— Боже мой, — тихо проговорил дядя Жерар.
— Вот и все, — пролепетал папочка, нагнулся через борт, зачерпнул воды, плеснул в лицо. Оно было восковым…
— Смотрите! — крикнула им я. Там, где только что был самолет, нарисовались три крошечных белых пятнышка.
— Парашютисты?! — выдохнул Мишель, в недоумении протирая глаза. — Откуда парашюты на борту пассажирского самолета?!
— Кто тебе сказал, что он был пассажирским? — вопросом на вопрос ответил Жорик.
— А каким еще?!
— Военным! Или, по-твоему, у Бразилии нет ВВС?
— Откуда на военном самолете террористы?!
— Да дались тебе эти сраные террористы, мать твою! Что ты к ним прицепился, последние мозги телевизором отшибло?! — вспылил Жорик. Папочка разобижено засопел.
— Аль-Каида повсюду мерещится, как сексуальному маньяку — голые бабы…
— Так все быстро… — пробормотала я. — Раз, и нет целой кучи людей.
— Да уж, — согласился француз, хмурясь. — Человек десять, если это был бомбардировщик…
— Бомбардировщик?! — Мишель скептически поджал губы.
— Не просто бомбардировщик, а сверхзвуковой, с изменяемой геометрией крыла, — добавил Жорик. — Что-то вроде русского Ту-160 или американского Rockwell Lancer. Не знал, что у бразильцев есть дальняя авиация…
— Уверен, что самолет был бразильским?!
— Мишель, если ты забыл, то я напомню: мы в Бразилии…
— И что с того?! Помешает это тем, кто нам дышит в спину?!
Жорик смерил отца испытующим взглядом, передернул плечами. Я бы поклялась, хотел вдобавок покрутить у виска, но воздержался. Ради мира во всем мире, как говорили в Совке…
Весь остаток дня, пока спускались к устью Мадейры, не перемолвились ни словечком. Настроение было подавленным, из головы не лезла авиакатастрофа, разразившаяся высоко в небе буквально на ровном месте. Никто из нас, понятно, не знал, что там у них стряслось. Дядя Жорик настроил радиоприемник на местную волну, в надежде разжиться хоть какими-то новостями, но станции штата без перерыва крутили зажигательную латиноамериканскую музыку и рекламу. Плюнув, француз обесточил приемник, буркнув, что этого говна ему и во Франции — выше крыши.
Периодически я поглядывала в сторону далекого левого берега Амазонки, туда, где разбился самолет. К счастью, лесной пожар не занялся, для этого в джунглях слишком влажно, даже если хорошенько полить их керосином. А вот вертикальный столб дыма, поднимавшийся над местом аварии, постепенно сместился с востока на запад, пока не оказался у нас за спиной. Естественно, ведь мы в темпе продвигались на восток, и течение реки нам было в помощь.
Кстати, папа напортачил с картами, штурман из него, скажем прямо, вышел гавеный. Мишель грозился, что мы увидим Мадейру не позже обеда. Однако, успело стемнеть, прежде чем устье этой громадной реки забрезжило далеко впереди. Правый берег, у которого мы держались, оборвался песчаной косой, за ним раскинулось устье Мадейры, противоположного берега было не разглядеть за опустившейся к вечеру дымке. Я высмотрела подходящее местечко для ночевки, и мы бросили якорь до утра.
— М-да, — протянул дядя Жорик, разводя костер. — Два дня на воде, а воз — и ныне там…
— Что ты имеешь в виду?! — забеспокоился Мишель.
— Пока что течение было попутным, но мы все равно ползем, как черепахи. С завтрашнего дня нам доведется идти против течения…
— Есть другие варианты?! — напрягся отец.
— Зачем кипятишься? — усмехнулся Жорик. — Я не хотел ругаться, просто констатировал факт…
Дядя Жора оказался прав лишь отчасти. Нашим моторам действительно прибавилось работы на следующий день, но, в остальном… Что касаемо всего прочего, путешествие пошло — как по маслу. Нас больше никто не тревожил, ни с воды, ни с воздуха, и мы постепенно успокоились. Перестали дергаться от каждого шороха. Приноровились к реке и лодкам, нащупали удобный для себя ритм, и дело заспорилось. Носы наших моторок, вспенивая буруны, развернулись на юго-восток, туда, откуда, нам навстречу катила свои зеленоватые воды Мадейра.
Конечно, почивать на лаврах было рановато, и это понимал каждый из нас. Кругом простирались дикие края, не такие враждебные, как в эпоху полковника Офсета, когда туземцам ничего не стоило засыпать путешественников градом отравленных стрел. Но и не сертифицированный курорт, где буквально на каждом шагу — по полицейскому участку и медпункту, услуги которых оплачены вами заранее, и потому включены в туристическую карту вместе с трехразовым питанием, круглосуточным баром и водяными горками в шаге от бунгало. Поэтому, повторяю, мы держались настороже, когда на седьмой день плавания миновали Маникоре, довольно приятный с виду городок, хоть он и представлял из себя хаотическое нагромождение деревянных и фанерных домиков, установленных на высокие сваи. Наверное, не просто так, ради улучшения обзора с веранд, чтобы скрасить часы сиесты, которая в Бразилии — святое дело.
— Это из-за поророки, — заметил отец.
Я украдкой взглянула на него, и у меня окончательно отлегло от души. Господи, как же приятно было снова видеть его таким жизнерадостным, с улыбкой до ушей и глазами, светящимися от мальчишеского восторга. Папа словно сбросил лет десять, а то и больше. Он помолодел самым чудесным образом, оздоравливаясь по методике Офсета. Сутулые плечи расправились, унылый взгляд куда-то пропал. Передо мной был совершенно другой человек, не сгорбившийся под тяжестью прожитых лет и попутно свыкшийся с мыслью, что скоро будет зачислен в старики. Ох и молоток же был дядя Жорик, когда подначивал нас сняться с якоря. Хорошенько проветриться, покинув уютный Кирьят-Моцкин. Я все ждала, вдруг депрессия, донимавшая папочку в последние годы, сообразит, что ее оставили с носом, и ринется вдогонку. Но нет, даже подозрительность, которой Мишель заразился по пути в Амазонию, пошла ему в целом на пользу. Расшевелила, заставила задышать полной грудью. Что и говорить, я увидела машину времени в действии, она сделала Мишеля таким, каким он был в начале девяностых, когда только завладел Даром Иштар.
— Из-за поророки? — недоверчиво прищурился дядя Жорик. Наши лодки шли параллельными курсами, мощные моторы размеренно и деловито урчали.
— Из-за нее, — подтвердил Мишель с таким довольным видом, что я не удивилась бы, если бы он, случись кошмарной волне появиться прямо сейчас, слизывая прибрежные хижины и вырывая с конем вековые стволы, принялся скакать от счастья в предвкушении, когда нас подхватит и понесет как серферов.
— Приливная волна так далеко от устья Амазонки? — усомнился Жорик. — Ну ты хватил! Да мы по одной Маморе уже поднялись вверх километров на пятьсот…
— На четыреста восемьдесят два, — важно поправил приятеля Мишель. — И что? Амазонка тебе — не какая-нибудь там Луара…
Дядя Жорик криво улыбнулся.
— К твоему сведению, приливные волны достигают десяти метров в высоту, поднимаясь вверх по реке на тысячи километров со скоростью моторного катера. Это — бич здешних краев, зато, как говорят, незабываемое зрелище…
— Ага, для тех, кому подфартило не напускать пузырей, — криво усмехнулся француз.
— В том-то и вся прелесть, Жорик. — Экзистенциализм чистой воды!
— Ага, амазонской воды, только хрена лысого она — чистая…
— Можно подумать, в Сене — чище… — продолжал вредничать Мишель.
— Смотри, накличешь на нас беду…
— Не боись, с такими мощными моторами — нам сам черт не брат. Если что, зададим стрекача…
— Если бензин не кончится…
Когда городок только показался впереди, француз предложил залить по горлышки все наличествующие канистры, но Мишель беспечно отмахнулся, заявив, еще успеется. Впереди, мол, полно цивилизованных мест, к чему даром перегружать лодки топливом…
— Помнишь, что сталось с перегруженными углем русскими броненосцами в Цусимском проливе? — спросил отец.
— Догадываюсь, — бросил Жорик. — Им устроили бесплатный ребилд?
— Что-то вроде того. Сначала — разобрали на запчасти.
— Понял, — Жорик прочувствованно кивнул.
— Другой вопрос — какая связь между столь аномально высокой приливной волной и Хамзой, подземным двойником Амазонки? — с глубокомысленным видом изрек Мишель, посчитав вопрос с заправкой топливом исчерпанным. — Нисколько не сомневаюсь, обе эти реки соединены в единую экосистему, столь грандиозную, что захватывает дух…
Этой своей Хамзой, недавно открытой учеными, папочка нам успел прожужжать все уши. О титанической подземной реке, протекающей под Амазонкой на глубине в четыре километра и впадающей в океан у самого его дна, куда способен нырнуть далеко не всякий батискаф, Мишель узнал еще дома, в Кирьят-Моцкин, занимаясь на досуге своим любимым Wiki-серфингом. И, его она так заворожила его, что с тех пор Мишель носился с Хамзой, как с писаной торбой, никому не давая проходу.
— Да вы себе хотя бы представляете, что это означает?! — вещал папочка из своей лодки, пока мы плыли. — Целый подземный мир! Километровые гроты, сказочные пещеры Али-Бабы, и, как знать, не обитала ли там прежде какая-то разумная раса.
— Атланты? — с ехидцей осведомился дядя Жерар.
— Шамбальщики, — хихикнула я, чем вывела Мишеля из себя.
— Балбесы вы оба! — замахал руками отец, выпуская руль, отчего его лодка легла на правый галс. — В истории — всегда так. Найдется один смельчак, какой-нибудь Поль Шпильман или Перси Офсет, чтобы заявить остальным: ребята, Атлантида — была. То, что вы ее найти не можете, еще ничего не доказывает! А маловеры ему хором: отвянь, лошара, загляни в учебник, там все давно написано…
— Папа, вернись! — крикнула я, потому что он отдалялся, не замечая этого в запале.
Спохватившись, отец вернул лодку на прежний курс, неодобрительно покосился на наши ухмыляющиеся физиономии.
— Если вы оба не верите, то чего тогда со мной поперлись? Вечерок скоротать?!
Верили ли мы на самом деле, что найдем Колыбель Всего? Это каждый мог молча спросить у себя. В тот момент, даже не знаю, что бы ответила лично я, если бы мне запретили юлить…