— Молчи, сынок!
Агафья метнулась к Сергею, широкие рукава сарафана взвились, как крылья спасающей цыпленка клуши. Нойд меленько захихикал.
— Совсем ожил. Хорошо. Давно, однако, пора!
Агафья замерла… Сергей, только сейчас сообразив, что из одежды на нем разве что пара шрамов, мучительно покраснел и потянул на себя лежавшую под ногами оленью шкуру.
— Замерз? — по-своему понял нойд. — Ничо, скоро согреешься… Ты, баба, — обратился он к Агафье, — про ворвань не забудь. Полбочонка сейчас дашь — за труды, да бочонок когда сын совсем здоров будет.
— Побойся Христа, Сыйт! — ахнула Агафья. — В мае немцы каянские[6] побережье зорили, мало до Умбы не дошли и ты туда же последнее отнимать! У меня кита в подполе нет — где столько ворвани взять?
— Мне ваша вера не указ — у лопарей свои боги, — мрачно отрезал нойд и, остывая, проворчал, — сын твой не лопарь, сайво помогать не будут… Хочешь, чтоб я за Тимшу Каврая[7] просил? Ворвань неси. Нет — твое дело.
— Каврая?! Ты можешь… — Агафья осеклась, прикрыла рот ладонью, словно хотела загнать обратно невольно вырвавшееся имя.
— Могу, — согласился нойд, — или своему богу молись пусть он Тимшу лечит.
— Будь по-твоему, Сыйт, — Агафья сникла, побрела к выходу. Сергей, забыв о наготе бросился следом.
— Зачем побежал? — властно окрикнул нойд. — Тебе наружу ходу нет!
В глазах шамана вспыхнуло черное пламя, окатив Шабанова сковавшим члены холодом.
«Вконец оборзел, лопарь занюханный!» — озлился Сергей. Он вскочил… точнее, попытался вскочить — ноги внезапно подкосились, юноша грузно упал на шкуры.
Нойд одобрительно покивал.
— Сиди тама, однако. Вечером к сейду пойдем, Каврая просить, чтобы тебя лечил.
Шабанов зло скрипнул зубами, но промолчал.
Любого северянина спроси — что такое сейды? Если хоть раз в сопки хаживал, сразу скажет — священные камни лопарские… а кто такой Каврай? И почему Агафья так шарахнулась?! Забытый божок? В двадцать первом веке другим идолам молятся — с электронной начинкой… Шабанов поморщился. Где они, эти идолы? И что с них толку?
Встать по-прежнему не удавалось — кое-какая сила таки у шамана была…
«Экстрасенс хренов…» — Сергей пожал плечами и неожиданно для себя зевнул — «Подумаешь… Ни моря вокруг, ни акул… можно и поспать, раз ночью не пришлось…»
Он закутался в сшитый из оленьих шкур спальный мешок-рову, поворочался, устраиваясь поудобнее…
«К науке обращаться бесполезно, так может, у шамана что получится…» — подумалось напоследок.
Толчок в плечо вернул к действительности. Шабанов лениво потянулся…
«Сейчас открою глаза, а за окном — Мурманск… Главное — очень этого хотеть… Ну, открываю…»
Родной двухкомнатной квартирой и не пахло — все та же лопарская тупа,[8] низкий закопченый потолок и маячащая рядом хитрая рожа нойда по имени Сыйт.
— Проснулся? — не то спросил, не то констатировал нойд. — Хорошо. Вставай, к сейду пойдем.
На колени Сергею полетела длинная — до колен — шерстяная рубаха-юпа и яры — шитые из оленьией шкуры колготы. Рядом тяжело грюкнули просмоленые боты-тобурки. Нойд распахнул надсадно заскрипевшую дверь, кряхтя выбрался из тупы.
— Торопись, однако, — нетерпеливо бросил он со двора. — Луна уйдет, до следующей у меня жить будешь… Придется Агафье всю оставшуюся ворвань отдавать.
Торчать целый месяц в тесной лопарской хибаре Сергею не хотелось вовсе, и он послушно заторопился.
В трех шагах от тупы шамана дожидался большой грустноглазый олень. Быка донимали оводы — он вскидывал голову, чесал бока разлапистыми рогами. На оленьей спине вороньим гнездом приткнулось сплетенное из березовых прутьев вьючное седло. Неподалеку от избушки белела ягельная полянка, олень периодически тянулся в ту сторону, однако с места не сходил, словно привязанный невидимой веревкой.
— Кавраю подарок, — сообщил нойд, пристраивая на седле большую кожаную суму-кису. — Каврай подарки лю-юбит…
Шабанов так и не понял, что он имел в виду — оленя или содержимое кисы, но переспрашивать не стал — видно будет, не его — Серегу, — и ладно.
Шли долго. Прозрачная луна бесшумным привидением карабкалась по светло-голубому ночному небу. Выше и выше.
— Быстрее надо, однако, — буркнул недовольно Сыйт и прибавил шагу. Сергей старался не отставать. Получалось плохо — непривыкшие к лопарской обуви ноги покрылись волдырями, пятки горели, как ошпаренные. Последний час он шел, не замечая ничего вокруг, и потому едва не сбил с ног резко остановившегося нойда.
Сыйт даже не обернулся. Негромко бормоча, он поклонился гряде потрескавшихся, выветренных скал.
И где здесь Кавраев сейд? Сергей очумело прокрутил головой — ветер и время превратили скалы в череду сурово глядящих лиц.
— Сайво, — торжественно пояснил Сыйт, — праудедки наши. Отсюда и до Каврая два шага…
Сейд показался, стоило обойти скалы — стопа каменных плит, увенчанная похожим на человеческую голову валуном. На макушке валуна красовалась плоская гранитная шапка.
— Мало-мало не опоздали, однако, — заметил нойд, в очередной раз глянув на почти достигшую зенита луну.
В руках нойда появились кожаная фляга и вырезанная из березового капа плошка.
— Пей! — коротко и властно приказал шаман.
Сергей недоверчиво принюхался — от плескавшейся на дне чаши жидкости остро пахло травами и чем-то незнакомым.
— Небось мухоморов намешал? — подозрительно поинтересовался Шабанов.
— Что надо, то и намешал, — отрезал нойд. — Не хочешь к Агафье иди. Меньше мороки старому лопарю.
Остаться здесь навсегда?! Ну уж нет! Сергей обреченно вздохнул и поднес чашу к губам… В желудок обрушилась огненная волна, растеклась по вмиг онемевшему телу.
К Шабанову протянулась показавшаяся невероятно длинной рука, опустевшая чашка вновь исчезла в кисе.
Сыйт обошел вокруг истукана, чтобы оказаться перед тем, что считал лицом. С невнятным бормотанием он опустился на колени, снял мох с неприметного бугорка… когда шаман поднялся, на ладони его лежал гладкий кварцевый шар.
— На-ко, — нойд подал камень Сергею и ткнул пальцем в обнажившийся бугор. — Сюда садись, на камень смотри, о хорошем думай…
— О че-ем? — пьяновато улыбнувшись переспросил Шабанов — кто знает, что здесь хорошим считается — может, врагам глотки резать?
Нойд скривился, возмущенный подобной непонятливостью. — Девку гладкую мял? О девке думай! О еде вкусной. Что нравится, то и думай!
Сергей припомнил синтетическую Наталью и уныло вздохнул — лучше и впрямь о еде… В руке Сыйта, как по волшебству возник бубен и загудел, зарокотал далеким громом… с рокотом бубна сплелся надтреснуто-гнусавый речитатив…
Шабанов прилежно вглядывался в кварцевый шар. в голове крутились образы родной семиэтажки, вечно замотанной матери, Леушина, с которым надо бы помириться…
Где-то на границе видимого мира, не прерывавший заунывного пения нойд подошел к терпеливо ждущему своей участи оленю… неуловимо-быстрый взмах ножа… кровь из вспоротой оленьей глотки хлынула на утонувший во мху постамент… смоченная алым напитком рука Сыйта коснулась каменных губ верховного лопарского бога… и снова зарокотал примолкший на полузвуке бубен.
От каменного истукана пролегла тень, сгустилась… холодная, странно-подвижная… Шар в руках потеплел, по молочно-матовой поверхности, щекоча пальцы, пробежали золотистые искры… Тень отделилась от подножия сейда, поднялась над землей… Вырезанный из клубящейся тьмы силуэт шагнул к Сергею, струящиеся руки жадно и властно потянулись к лежащему в ладонях Шабанова камню…
Сергей наклонился вперед, прикрывая сияющий шар телом. Ну, нет! Бог или демон, пусть сначала от кошмаров избавит! Раз и навсегда!
— Что ты хочешь, смертный? — сердито прошелестел призрачный голос. — Твои мысли скачут, как зайцы по тундре!
Ни громов, ни молний, ни труб архангелов… как занятый важным отец бестолково галдящему отпрыску.
Сейчас или никогда! Сергей дерзко глянул в текучее лицо Каврая.
— Домой хочу! В свое тело хочу! Надоела мне эта шиза!
— Домо-ой? — тьма запрокинула голову и беззвучно расхохоталась. Мир подернулся волнами ряби. — Где твой дом, смертный? Которое тело твое?
«Что за дурацкий вопрос?! А еще богом называется!»
— Не здесь и не это! — упрямо набычился Шабанов.
— Глупец! — голос Каврая звякнул металлом. — Разве дом это четыре стены? Разве тело всего лишь вместилище сожранной пищи? Хочешь найти себя? Ищи путь! И не тревожь меня больше!
Нависшая над Сергеем тень обернулась воющим смерчем и втянулась в кварцевый шар. Исходящее от него сияние мгновенно померкло, паутина трещин затянула поверхность, а еще через миг шар просыпался меж пальцев горсточкой праха…
— Новый делать придется, однако… — недовольно прогнусавил подошедший к Сергею нойд. — Что Каврай сказал, э?
— Сказал, что бы я сам… — растерянно ответил Сергей. — И домой не отправил… Как же теперь?
Нойд присел на корточки, шершавые пальцы уперлись в серегин подбородок, заставили поднять лицо.
— Зачем на тобурки смотреть? На мир смотри. Думаешь, Каврай шутки шутил? Вон она, твоя дорога! — нойд ткнул рукой куда-то вбок. — А куда она приведет, сам решить должен…
Шабанов поднялся. Ныли затекшие от долгого сидения колени, голова кружилась, в глазах плавали разноцветные пятна. Дорога? Сергей пошарил взглядом — за спиной начиналась почему-то незамеченная ранее тропинка. Над тропой, несмотря на прохладный ночной воздух, дрожало марево. Видневшиеся сквозь него каменные «праудедки» лукаво подмигивали.
Решить, куда приведет? Да чего здесь решать?! Валить отсюда пора! Лишь бы колдовство сработало!
— Ну, спасибо тебе, Сыйт! — заторопился Сергей. — Век помнить буду!
Сыйт насмешливо прищурился, сразу став похожим на своих «праудедков».
— Потом спасибо скажешь, однако, когда дом найдешь… настоящий дом! — зачем-то повторил он.