– Боишься? – Никита читает меня, как раскрытую книгу.
Назло ему завожу руки за спину и прощаюсь с бельем. Он задирает бровь, а затем широко улыбается.
– Так это была провокация? – наигранно возмущаюсь я.
Подаюсь вперед, провожу пальцами по его животу – и без того напряженный пресс становится твердым, как камень. Не успеваю об этом подумать, Никита подхватывает на руки так легко, будто пушинку, и несет в сторону лестницы, затем наверх. В спальню. Заваливается вместе со мной на кровать, а я как скрестила ноги у него за спиной, так и не отпускаю. Тянусь к нему, но он не дает поймать. Замирает.
Мозг выстреливает сигнал тревоги: что-то не так. Никита же не передумает? Я не переживу, если он не захочет пойти дальше сейчас. Я сбегу. Нет, кому я вру? Я не смогу. Но в сердце однозначно будет трещина.
– Эй, – шепчет он низким тоном, от которого мурашки бегут по позвонку. Собирается сказать что-то еще, но я останавливаю – прижимаю палец к его губам.
– Если честно, я очень боюсь. Всего, что происходит. Даже тебя немного, – выдавливаю легкую улыбку, потому что голос дрожит. – Но без тебя мне в миллионы раз страшнее. Ты не бросай меня.
Сказать это вслух кажется жалким, но после чувствую необъяснимую силу. Страх уходит, потому что я вижу ответ в его глазах. Не бросит.
– Ра-ада, – говорит Никита с придыханием, и от этой тягучей буквы «а» я почти задыхаюсь.
Я почти задыхаюсь от удовольствия, когда он снова целует меня.
Сейчас в том вихре чувств, эмоций, движений – умелых и неловких, нежных и до умопомрачения грубых, я понимаю, что Никита сдерживался. Все время со мной он чертовски сильно сдерживался, и почувствовать разницу дорогого стоит.
Его везде очень много – целует, ласкает, требует, ведет. Я пытаюсь угнаться, но с удовольствием проигрываю. В этом что-то есть. В слабости перед ним. Мне совсем не страшно быть для Никиты слабой, чему я сама сильно удивлена.
– Потерпи.
– Заткнись.
Представьте, мы смеемся. Не интимно хихикаем, нет, именно хохочем в полный голос. Но в самый нужный момент Никита ловит мои губы и сжимает ладонь. И я чувствую главное – я не одна.
Все выходит иначе, не так, как я думала. Гораздо лучше. Не мило и аккуратно, с опаской и осторожностью, как показывают во многих фильмах. Крышесносно! Незабываемо! Как в книжках с мягкой обложкой, где вечно вздымается грудь, плоть и что бы там ни было. Я всего одну такую читала и ни слову в ней не поверила. А, получается, зря.
И нет, я не возвышаюсь над небесами после первого раза. В голове, животе, груди не взрываются фейерверки, я не рассыпаюсь на тысячи осколков. Все это происходит позже. И не один раз. Я до хрипа срываю голос. Происходящее напоминает долгий забег с препятствиями, под конец которого хочется выплюнуть легкие. Но ноги настолько ватные, а тело почти невесомое, что кажется – ты не идешь, а плывешь. Потрясающее чувство.
Никита лежит на спине и прижимает меня так крепко – не оторвешь. Мы пытаемся отдышаться, я глажу красные отметины, которые случайно оставила на его плечах, и кусаю губу.
Вряд ли это могло быть лучше.
– Прекрати, – бормочет он, будто с укором.
– Что? – Вскидываю на него глаза.
Он улыбается и играет бровями.
– Это.
– Ах, – перестаю терзать себя и снова тянусь оставить короткий поцелуй.
Разве могла я вообразить, что смогу касаться его просто так? Более того – что ему будет это нравиться! Да никогда.
– Теперь, когда Волк твой, ты можешь уйти из полиции, – подает он голос, и я вздрагиваю.
Просто потому что представляю подобный исход. Страх возвращается.
– Нет-нет, еще рано думать о таком, мне нужна эта работа, – возражаю я.
Я не знаю, что будет завтра. Я не знаю, как долго продлится наша с Никитой история. Мне нельзя терять голову, хотя что там! Я ее уже потеряла, но последние остатки разума сейчас вопят гнуть свою линию.
– Тише, маленькая, – Никита притягивает ближе, почти кладет меня сверху, а я глубже зарываюсь в объятия, – тише ты, трясешься вся. Это твоя жизнь и твой выбор. Я лишь предложил.
Медленно успокаиваюсь, пульс приходит в норму. Вдыхаю аромат мужского тела вперемешку с гелем и туалетной водой.
– Я боюсь за тебя. Каждую минуту, когда ты не рядом.
Так не уезжай, – хочу сказать.
– Мне надо уехать, – опережает он. – Я решу все вопросы и вернусь к тебе.
– Честно?
Никита целует мой нос, ведет своим вдоль щеки и щекочет шепотом за ухом.
– Обещаю.
После мы много дурачимся. Я еду на его спине в ванную, он обзывает меня мартышкой, в ответ слышит про лихого скакуна. Чуть позже в объятиях пушистой пены и крепких рук я ненадолго отключаюсь. Никита осторожно будит.
– Давай выбираться, вода остыла.
А когда обтирает меня полотенцем и я ловлю себя на мысли, что почти не стесняюсь, он удивляет вопросом.
– Ты говорила, что никогда не искала родителей. Не напомнишь почему?
Я пожимаю плечами.
– Потому. Так будет лучше всем. Если они живы-здоровы, что я им скажу? Эй, привет, это я – ваша блудная дочь? Нет. Я видела эти никому не нужные встречи много раз и давным-давно решила для себя, что не буду искать.
– Я понял тебя.
Странно, что Никита завел этот разговор. Может, из-за отца? Мне так жаль, что я рассорила их. Хочу сказать об этом, но не хочу лишний раз сыпать соль на рану. Может, потом? Через время?
Когда я спускаюсь, кажется, что прошла целая вечность, на деле же мы выпали всего на несколько часов. Мы вместе ужинаем сосисками с пюре, которое я наспех готовлю, а после Никита все-таки берет билеты на ночной рейс в Москву и улетает.
Глава 29
Никита
В Москве еще темень кромешная, в конце ноября поздно светает. Такси везет меня за МКАД, в Куркино, за окном мелькают огни. А я думаю лишь о том, как быстро и неожиданно меняется жизнь: город, где я чувствовал себя не хуже, чем дома, кажется совершенно чужим.
Рада. Всему виной маленький волчонок, который вихрем ворвался в мой мир и занял там почетное место. Теперь я хорошо чувствую разницу – с ней и без нее. Это как секс и занятие любовью. Как две разные жизни.
Смысл кроется в мелочах. За тысячу километров не слышен ее голос, не видна улыбка. Без нее – тишина и покой, который претит мне. С каких пор? Да с тех самых, как у нее прорвало батарею, и топот ног поселился в моем доме. Кстати, отцовский адвокат отсудил неплохую сумму у аварийной службы коммунальных предприятий, я кинул на ее счет, но, видимо, она редко баланс проверяет.
Только думаю о девчонке, как от нее приходит сообщение. И хочется отругать, что не спит, но не после селфи с Волком и короткого «мы скучаем». Вижу в отражении глупую улыбку, чуть искаженную наморозью на окне, и не сопротивляюсь желанию ответить. Больше нет.
«А кто больше?»
«Ну а то ты не знаешь!!»
Пятисекундная пауза и следом летит еще одно.
«Конечно же Волк»
«Посмотри, весь извелся так, что лишнюю порцию корма съел»
«Скоро бегемотом станет»
Невозможные. Пишу, что тоже скучаю и ставлю смайл со скупой слезой – помню, Рада упрекала недостатком «желтых рожиц». Смеюсь и ловлю взгляд водителя на себе. Он возит меня много лет, но сейчас кажется удивленным.
– Вы к нам с хорошим настроением, – говорит, пока стоим на светофоре, – значит, выиграете все, что должны.
– Так вот в чем секрет? – даже пытаюсь шутить.
Но на самом-то деле я знаю, что секрет в другом. В другой – в смелой девчонке, которая чувствует так ярко, что заряжает на сто процентов, заражает жаждой жизни. Нет, это правда. Сейчас я и правда готов рвать всех, кто посмеет встать на моем пути.
И ведь совсем не хотел спешить с ней. Надеялся, потяну дольше, увидит настоящего, передумает. Я же не такой, как она себе сочинила. «Принц на танке», «крестная фея», как она там еще меня называла? Это не я. Я и во всех этих чувствах недалеко от нее ушел – мой опыт «отношений» начинался и заканчивался на Лиле, и не то чтобы он был очень хорошим.
Но, если честно, я не желал спешить, потому что слишком сильно хотел ее и понимал – после просто не отпущу.
Я старался быть аккуратным с Радой, но легче шаровую молнию в банке удержать или открытое пламя голыми руками потушить. Она очень прямая – так умеет только неизвращенный ложью человек. И невероятно отзывчивая – где ни коснешься, покрывается мурашками, краснеет, дрожит. Как тут себя сдержать?
Опять мысли заворачивают на опасную территорию, я усмехаюсь под нос. Секс для меня никогда не был главной целью, всегда продолжением – влюбленности, хорошего вечера. С Радой он стал завершением борьбы. С самим собой, с ней, с предрассудками. Я сдался. С боем, но сдался. Она даже не представляет, какую власть имеет надо мной.
Несколько дней в суматошной столице пролетают незаметно: подготовка, тренировки, запланированные встречи. Я скучал по сумасшедшему графику, по нервному напряжению, по чувству азарта. Но по крохе, которая не отвечает на звонки, скучаю больше. Я выиграл для нее заплыв, как и обещал, а она даже трубку не берет. И я знаю, что Рада на дежурстве, просто схожу с ума, понимая – с ней может приключиться что угодно, а я буду далеко.
Выполнив обязательства, забрав медаль, выигрыш и переговорив с тренером, уезжаю отдыхать. Мне важнее вечеринок подумать над его словами и планом тренировок. Мы, наверное, впервые так спокойно обсуждаем Олимпиаду. Я больше не боюсь рисковать, не избегаю темы с рукой, которая, слава богу, хотя бы сейчас беспокоит меньше – может, мануальная терапия помогает. Мысли больше не сводятся к одному спорту, я больше не боюсь финальных титров. Потому что, даже если ничего не выйдет, у меня останется она.
Когда разбираюсь с основными задачами, появляется время решить вопрос с квартирой. Покупатели-то давно нашлись. После короткой встречи мы быстро переходим к сделке и закрепляем ее рукопожатием. Через несколько дней я освобожу пространство, и мои вещи перевезут на новое место, которое не обременено воспоминаниями. Как только в ней закончат ремонт, я обязательно привезу Раду в столицу, она ведь ни разу не была здесь. Я покажу ей всю красоту этого города. Уверен, ей понравится. Да и Волку тоже.