Альпах. Многие места на всех шести континентах вызывали у меня изумление, однако ничто не могло сравниться с девственной природой, которая открывалась теперь нашим глазам. В первобытном лесу по склонам гор то там, то здесь струились узкие быстрые ручейки и речушки. Иногда нашему взору представали маленькие участки земли, на которых располагались крохотные селения, хижины, а то и одиночная ферма, но по сравнению с тысячами квадратных миль девственных лесов это были сущие пустяки.
Порой создавалось такое впечатление, будто поезд устало сражается с крутыми горными обрывами. Я задумался, разумно ли строить железную дорогу в таком опасном месте, но потом понял, что другой маршрут мог оказаться куда хуже. Иными словами, я постарался уверовать в безопасность железнодорожных путей и надеяться на лучшее.
Несмотря на то что вокруг нас был лишь темный высокий лес, пейзаж почему-то не докучал. Причем деревья стояли настолько плотно, что видны были лишь те, что располагались ближе к путям. Частенько мы замечали оленей, поглощающих в тени листву. Еще утром их было довольно много, но к середине дня мы стали видеть их реже. В течение дня попадались и черные медведи. Казалось, ни олени, ни медведи совершенно не опасаются поезда. Они лишь на время оставляли свои дела и просто пристально смотрели на нас, покуда мы глядели на них.
Позднее я прочел, что Аппалачи – одна из старейших горных систем в мире, и вершины пиков имеют округлую форму, потому что в течение многих тысячелетий – значительно дольше, нежели молодые Альпы или Скалистые горы, – они подвергались воздействию атмосферных явлений. В горах, через которые мы перебирались, еще сохранились остатки первобытного леса, когда-то покрывавшего б́ольшую часть североамериканского континента. И конечно, здешние места были не так уж пустынны и глухи, какими показались мне в тот день. Поселенцы тут и там организовали общины, связав их между собой дорогами, и привнесли в горы цивилизацию. Впрочем, в тот день я предпочел считать, будто на протяжении сотен миль в округе нет ни одного человека (кроме тех, кто едет в поезде, конечно). Горы будто заявляли, что были здесь задолго до нас и еще останутся, когда мы покинем эти места.