– Он там очень хорошо вёл работу на благо Империи. Под его командованием было раскрыто не менее двадцати заговоров различного уровня, – капитан посмотрел на карту. – Ваш брат… если кто мог бы занять трон, то только он. Я не рад был бы этому… ведь это вследствие предательства.
– Вы видели его, господин Виорельде? Он – кусок льда, посаженный на таблетку транка. – Яго посмотрел в окно, где на улице обычная картина – на улицах Тираны проходят марши и ходы во имя государства, культисты государства внимательно следят за гражданами, чтобы те ликовали и радовались на должном уровне; сотрудники Трибунала выискивают тех, кто бы мог быть латентным нарушителем.
– Так что ж вы ему поведали историю приключений, которые произошли на Ближнем востоке? – капитан бросил на стол целую стопку бумаг. – У меня тут крайне интересные данные. Работа на Великий Израиль, война с персами, побег в Турецкий Султанат. Скажите, Яго, а та девушка всё ещё работает на Ведомство разведки и безопасности Израиля? Как там её… агентесса Се…
– Я вас понял, господин мой, – Яго повернулся, – и знаю к чему вы клоните. Поверьте, ему не стоит от этом знать.
– Но почему? Вы – жестокий человек, Яго.
– Генерал… я неправильно поступил, что оставил его тогда, но с другой стороны, кто бы позаботился о ней? Да и не стоит ему об этом знать, – Валерон подошёл к шкафчику с книгами и его взгляд пал на корешок с надписью «список психиатрических расстройств», что он посчитал ироничным. – Если сейчас до моего братца донести информацию, которую вы хотите, то у него может вся крыша окончательно сползти. Слишком она может оказаться… взрывная.
– И что за таблетки он пьёт? Я видел, как он пару раз что-то белое глотал.
– Судя по всему, это явно не аскорбинка. Наверное, сильнейший транквилизатор. Он после него, словно камня кусок.
– И что же наш дорогой Данте прячет за этим? Если ему назначены тяжёлые транквилизаторы? – капитан также поднялся с места. – Во всяком случае, он сейчас единственный, кто имеет железную волю и хватку, а этого будет достаточно. И ещё, когда будете менять «крышу» в Империи, я хочу, что с Рафаэлем ничего особо не случилось.
– Понимаю. Он хоть и тронулся, но вам не охота его подвергать смерти. Это чувство вины, капитан?
– Вам не понять, господин Яго, – капитан шагнул в сторону двери, – а теперь, если тем у нас больше нет, я прошу покинуть мой кабинет.
– Хорошо, спасибо что выслушали.
Яго вышел на встречу холодным бетонным стенам, выкрашенным в цвета металла, и нашёл это всё несколько забавным. Свержение Архиканцлера, того, кто фанатично заботиться о верности и безопасности, будет слишком лёгким. Его безумие заставило отвернуться от трона даже самого приближённого, а безопасность взломается реликвиями древности.
Валерон задумался о том, что произошло на Ближнем востоке. Агит-плакаты и прочие тексты с гобеленами, набитые пропагандой стали яркими всполохами на краю взора, пока перед глазами появлялись образы, и больше всего он помнил ту, которую оставил там. Кажется, что прошлому ещё придётся о себе напомнить ради будущего и для Данте это может обернуться коллапсом.
Глава третья. Наперегонки
Следующий день. В окрестностях Рима.
Густые облака нависают над вечным городом. Редко тут, когда проглядывается солнечная погода, и жители Лациа привыкли к тому, что часто им приходится смотреть на то, как над их головами плывут перистые, цвета бетона, облачка.
Подгоняемые прохладным ветром они идут и над одноэтажной постройкой, что отличается от всех других зданий в окрестностях Рима. Если большинство домов пригорода это серые коробки или восстановленное жильё прошлых далёких лет, то это выполнено в традиционное римском стиле. Внутренний двор окружает небольшая белая стена, внутри всё выложено белыми плитами, на которых разбито пара клумб. Сам дом больше смахивает на патрицианские виллы древних ромеев. Единственное, что говорит о том, что он в другое эпохи, так это фонари, несколько солдат по периметру и антенны, с проводами.
Внутри скромно устроенного поместья интерьер являет чудесное сочетание изыска и скромности. Нет золочённых статуй, дорогущих картин или развешанных украшений. Пол, выложенный покрашенным камнем, сочетается с бежевыми стенами. То и дело где-то попадаются напечатанные картины – бумага да краски из принтеров, чуть скрасившие сие место.
Главный зал – гостиная так же стала отражением скромности хозяйки. За креслом, обитым алой тканью расселся мужчина в чёрном кожаном камзоле, штанами и сапогами под колена такого же цвета. Его чёрный волос покоится под шляпой, глаза уставились на небольшой коврик под круглым столом. Напротив, только уже на стуле восседает девица. Глубокий пронзительный взгляд голубых очей уставлен на изумруд глаз гостя, рыжий волос аккуратно ложится на светлую, расшитую узорами, кофту, а джинсы слегка помялись в позе «нога на ногу».
– Господин Данте, – раздался чуть хрипловатый грубый глас дамы, – вы уже минут пять созерцаете этот ковёр. Что вас так в нём привлекает?
– Простите, госпожа Калья, – мужчина стал отрывать взор от ковра, на котором отлично вырисовывается рисунок солнечного диска, – очень завораживает изображение солнца. Оно заставляет себя ощутить… живым.
– Не пойму вас. Вы на Анафи всё время всматривались в него, и сейчас вас привлёк обычный шитый узор.
– Вам не понять. – Данте окончательно оторвал взгляд от ковра, окатив ледяным взором собеседницу. – Солнце – это же тепло.
– Ладно, говорите то, зачем пришли, господин Данте. А то все ваши «это необходимо обсудить при личной встречи» очень сильно настораживают.
– Как ваша работа в Буле? – осторожно спросил магистр, потянувшись к кружке с чаем, стоявшей на блюдце. – Как настроения?
– Хах, вы за этим пришли. Обычный сбор информации, как вы это называете, – Калья так же взяла кружку, слегка отпив от неё чай, ранее ей же и налитый. – Если честно, то правление Архиканцлера сказывается на нас всех.
– В каком плане?
– Его… требование верности вносит сущий хаос. Мы не можем принимать законы, куча процедур по принесению свидетельств в верности ему, он путает работу Трибунала Рейха, Империал Экклессиас. Только благодаря Имперор Магистратос страна всё ещё держится, – Калья подтянулась к небольшой миске в которой разбросаны сухари, взяв пару.
– Хм, страна на грани катастрофы. Я собрал некоторые данные, – Данте положил на стол флэш-карту, – губернаторы крайних регионов волнуются, что его самодурство приведёт к распаду страны.
– О чём вы говорите, магистр? – смутилась девушка.
– Вспомните Балканы и Иберию, – в эту секунду голос мужчины содрогнулся, – если Архиканцлер продолжит в таком же духе, то нас может ждать нечто подобное.
– И что же вы предлагаете?
– «Магна Империум» или наша Конституция не подразумевает механизма смещения императора. Но это может сделать Великое Собрание, – намекнул магистр.
– Но как же Буле? Три палаты законодательного органа не будут мириться с тем, что его так просто обошли в таком деликатном вопросе, – Калья допила чай и отлижила чашку в сторону.
– Вы же понимаете, что имперские законы, которые принимает Буле, по статусу намного ниже, чем циркуляры Великого Собрания.
– И что же вы хотите, господин Данте?
– У нас есть единая цель, – Данте поднялся с места, зашагав к одному из трёх окон, – мы не хотим, чтобы наша родина, наша великая страна превратилась в оплот мракобесия того, кто скинул вашего мужа.
– Прошу вас, без пафоса, магистр, – речь дамы стала более грозной, а сама она поднялась с места, – вы знаете, если снова прольётся кровь невинных, то я против. С меня хватит Анафи, хватит и того, как я стала вашей пешкой в руках.
– Благодаря мне, вы теперь не просто депутат Имперского Буле, а возглавляете целую межпалатную тайную коалицию противодействия Архиканцлеру.
– Что!? – удивлённый взгляд уставился на магистра. – Откуда вы узнали?
– Это моё дело – знать. Госпожа Калья, только вы можете убедить Буле в том, что через пару дней Архиканцлер почиет в Бозе по естественным причинам или загремит в больницу с тяжёлым психическим расстройством по своей вине, – Данте сменил окно. – Как иронично получается. А ведь при вашем муже тоже была группа депутатов, мятежно настроенных правителю. Но вот беда – там он их перебил.
– И что же вы хотите от меня?
– Только помощи в том, чтобы убедить законодателей в полной непричастности нас к тому, что Архиканцлер самостоятельно отправился в далёкий путь.
Калье пришлось пуститься в раздумья, чтобы принять решение. С одной стороны, нельзя больше оставлять у власти Рафаэля. Он безумен – с каждым днём его мания власти и паранойя насчёт верности только растут. Всё началось после подписания мира – до этого он был ещё сносен. А сейчас – он уже хочет, чтобы слуги государства называли своих детей в его честь, он не просто отправляет на казнь, а отправляет медленно умирать в мануфакторумы в Великой Пустоши любого, кого заподозрит в неверности, приказывает, чтобы ему лобызали туфли при встрече. С другой стороны, планы Данте могут оказаться слишком кровавыми и его действия вызовут цепную реакцию, после которой Империи придёт конец. Но к плану Данте склоняет ещё и личная обида.
– Рафаэль убил моего мужа, – грозно сказала девушка. – Но и ваши идеи как всегда направлены на одно – удержание власти любой ценой.
– Так всё ради стабильности. Хорошее поместье, – оглянувшись, выразил подобие восхищения магистр, – откуда у вас оно?
– Это подарок от Казимира, – с тенью печали ответила девушка, склонив голову, – он подарил его на свои деньги, когда ещё служил при первом Канцлере. Мы здесь проводили выходные, часто звали родителей и гостей. А что?
Данте в мановении ока развернулся и приготовился к броску. Единственные его слова, который он сказал, прозвучали с ужасающим холодом:
– Вам придётся в нём делать ремонт.
Затем произошло то, что Калья никак не могла ожидать. Со всех ног магистр кинулся на неё и опрокинул на пол. Секундой позже она ощутила, как её спину покалывает ворс коврика, тело прикрыл мужской корпус. Но это её перестало волновать, когда в ушах поселился писк, а по комнате стали разлетаться осколки. Дождь мелких кусов щебня и стекла накрыл Данте, рассекая кожу на камзоле и пробиваясь дальше.