Старик замолчал и снова зарядил нос понюшкой табаку.
— Ты вот свой сорт ростишь. Это хорошо. А для кого ты стараешься? Для себя?
— Ну так что? — неопределенно спросил мальчик.
— Если только для себя, так не стоит и трудиться. Завтра же его выдерну. На твой век хватит и тех яблок, что в саду растут. Нет, Ваня. Твой сорт людям нужен. Ты дело Мичурина продолжаешь, науку вперед двигаешь. Понимаешь? Науку! — многозначительно сказал дед. — А наука для себя — это не наука. Грош ей цена.
— Дедушка, а ты разве думаешь, что я только для себя учусь?
— Нет. Я так не думал, а только в душу тебе забралась обида ревнивая… Как же, мол, так. Раньше в городе среди ребят я один садоводом считался, а сейчас, почитай, вся школа в садоводы определилась. Дед родной своего внука забросил…
— Да нет, дедушка… — перебил его внук. — Я так не думал. Просто я люблю наш сад.
— И люби, а мне помогать должен.
— Я и буду помогать.
— Давно бы так. Мне больше положиться не на кого.
Некоторое время они молчали, вслушиваясь в наступившую тишину. Где-то далеко тонко свистнул паровоз.
— Двадцать первый прошел, — промолвил Ваня.
Старик его не слышал. Он думал о чем-то другом.
— У всякого растения свой век есть, — снова начал рассуждать он тихим задушевным голосом. — Однолетнее растение год живет, двухлетнее — два года, а многолетние деревья даже тысячу лет могут жить. Ученые назвали это ве… ве… как его… забыл. Подскажи, Ванюша.
— Вегетационным периодом.
— Ну вот. И зачем так назвали? Не выговоришь. Почему бы не назвать понятней — веком. Ну вот, век растения на три части делится. Первая часть — это когда оно растет и сил набирается. Вторая часть — когда плоды дает, а третья часть — когда вянет постепенно. Так и мы с тобой. У каждого свой век. Ты живешь в первой части. Растешь, учишься, сил набираешься; у тебя всё впереди. А я живу в третьей части. А только ты из практики знаешь, если старую яблоню обмолодить, она снова может плоды приносить и долго еще служить…
Дед помолчал, а потом сказал строго:
— А Пармена мы прогнали. Выселиться ему приказано из сторожки.
— А кто же сторожить будет?
— Пока сами, а потом увидим.
В стенку раздался стук и заглушенный голос матери.
— Спите вы, полуночники! Бубнят, бубнят…
— Ну, ну, — отозвался дед. — Как сон придет, так и заснем.
За окном стоял полумрак. Ваня знал, что темнее не будет и скоро опять начнет светать. В июне ночи были совсем короткие.
Утром следующего дня в монастырский сад собрались мичуринцы. Некоторые из них привели с собой родителей, старших братьев и сестер. Пришли учителя школы и все пионеры. Пришел секретарь городского комитета партии товарищ Ермаков. Многие захватили с собой лопаты и грабли, пилы. Солодовников подъехал на грузовике.
Василий Лукич едва успевал распоряжаться. Все требовали работы. Тех, кто принес лопаты, он поставил на окопку деревьев, показав, как это делается. С пилами и ножами пошли на обрезку сухих веток. Этой операцией руководил Ваня. «Садовод» пальцем показывал место и наклон среза, а потом поручал кому-нибудь острым ножом сглаживать спиленное место.
Мусор, ветки, старые листья таскали к реке, и скоро там запылал костер.
Девочки чистили и мыли сторожку. Всё старье, лежавшее в сарае, грузили на машину.
Маша Ермакова ходила по пятам за стариком с тетрадкой и карандашом и добросовестно записывала все его замечания, относившиеся к садоводству.
В самый разгар работы к старику подбежал запыхавшийся Трубач и, взяв его под руку, потянул в сторону.
— Василий Лукич, идемте скорей, — сказал Гриша. — Что мы нашли-то…
— Чего нашли?
— Да идемте скорей. В сарае всякого мусора на полу было на полметра, — рассказывал он на ходу. — Начали мы сгребать его и вдруг смотрим… кольцо. Я сначала думал, что оно просто так валяется. Хотел поднять, а оно к полу привинчено. Ну, мы стали мести кругом, а там люк…
— Подвал, что ли?
— Не знаю. А вдруг подземный ход? Вот здорово будет. Василий Лукич, мы никому еще не сказали, только вам, — предупредил, на всякий случай, Трубач, увидев идущего по саду секретаря городского комитета партии товарища Ермакова.
Когда Василий Лукич с Гришей пришли в сарай, около открытого люка стояли три рослых мальчика.
— Открыли, Сеня? — спросил Трубач.
— Еле-еле открыли. Туда лестница опускается. Нужно слазить, посмотреть…
Старик наклонился над люком.
— Гриша, сбегай-ка к Ермакову. Попроси его сюда прийти.
Ребятам самим хотелось обследовать находку. Фантазия рисовала заманчивые и даже таинственные приключения, но старик рассуждал правильно, и пришлось подчиниться.
— Вы не думайте, что это подземный ход, — сказал он, понимая настроение мальчиков. — Ничего там нет. Это скорей всего подвал, где монахи яблоки хранили.
Скоро пришел Ермаков с дочерью и Николаем Павловичем. Находка всех заинтересовала. Но, чтобы спуститься вниз, нужен был свет; со спичками не полезешь. Ермаков написал записку в совхоз, один из ребят сходил туда и принес «летучую мышь».
— Ну, кто полезет? — спросил Николай Павлович. — Кто первый нашел?
— Я, — сказал Трубач.
— Хорошо. Лезь первый, если хочешь.
Трубач, недолго думая, взял фонарь и подошел к люку.
— А вдруг монахи туда чертей запирали? — пошутил Ермаков. — Схватят они тебя за ноги.
Красный от волнения, мальчик посмотрел на смеющихся и без колебания начал спускаться по скользким ступенькам.
— Я полезу за ним? — попросился Сеня.
— Идите, идите, — сказал Ермаков. — Ему одному с чертями не справиться. В случае чего, за хвост держите, как Вакула.
Мальчики обрадовались разрешению и один за другим быстро спустились вниз. Глухо доносились голоса.
— Здоровенный подвал…
— Николай Павлович, здесь бочки… много!
— Пустые бочки-то? — крикнул Василий Лукич.
— Не-ет… тяжелые.
Становилось интересно. Неужели монахи оставили в подвале что-нибудь ценное?
— Надо спускаться, Николай Павлович! — сказал Ермаков и полез в подвал.
Огонек «летучей мыши» плавал далеко. Чтобы не ступить в воду, секретарь чиркнул спичку. Но пол был сухой. У стен подвала были сделаны в несколько рядов глубокие полки.
— Здесь они яблоки сохраняли, — сказал Василий Лукич, спустившись последним.
— Хорошо оборудован подвал. Большой! Для вас это ценная находка, Василий Лукич, — сказал Ермаков.
— Здесь можно на зиму деревья прятать.
— Зачем их прятать?
— А вот если достанем южные сорта в кадках для скрещивания…
— Понимаю, понимаю.
— Где же бочки? Эй, ребята! Давайте сюда фонарь!
— Сейчас идем! — откликнулись мальчики. — Здесь ход есть. Дверь железная.
Фонарь заколыхался в воздухе и стал приближаться. Ребята вернулись возбужденные. Загадка не была до конца разгадана. Железная дверь куда-то вела…
При свете фонаря все увидели большие бочки, лежавшие у стены в несколько рядов. Попробовали верхнюю снять, но она словно приросла к месту.
— А знаете что? — сказал секретарь. — Бочки-то ведь с вином. Придется комиссию вызывать.
Пока они осматривали подвал, с грузовиком вернулся Солодовников.
С чугунной дверью возились долго, но все-таки открыли. За ней шел узкий коридор, проходящий под монастырской стеной. В конце его по лестнице поднялись наверх.
Подождите, товарищи! Опять дверь, — сказал Ермаков. — Ну-ка, посветите. Защелка какая-то…
Сильными ударами по рукоятке удалось поднять защелку, и дверь неожиданно легко открылась. Вошли в какое-то помещение, освещенное солнцем, проникавшим через пыльное окно с железными решетками.
— Куда же это мы попали? — спросил Николай Павлович, оглядываясь.
По краям стен были наделаны лари, и в них лежали отруби, овес, мука. На полу большой кучей были свалены плитки жмыхов.
— Наше путешествие кончилось. Это кладовка, — догадался секретарь. — Вы посмотрите, как просто монахи придумали.
На двери были приделаны полки, вроде открытого шкафа. Дверные щели закрывались поперечными досками. Рукоятка спрятана под полкой, и можно было подумать, что она сделана для ее упора.
Несомненно, ход под стеной сделан раньше подвала.
Все вышли из кладовки, закрыв за собой дверь на защелку, а вернувшись в подвал, захлопнули крепко и чугунную дверь.
— Знаете что, товарищи, — сказал Ермаков. — Не в ваших интересах болтать об этом ходе, если вы здесь собираетесь яблоки сохранять… Давайте условимся не болтать. Согласны?
Сверху спускались люди с фонарями. Слух о люке и каком-то странном подземелье быстро разошелся среди работающих в саду. Около сарая мальчиков встретила большая толпа любопытных. Их забросали вопросами.
— Да ничего особенного, — сказал Трубач. — Обыкновенный подвал. Овощехранилище.
— А почему вы так долго?
— Бочки там какие-то нашли, ну, и задержались, — нашелся он.
— Пустые бочки?
— С квасом.
Война
Степан Васильевич не успел еще заснуть, как почувствовал, что по шее бежит насекомое. Сегодня ночью это было уже в третий раз. Первое насекомое он смахнул с носа, второе он поймал на руке. Степан Васильевич хлопнул себя по шее.
— Анна! Ты спишь? — полушопотом спросил он.
— Ну, что у тебя? — отозвалась жена.
— Зажги-ка свет. Ползет какая-то тварь. Спать не дает.
— Спички у тебя в кармане.
— Рука занята. Поймал кого-то на шее.
Это встревожило женщину. Она встала, нашла коробок спичек и чиркнула. Степан Васильевич подошел к столу и смахнул насекомое.
— Свети!
По скатерти полз с поломанным крылом жучок — божья коровка.
— Жук. Смотри, вон еще. Откуда они налезли? — Показал на свою подушку: — А вот еще…
Он зажег лампу. Красных жучков, с крапинками на спине, оказалось много.
— Смотри, смотри. Нашествие! — говорил он жене, поднося зажженную лампу к насекомым, ползающим по кровати, по стульям и стенам.