– Ну будет, будет, сэр, кричать совсем не обязательно. Я вас прекрасно слышу.
Билл виновато умолк, чувствуя еще большее беспокойство.
– Но все же есть тут нечто странное, – пробормотал он, вспоминая Фрэнсис Флёр, стоящую на белых ступенях в сиянии звезд, которые разгорались все ярче, в окружении похожих на привидения построек студии «Пайнхэм». – Фрэнсис ничего не сказала о том, что здесь находитесь вы, главный инспектор. Если она, конечно, об этом знала.
– Она знала, – сообщила ему Моника.
Тут и Мастерс повел себя как-то странно.
– Ну, сэр, возможно, она просто не хотела, чтобы поползли слухи, – хмыкнул он. – Люди, бывает, недоговаривают, знаете ли. Особенно если это касается полиции. Во всяком случае, она точно находилась со мной, а также с другими лицами начиная с семи двадцати. Очень привлекательная женщина, надо сказать. О да, очень привлекательная.
Он на мгновение задумался, но потом обратился к Монике, поскольку обладал острым слухом, который улавливал малейшие нюансы:
– Прошу прощения, мисс. Вы сообщили, что мисс Флёр о чем-то сообщила мистеру Картрайту… Речь шла о «безобидных сплетнях»?
– Нет-нет, я не знаю… Просто мысли вслух.
– Да? А я подумал, что это может быть важным.
– Главный инспектор… – медленно проговорил Билл. – Я не совсем понимаю, чем вы здесь занимаетесь. И вы, похоже, не склонны делиться информацией. Могу только сказать, что, если вы не имеете законных полномочий, вы, должно быть, обладаете удивительным даром красноречия, по причине которого все те, с кем вы беседовали, даже забыли об ужине, несмотря на то что пробило восемь.
– Ну, сэр, не знаю, по причине ли моего удивительного дара красноречия они забыли об ужине. И если уж на то пошло, не по той же ли причине и я забыл об ужине. Как бы то ни было, вы и молодая леди окажете мне большую услугу, если пройдете со мной… Вы останетесь здесь, доктор?
– Да. Позвоните, если я вам понадоблюсь.
Мастерс повел их обратно по застекленному пассажу к главному входу. Они поднялись за ним по лестнице и вышли в коридор, вдоль которого располагались многочисленные небольшие кабинеты. Мастерс провел их в один из этих кабинетов.
В нем, грузный и злой как дьявол, их дожидался сэр Генри Мерривейл.
Г. М. сидел за столом, на сияющей поверхности которого располагался один из тех телефонов-коммутаторов, что используются для связи между кабинетами. Казалось, аппарат вызывал у Г. М. живое любопытство. Однако взгляд у него был обеспокоенным.
– Нашли их все-таки, – сказал он.
– Нашел, – подтвердил Мастерс. – И… несчастье произошло даже раньше, чем вы предполагали. Мисс Парсонс взяла отравленную сигарету из шкатулки, что находилась на столе этой молодой леди. Мисс Стэнтон – сэр Генри Мерривейл.
Г. М. тяжело поднялся на ноги, угрюмо нагнул голову и снова опустился на стул.
– То есть, – пробормотал он, – она…
– Возможно.
– Значит, – вмешался Билл Картрайт, – вы все-таки решили прийти нам на помощь?
– Меня волнует пропавшая кинопленка, – буркнул Г. М. – Это все, что меня волнует. Однако у меня есть совесть. Я не могу просто сидеть сложа руки, зная, что у кого-то все шансы попасть в хорошую переделку. – Его взгляд застыл на Монике, потом переместился на дверь в смежный кабинет, за которой раздавались приглушенные голоса. – Я посмотрел на действующих лиц, – продолжил он. – У меня были вопросы ко всем, в особенности к мисс Флёр.
– Да, – кивнул Мастерс, – и какие же деликатные это были вопросы! Прошу прощения, мисс. Первое, чем он поинтересовался: было ли ее появление на экране в ванне постановочным или настоящим?
Г. М. хмыкнул:
– Ну, мне было любопытно. Чуть ли не всю свою жизнь я мечтал посетить киностудию. И вот теперь, когда у меня наконец возникло основание, чтобы ее увидеть, на ней темно, как в угольном подвале. Знаете, Мастерс, у меня самого задатки очень неплохого актера. Я по-прежнему думаю, что смог бы сыграть Ричарда Третьего.
– Вы?
– А почему бы и нет, интересно? – проревел Г. М. с видом оскорбленного достоинства. – Когда-то это было моим самым большим устремлением. Я рассказывал вам, что приятельствовал с Генри Ирвингом?[34] Тогда у меня еще были волосы, да и вообще я был красавчик и постоянно одолевал его просьбами позволить мне сыграть Ричарда Третьего.
– Ах вот как… И он вам позволил?
– Вообще-то, нет, – с досадой признал Г. М. – Не совсем. Он сказал: «Мой дорогой сэр, ничто не доставило бы мне большего удовольствия, чем позволить вам сыграть Ричарда Третьего. Но, откровенно говоря, сэр, позволь я вам сделать что-либо иное, помимо выхода с копьем в роли без слов, театр „Лицеум“ не оставил бы от меня и мокрого места». Вот как ценил он мой художественный талант. Кстати, здесь у нас, кажется, художественных талантов хоть отбавляй. Отравленная сигарета, говорите? Отравленная чем?
– Белладонной, – сказал Билл.
– Белладонной. Судя по выражению вашего лица, эта прекрасная идея тоже вас занимала?
Билл поморщился: ему повсюду мерещилось лицо Тилли.
– Я сделал некоторые заметки по поводу белладонны, не отрицаю. Но отравленная сигарета являлась лишь одной из задумок. Записи лежали у меня в столе. Но ведь всякий раз, когда вы замышляете написать рассказ, вам и в голову не приходит, что кто-нибудь… – Он осекся. Объясняться было затруднительно, сродни тому как сражаться с воздухом. – Кроме того, убийце было не обязательно вдохновляться моей задумкой. Это не мое изобретение – такое уже случалось в реальной жизни. Одна из жертв в деле Моулда двадцать третьего года была убита с помощью сигары, смоченной белладонной.
– Не кипятитесь, сынок. Просто расскажите мне, как все было. Погодите-ка!
Превозмогая болезненные ощущения, Г. М. протянул руку и коснулся переключателя на коммутаторе.
– Эта штуковина была включена, – тихо проговорил он. – А теперь она выключена. Я снова ее включу. И знайте: все, что вы здесь скажете, будет услышано заинтересованными лицами в соседнем кабинете. Так что говорите четко и ясно. Готовы?
– Прошу вас! – воскликнула Моника. – Прежде чем вы продолжите, вам следует узнать одну вещь. Я могу сказать вам, в какой момент сигарета могла оказаться в этой шкатулке.
Впервые увидев Г. М., она сильно удивилась. Моника ожидала, что он будет выглядеть как угодно, но не так. Тем не менее в его внешности было что-то весьма примечательное.
Между тем ее заявление произвело на присутствующих эффект электрического разряда. Г. М. снова протянул руку к коммутатору, однако, обменявшись взглядами с Мастерсом, оставил все как есть. Зная, что ее слова слышны людям в соседнем помещении, Моника только укрепилась в своей решимости.
Она рассказала все в мельчайших подробностях, включая получение третьего анонимного письма и объяснения по этому поводу со стороны Тилли. Но прежде чем она завершила рассказ, Г. М. прервал ее. Взгляды, которыми он обменивался с Мастерсом, становились все заинтересованнее.
– Постойте-ка, – велел он, потирая подбородок. – Правильно ли я понял, что вы приобрели пачку с пятьюдесятью сигаретами в табачной лавке на станции Марлибон прямо перед тем, как сесть в поезд?
– Да.
Главный инспектор Мастерс присвистнул через сжатые зубы.
– И это, – заключил он, – исключает всякую возможность того, что отравленная сигарета была в числе тех пятидесяти. То есть, сэр, никто бы не стал запихивать отравленную сигарету в пачку на железнодорожной станции в надежде, что мисс Стэнтон будет проходить мимо и купит ее.
– Помолчи-ка, Мастерс, – сказал Г. М., кладя свои пухлые руки на колени и наклоняя вперед корпус. – Итак, вы положили пачку с пятьюдесятью сигаретами в сумочку?
– Да.
– И вы не выпускали эту сумочку из рук с того момента, как сунули в нее сигареты, и до того, как выложили их в красную кожаную шкатулку?
– Нет, не выпускала. – За это Моника могла поручиться. – Даже когда по возвращении я зашла в кабинет Тилли на пару минут, я держала сумочку при себе.
Г. М. обратился к ней с просительным выражением лица:
– А теперь, ради всего святого, напрягите память. До того как вы положили сигареты в кожаную шкатулку, она была пуста?
– Да.
– Вы уверены в этом? Там не могло заваляться какой-нибудь сигаретки?
– Я абсолютно уверена, что шкатулка была пуста. Я даже перевернула ее вверх дном, чтобы вытрясти из нее табачные крошки.
– И после того как вы высыпали сигареты в шкатулку, вы вообще не покидали своего кабинета?
– Ни разу.
Мастерс, покосившись на нее своими блекло-голубыми глазами, пожевал нижнюю губу.
– Похоже, – обратился он к Г. М., – наш преступник действует в открытую. Нервы у него крепкие. Он подбросил отравленную сигарету в шкатулку прямо на глазах у этой молодой леди. Теперь все должно быть просто… Мисс, кто находился в кабинете с того момента, как вы переложили сигареты в шкатулку, и до тех пор, пока мисс Парсонс не угостилась отравленной сигаретой?
Моника закрыла глаза:
– Так, там находилась сама Тилли, конечно…
– Кто еще? – вопросил Г. М.
– Еще Билл. Но он этого не делал. И вообще… – Она осеклась.
– Вообще – что?
– Пожалуйста, не обращайте внимания! Мы обсуждали личные вопросы. Мы…
Билл решительно подался вперед, дернул за переключатель, остановив передачу звука, и закончил предложение за Монику.
– Мы обнимались и целовались, – выдал он. – И в этом нет ничего предосудительного. Я просил ее выйти за меня замуж.
– Не просили!
– А если попрошу, выйдете?
– Да.
– Ну и прекрасно, – сказал Билл и снова передвинул переключатель.
Вообще-то, он ожидал, что Г. М. выйдет из себя от этой новости, но тот лишь с подозрением смотрел на Монику. Как бы то ни было, из всех изощренных форм пыток, что он мог замыслить для тех, кто слушал их разговор в соседнем кабинете, это внезапное отключение с последующим включением было, вероятно, самой действенной.